Татьяна Соломатина - Естественное убийство – 3. Виноватые

Воцарилась тишина, которую нарушал только могучий храп Светланы Петровны.

– Не слишком большая доза барбитуратов. Она сделала всего лишь один глоток. Проспится и будет как новенькая, – заверил всех Всеволод Алексеевич. – Возможно, Лизанька, это вас разочарует, но и Екатерина Фёдоровна не валяется на кухне мёртвая, потому что ликёр она не выпила, а всего лишь опрокинула себе в рот, чтобы тут же выплюнуть обратно в рюмку. Убийственная доза предназначалась не ей, но Фёдоровна – человек надёжный и в точности выполнила все мои указания. Как, впрочем, и Маргарита Павловна, до последнего отказывавшаяся верить в версию Александра Ивановича.

– В нашу, в нашу версию, Всеволод Алексеевич, – стыдливо дополнил Шекерханов.

В этот момент на пороге двери, ведущей в зал, возникла живёхонькая, здоровёхонькая Фёдоровна и, ехидно помахав Лизаньке ручкой, отрапортовала Александру Ивановичу:

– Твои орлы уже забрали рюмку с ликёром!

– Так что за чёртово условие? – никак не отреагировав на Фёдоровну, выкрикнула Лизанька и тут же, обратив внимание на исполненный ужаса взгляд Алексея Васильевича, брезгливо кинула ему: – Не волнуйся, детей я от тебя не собралась заводить. А двоюродные – они и у дворян, и на Востоке совершенно спокойно друг с другом семьи заводят, не такой уж это и инцест. Куда ужаснее то, что ты тупое и ленивое ничтожество, мнящее себя гением. Хорошо, что твой гадёныш утонул! Вы меня все ужасно раздражали, сил уже не было прикидываться! Кстати, всё, что мне смогут инкриминировать, – это попытку отравления… кухарки или твоей блаженной маменьки. Но знаете что, дорогие идиоты? Эту рюмку я себе налила. У меня шок. Мне нужно было принять успокоительное. Просто перепутала рюмки, сами понимаете, в каком я состоянии… Любимый свёкр зарезан, любимый пасынок утонул… Даже хорошо, что всё более-менее открылось. Ненайденное тело твоего сыночка заставило бы меня прожить с тобой ещё некоторое количество положенных лет, лишь по истечении которых…

– Да, именно поэтому Лизанька была так безутешна, когда предположительно утонул Сашка, отправишийся один ловить рыбу с Лизанькиной подачи, одобрения и технического содействия. И вы ещё, Лизанька, забыли помянуть старшего брата вашей свекрови.

– Этот был умнее многих и кое-что стал соображать. Так что он очень удачно сверзился с лестницы, – расхохоталась Лизанька. – Говорите уже это дурацкое условие!

– Это «чёртово» и «дурацкое» условие, Лизанька, – спокойно объявил Северный, – вот какое: в доме Маргариты Павловны, наследника Маргариты Павловны или её ближайшего кровного родственника должен был быть беспородный пёс по кличке Кубик.

– Глупость какая-то!

– Да, для вас – глупость. Вы ведь слишком умны для таких глупостей, не правда ли?

– Я одного не могу понять, – вдруг подала голос Алёна. – Как она собиралась доказывать своё кровное родство с Павлом Левентовым или Маргаритой Павловной Фирсановой.

– Никак, Алёна Дмитриевна, никак. Завещания Маргарита Павловна никак не собралась написать. Если она скоропостижно скончается, то всё имеющееся у неё имущество делится между двумя прямыми наследниками – мужем и сыном. Зарезав Василия Николаевича, так удачно воспользовавшись тем, что он весь вечер болтал о имеющихся у него двадцати тысячах гривен, Лизанька надеялась, что сердце Маргариты Павловны не выдержит и она умрёт. И тогда единственным наследником остаётся сын – муж и кузен Лизаньки. Кто единственная наследница мужа? Жена. Маргарита Павловна весьма стойко восприняла смерть Василия Николаевича. И Лизанька стала подкармливать её своим кремом для депиляции, щедро добавляя его в так любимые Маргаритой Павловной мазилки и гомогенизированные творожки. Екатерина Фёдоровна, признаться честно, часто оставляла завтрак для хозяйки без присмотра. И никто ничего не обнаружил бы. Гипертензия, тахикардия, боли в сердце и приступы аритмии – симптомы отравления таллием – не вызвали бы подозрения у врачей. Возраст, стресс. Умерла и умерла. И вскрытие ничего не показало бы.

