Василий Викторов - Банк

Влад встал со своего места, подошел к Жанне, наклонился к ней, обнял, произнес:

— Ну-ну, милая, не надо, еще расплачешься.

Она отстранилась, сделала большой глоток вина и сказала:

— Не бойся, не расплачусь — все слезы давно уж выплаканы. Хорошо было прятаться еще два века назад — ни самолетов, ни телефонов, гоняется за тобой полиция по Европе, а ты сел на корабль — и в Америку, там построил себе ферму и паси скот да множь детей.

— Ну, там тоже все не так просто было. Во-первых, всегда «нужон был пачпорт», а без него многие европейские границы пересечь было сложно. Во-вторых, даже если бы ты и добрался хотя бы до Восточного побережья, то пришли бы какие-нибудь воинственно настроенные ирокезы или апачи, дом бы сожгли, скот угнали, а с нас сняли на память скальпы.

— Вряд ли, — улыбнулась Жанна, — я надеюсь, что уж в то время ты точно был бы не скромным банковским служащим — потенциальным претендентом на роль козла отпущения, — а каким-нибудь Клинтом Иствудом или Грегори Пеком и потому сумел бы перестрелять всех врагов, и белых, и краснокожих.

— Или «Верной рукой — другом индейцев» — тогда бы я с ними поддерживал добрые дипломатические связи.

— Придется тебе, зверобой, наверное, еще за одной бутылкой вина идти, — сказала Жанна, самостоятельно перевернув бутылку над бокалом и старательно потрясывая ее, дабы в ней не осталось ни единой капли.

— А может, не стоит, может, пойдем посмотрим телевизор. — И он кивнул в сторону комнаты. — Я вот тоже пива больше не хочу.

— Вот все вы, мужики, такие, — хитро прищурившись, посмотрела она на него, — сначала напоят девушку, потом поездят по ушам, увлекут будто телевизор смотреть да музыку слушать, а сами…

— Глупая, — произнес Влад, — ты радуйся, дорожи моментом, а то после того, как поженимся, я тебе просто буду давать команду — и все.

— Какую команду?

— «В койку»!

— Забавно. Вообще-то, у меня отец генерал, а не у тебя, потому еще неизвестно, кто командовать будет. Кстати, а ты уверен, что мы успеем пожениться?

— Ну, — он пожал плечами, — расписаться-то можно в любом случае. Тихо, спокойно, без шума — будем ощущать себя полноценными супругами. Если у твоего отца ничего не получится, то хотя бы сможем без проблем селиться в отелях в одном номере…

— А когда я успею документы на твою фамилию поменять?

— А мы не будем их менять — ты получишь штампик в общегражданском паспорте, и все — замужняя жена. Не семнадцать-то лет — фамилию менять, видимо, уже к своей привыкла?

— Да я, — серьезно ответила Жанна, — если честно, ко многому тому привыкла, что уже пришлось поменять благодаря знакомству с тобой и еще, не дай Бог, придется. Ладно, пойдем смотреть телевизор, только давай сначала душ примем.

— Конечно, как же иначе, — только и ответил Влад.

В течение всего уик-энда они старательно избегали каких бы то ни было разговоров на больную тему, болтали о всякой несусветной чепухе, коей в другое время и крупицу внимания не уделили бы, вдруг старательно занялись домашним хозяйством — она принялась мыть полы, выстирала гору невесть откуда взявшегося грязного белья, он вдруг прочно встал за плиту и наготовил столько блюд, будто ждал прихода большого количества гостей. Когда они, закончив с этими заботами, наконец уселись за стол и пообедали, то беседовали о чем угодно, только не о самой главной проблеме, вдруг так страшно и неожиданно появившейся в их жизни. Вечером же она устроилась с «Красным и черным» Стендаля на кухне, он завалился на кровать перед телевизором, издеваясь над своим зрением и состоянием путем бесконечного переключения каналов. В конце концов он остановил свое внимание на каком-то американском фильме по НТВ, позвал невесту, она прилегла с ним рядом, заложив закладкой книгу, причем Влад почему-то обратил внимание на страницу, на которой она прервала чтение, — сто четырнадцать. Кино Жанне не понравилось, и она вернулась с книгой на кухню. Через час с небольшим, когда все злодеи были повержены, а герой и героиня обменялись долгим счастливым поцелуем, он решил приготовить себе чай и пошел ставить чайник. В этот момент любимая отлучилась в ванную, Влад раскрыл лежавшую на столе книгу — закладка по-прежнему находилась между сто четырнадцатой и сто пятнадцатой страницами. Получалось, что за час с лишним она не перевернула ни одного листика, следовательно, находясь в одиночестве, о чем-то думала, впрочем, известно о чем, — в ее состоянии мысли настойчиво лезут в голову, строки же плывут перед глазами, и настроиться на чтение невозможно.

Когда она вошла, вытирая лицо полотенцем, он сказал:

— Солнышко, ну что ты мучаешь себя, еще ведь ничего не ясно, надо только подождать два дня, а потом уже делать выводы и строить планы.

— Ты о чем?

— О том, — и Влад указал на книгу, — что за все то время, пока я пялился в телевизор, ты не прочла ни строчки. Значит, ты просто сидела и думала о том дерьме, в которое я влип и втянул с собой тебя.

— Ты прав, — ответила она и села за стол. — У меня все это не идет из головы, я и ночью-то спала урывками. Может, мы завтра в церковь сходим — воскресенье ведь?

— Хочешь помолиться?

— Хочу. И что там в подобных случаях делается, когда о чуде молят, — свечи ставят, иконы целуют — тоже хочу сделать.

— Но твой отец сказал же: никуда не выходить. А чтобы помолиться, необязательно в храм идти. У меня молитвенник есть, возьми его и читай — хочешь вслух, хочешь, про себя.

— Ты не шутишь?

— Отнюдь. Не зря же он у меня дома лежит — я его сам иногда открываю. Раньше, правда, надо признаться, делал это чаще, чем сейчас.

— Ох, я не знаю, что делать, — что я только б ни отдала, чтобы вернуться назад, хотя бы на месяц! Тогда все это можно было бы предотвратить!

— Да, — кивнул Влад, — но для этого, однако, нужно было знать будущее. Я тоже бы с удовольствием вернулся, да и не на месяц, а много назад, и вообще бы пересадил свой мозг тридцатитрехлетнего мужчины себе же, только мальчику-десятикласснику. Скольких тогда ошибок, невзгод и разочарований мне бы удалось избежать! А может, это и к счастью — оставить все как есть. Значит, так надо.

— Как надо? Отдать деньги, которых не брал, или бежать куда глаза глядят? — Она, казалось, была готова разреветься.

— Да. И верить в лучшее будущее. Иначе что стоит наша жизнь — без веры в грядущее счастье?

— Совсем недавно ты радовался тихому существованию без перемен и революций, а теперь ратуешь за резкие скачки, в этом и наблюдая движение жизни!

— Да я бы и сейчас радовался нашему спокойному семейному счастью, работе с десяти до восемнадцати, двум выходным еженедельно, отпуску ежегодно, общению с друзьями, алкоголю, брюхонабивательству и монетонакопительству. Но уж если со мной беда произошла — что, менять свисающую с крюка на потолке люстру на натертую мылом веревку? Дудки. Петербург не единственный в мире город, Россия — не единственная страна, Евразия — не единственный континент, а люди везде живут.