Татьяна Соломатина - Естественное убийство – 3. Виноватые

Разумеется, Соколов был приглашён на банкет. Теперь уже не только как друг Северного, но и как гость Маргариты Павловны, не побрезговавший остановиться в её современной, чистенькой, уютной спальне, с персональной ванной комнатой, где был комфортный унитаз и здоровенное джакузи, куда Соколов тут же шлёпнулся со стаканом и сигаретой, включив вытяжку на полную и раскрыв окно. В собственной ванной Маргариты Павловны не висело табличек с перечёркнутыми сигаретами. Ей не нужно было напоминать себе самой, что она не курит.

Уже в половине седьмого вечера Сеня настойчиво колотил в двери мансарды, хотя банкет был назначен на восемь. Но ему не открыли. Дело в том, что Всеволод Алексеевич и Алёна Дмитриевна сочли за лучшее ещё прогуляться. Семён Петрович решил прошвырнуться по набережной и, может быть, купить букетик цветов. Если тут, конечно же, продают цветы. Наверное, надо было бы и подарок прикупить. Но он же не знал, что тут юбилей. Да и Северный наверняка что-то достойное приобрёл – он такой. А они, в общем-то, вместе. Так что…

– Врагов имеет в жизни всяк, но от друзей – избави боже! – декламировал тем временем Северный котёнку-подростку, обнаруженному им с Алёной на генуэзской крепости. Вот уж куда Соколов точно не полезет, потому что любое мало-мальское физическое усилие, как то лестница, склон, горка и проч., приводит его в несказанный экзистенциальный ужас. Котёнок тщательно пережёвывал докторскую колбасу и внимательно слушал.

– Северный, я буду ужасной старушкой! – вдруг сказала Алёна. – Я буду ворчливой и страшно занудной. А ещё я буду таскаться с кульком несвежей колбасы для бездомных котов и собак. Возможно, даже заведу по паре-тройке и тех и других. И моё жилище напрочь провоняет звериной мочой и будет по колено завалено шерстью.

– Наше жилище! – поправил её Всеволод Алексеевич. – И ты будешь чудесной старушкой!

– Слушай, ну какого его сюда принесло, а?

– Соколова? Потому что он эгоист. И не умеет самостоятельно принимать решения. И для того, чтобы испортить нам жизнь. Но мы ему не дадим!

– Не дадим! – рассмеялась Алёна. – Давай мы ему сами испортим жизнь, а?

– Это каким же образом?

– А я позвоню Лесе. Пусть приезжает.

– Но это как-то… подло, какой бы он ни был идиот. Нет? Возможно, он сказал Лесе, что едет в командировку. Или… Ну, в любом случае он приехал сюда без неё и…

– Вот заодно и узнаем, что он сказал своей дорогой жене! И запомни, Северный: то, что для мужчины подло, – для женщины тактический ход.

– И наоборот?

– И наоборот. Я считаю, что если Соколов обманул жену даже в такой якобы малости, как поездка сюда – пусть не с любовницей и не к любовнице, а к другу, – подлость. Но ты наверняка считаешь это тактическим ходом.

– Ну, мужская солидарность, что ли…

– Ты мне эти штучки брось! – картинно нахмурилась Алёна. – Если, конечно же, собрался на мне жениться. Мужская солидарность, эка!.. Тогда считай мой звонок Леське женской солидарностью.

– Ну, если трактовать это так…

– Муж да убоится жены своей!

– Там, кажется, было как раз наоборот.

– Ошибочная трактовка, мой дорогой жених. Ошибочная трактовка! И кстати, я столько всего вывалила на твою несчастную голову в аэропорту за двенадцать часов, но так и не сказала главного.

– Неужели на самом деле ты одноногий негр преклонных годов?!

– Если бы! – Алёна завистливо присвистнула. – Я бездомная собака, Северный. Вроде этих с набережной. Я старая бездомная сука, уже давно нутром чующая, к кому подходить и зачем, а к кому не подходить и почему. Я старая бездомная сука, отлично знающая цену опасности поддаться иллюзии чувства. Я боюсь допустить щенячью ошибку и пойти не за тем. Больше мне из живодёрни под названием «любовь» не вырваться. У меня на подкорке татуировка двадцатилетней давности. Ты появился – и она сошла. Но я боюсь. И я не знаю, какой страх я сейчас испытываю – реальный или фантомный. И как отличить. Скажи мне, Северный, просто скажи: ты тот ?

– Да. Я тот, – уверенно сказал Северный.

– Северный, я люблю тебя! И за то, что ты самоуверенный нахал тоже! – Алёна рассмеялась и обняла его за шею.

Мы все друг другу – неблагодарные твари, сколько бы друг для друга ни сделали. Но некоторые твари неблагодарнее прочих. С одним человеком куском хлеба поделись – и он на всю жизнь запомнит. Ради другого жизнью пожертвуй – не заметит. Чаще всего мы все – где-то посередине экстремумов. Но если правда, что один любит, а другой лишь позволяет любить, то Соколов был как раз тем, кто любить позволял.

Леська шла по ночной промозглой сентябрьской московской улице и плакала. Шла, потому что машину она разбила. Несильно. Это бывает. Ничего страшного. Главное – сама осталась жива и здорова. Первый, кому она позвонила, когда в зад её автомобильчика въехала маршрутка, был, разумеется, обожаемый муж Сеня. Но обожаемый муж Сеня был вне зоны доступа сети. Тоже бывает. Ничего страшного. Дела. ГИБДД, страховщики. В обычной своей манере проделав всё необходимое «на автомате», Олеся Александровна тем не менее решила и все свои рабочие ситуации. Она топ-менеджер. А это не только большая зарплата, но и куда больший объём работ, нежели… Секретаршу она отпустила: у той захворал ребёнок. Логист взяла больничный по уходу за… ребёнком. Так что растаможка… Леся знала всю работу от и до. Ей бы и прибраться в офисе было не зазорно, паче чаяния и уборщица взяла бы больничный, отпуск или просто уволилась. Так что, подбив бабки с главным бухгалтером, сделав пару-тройку неотложных важных звонков за границу и по просторам необъятной родины, Леся наконец вернулась домой. Дома её встретили три няньки с отчётами и претензиями. Дарий, Даша и Жорыч – все трое вопили о чём-то своём. Наперебой. И разумеется, о важном и срочном. Потому что в их возрасте – всё важно и срочно. Георгина что-то лопотала. Анна-Пенелая безмятежно спала. Когда уснула Георгина, проснулась Анна-Пенелая. Всех выслушав, накормив и уложив, Леся доплелась до кухни. Ткнула кнопку чайника. Насыпала в чашку ложку кофе и три ложки сахара. Предстояло изучить региональные отчёты и подбить сводный – для отправки в головной офис, в Германию. С чашкой кофе Леся прошла в спальню. Включила настольную лампу. И оживила экран лептопа. На экране лептопа висел лист Word’а.

Я устал. Мне надо отдохнуть. Пересмотреть отношение к себе и к своей жизни. Буду через неделю. Или через две.

Леська нажала на крестик в правом верхнем углу. «Сохранить изменения в документе «Я устал»?» – любезно поинтересовался экран. Леся навела курсор на «нет».

Через четыре часа сводный отчёт был готов. Леся позвонила одной из нянек попросила её прийти на ночь. Нянька охотно согласилась: по ночам действовал двойной тариф.