– Если бы Всеволод Алексеевич не настоял на проведении специального исследования на таллий.

– Слава богу, прижизненного.

– И ничего вы не докажете!

– Нет ещё такого факта, который нельзя было бы доказать, коль скоро он очевиден. Зачем вам, Лизанька, такое количество крема для депиляции, как будто вы снежный человек, а не молодая красивая девушка, к тому же прибегающая к фотодепиляции. С деталями Александр Иванович отлично разберётся. У нас же – просто почти семейные посиделки в милом гостевом доме. И даже Светлана Павловна мило сопит, принявши виски со снотворным. На осколках стакана ваши отпечатки. И прибравшая их Фёдоровна уже отправила их в лабораторию. Единственное, что действительно трудно было бы доказать, – это то, что вы зарезали Василия Павловича. Вот просто так взяли и воткнули нож в глубоко спящего человека, вынули у него из-под подушки деньги для отвода глаз, нож быстренько отнесли на кухню, предварительно протерев. Вам даже казалось забавным, что Фёдоровна работает ножом, которым был зарезан небезразличный ей человек.

– Ха! Только эта дура не замечала, что у Фёдоровны с Васькой роман! – расхохоталась Лизанька.

– Это не было романом, это было дружбой, – сказал Северный. – А вот у одного седого боевого капитана действительно роман. С дамой, проживающей в крохотном двухэтажном домике напротив. Жене он сказал, что ночь проведёт в море, а сам отправился к подруге. И что же он увидел? Он увидел, как невестка Маргариты Павловны стала исправляться в лучшую сторону и, похоже, даже застилает за собой постель! Хотя, признаться честно, пальцем о палец не ударит. Для чего же «казашка» и горничные? Тому, что Лизанька заночевала в гостиной в квартире Маргариты Павловны, он не удивился. А вот то, что склонилась над диванчиком в гостиной, не иначе как застилая кровать, – так этим он очень был поражён. Человек видит другого человека через окно, и то не в полный рост, а по пояс – такова особенность видимости снизу вверх. И какие мысли возникают у доброго человека, пусть даже и слегка изменяющего жене? Никак не о том, что молодая девушка, пусть даже несколько избалованная, убивает собственного свёкра. О нет, она просто застилает постель. Ровно в то самое время, как мой бестолковый друг Сеня нежится в джакузи. Всё это видит моряк, одновременно фиксируя, который час.

Что касается Петра Павловича, потащившегося к тому самому седому боевому капитану принять вина на набережную за упокой души Василия Николаевича, – так он его ждал. И улочку с лестницей очень хорошо просматривал. И «Скорую» вызвал. «Скорая» – ментов, менты – меня. «С лестницы так не падают!» – голосил моряк врачам «Скорой» и ментам. Но кто же слушает хмельного пожилого человека? Я два часа ползал на карачках с фонариком и лупой. Потому что есть у старых военных одно важное качество, роднящее их с ментами и врачами, – наблюдательность. Хотя они не всегда могут точно сформулировать, особенно находясь под газом. «С лестницы так не падают!» Пётр Павлович не упал с лестницы. Он с неё скатился. И кто-то очень постарался сымитировать удары височными областями о ступеньки. Но лестничные ступеньки не замахиваются. А рука, Лизанька, она – рычаг. И сила нанесённого удара. «Он, Сева, не упал с лестницы. Не споткнулся. Он скатился». И кстати, Лизанька, это не ваше? – Всеволод Алексеевич достал из кармана брюк пластиковый пакетик, в котором лежал волос, очень похожий на Лизанькин. Один генетический анализ и…