Василий Викторов - Банк

Она вошла, бросила на пол пакет и, переводя дыхание, — Влад обратил на это внимание, значит, сильно торопилась и шла от метро быстро, — произнесла:

— Собирайся — отец звонил мне на работу, пригласил на чай. Сказал, чтобы мы не ужинали, а сразу отправлялись к нему, о себе же сообщил, что может чуть задержаться, а может вернуться и раньше нас. Так что давай, пошли.

— Может, хоть бутерброд какой съешь — проголодалась-то к вечеру, наверное?

— У отца поем. Ну, двигайся, что стоишь?

«Скоро старик управился, — подумал он, — не прошло и трех дней, два из которых — выходные. А может, никаких решений еще нет и он хочет, скажем так, изложить предварительные данные? Ох, Господи, спаси и сохрани».

Влад быстро оделся, накинул легкую куртку, пока Жанна вызывала лифт, закрыл дверь на оба замка, зашел за ней в кабину, надавил на кнопку первого этажа.

— Каким тоном он говорил — бодрым или, наоборот, печальным?

— Да никаким — как обычно, как будто действительно захотел с нами попить чаю.

— Ясно, — только и сказал он.

Шли быстро, Жанна — так даже чересчур.

Дверь открыл им Кеша, мать расцеловал, Владу крепко пожал руку.

— Соскучился по матери? — спросила она. С момента переезда звонила Жанна сыну чуть ли не ежедневно, но видеться, конечно, приходилось редко.

— Соскучился, — улыбаясь, ответил Никифор.

— Дед дома?

— Не-а, — мотнул он головой, — дед загулял.

— То есть? — снимая обувь, продолжала она расспросы.

— С субботы на воскресенье вообще дома не ночевал, вчера только к полуночи пришел, а сегодня с семи утра убежал. Я так думаю, может, он себе какую бабушку присмотрел?

— Кеша! — повысила Жанна голос. — Сейчас подзатыльник получишь!

— А что, дед не человек, что ли? Бить же детей нельзя — «насилие не есть способ решения проблемы, оно может разрушить вашу семью».

— Что-то я не понимаю.

— Мэри Фредриксон, группа «Roxett». Ну да ладно.

— У тебя сегодня, я вижу, настроение хорошее? — спросила она, проходя вместе с Владом в комнату.

— А почему ему быть плохим?

— Наслаждаешься свободой?

— Какой свободой?! Дед меня держит в ежовых рукавицах. Как ты переехала, он все бремя воспитания взял на себя — ведет со мною педагогические беседы и… — Тут Кеша поднял указательный палец и шепотом произнес: — Один раз проверил дневник!

— Что ж тут странного? — сказала Жанна. — Ты предлагаешь предоставить тебя полностью самому себе?

— Странное тут то, — немедленно отреагировал сын, — что я уже не в пятом классе, и то, что в последний раз он делал это три года назад, — а тут вдруг вспомнил.

— Вдруг ему на твои пятерки захотелось полюбоваться?

— Пятерки у нас в дневник ставят по желанию ученика, только двойки насильно. После же объявления отличной оценки нести его учителю — значит, подлизываться и, таким образом, противопоставлять себя коллективу, большинство которого, естественно, лентяи и троечники, подобных поступков не одобряющие. Я же для себя учусь, для своего будущего, а не для того, чтобы у меня был красивый дневник, правильно?

— Относительно, — вдруг замешкалась она и отправилась на кухню. Через секунду оттуда раздался ее громкий возглас: — Никифор! Иди сюда!

— Что такое? — выкрикнул он, не поднимаясь с места. Жанна сама вернулась в комнату.

— «Такое»? Вы с ума сошли — столько грязной посуды! Скоро ее складывать будет негде! Почему не моете?

— А мы с дедом договорились по очереди, — как ни в чем не бывало, сказал Кеша, — два раза в неделю: раз — я, раз — он. Я ведь не виноват, что он не хочет?

— Ты же говоришь, что его в последние дни и дома-то не было, — откуда тогда столько тарелок?

— А это ко мне ребята заходили — проголодались вдруг, я их и покормил.

— К тебе заходили ребята, а дед, пожилой уже человек, должен за ними посуду мыть? — возмущенно проговорила Жанна.

— Ну я же, когда они с Константином Сергеевичем пиво сразу из десяти кружек пьют и рыбу из шести тарелок едят, за ними мою, — ответил сын, — а пахнет все это после их воблы отнюдь не розами.

— Вот, — обратилась она к Владу, — и все воспитание. Это, значит, дед «очень любимого внука». Краешком глаза взглянул в дневник — и бегом на кухню убирать за его друзьями. Меня тут на вас нет! Ну да ладно, придется заходить почаще.

— Мам, — засмеялся Кеша, — все равно — договор есть договор. Я вот думаю предложить ему не по очереди, а спичку тянуть или монетку бросать. Так как мне в таких делах обычно везет, то заботы по отработке твоей барщины лягут в основном на него.

— Как не стыдно, — произнесла она, — и это мой сын! Я сама помою, лентяй.

Развернувшись, она ушла на кухню, и Влад заметил мелькнувшую у нее на губах улыбку.

— А как вообще дела? — спросил он у Никифора, главным образом для того, чтобы нарушить вдруг возникшую тишину.

— Нормально, — ответил тот. — Как обычно.

— Что у тебя входит в «обычно»? Если не секрет, конечно.

— Да не секрет. Школа, курсы, тренировки, тусовки. Деда вот в шахматы обыграл. Он кричит, что случайно, — да я и сам знаю, — требует реванша, но я специально тяну — хочу насладиться триумфом, потому что, если за доску сяду, он меня тут же в пух и прах разобьет. Киношки всякие глупые смотрю, книжки умные читаю. Немногое, в общем, изменилось.

— Понятно, — кивнул Влад, и, так как не знал, о чем еще спросить, опять возникла пауза. Ее впрочем, нарушил сам юноша, который вдруг, понизив голос, спросил:

— Влад, можно мне задать вопрос?

— Конечно, о чем речь?

— Только вопрос серьезный, и ответь на него серьезно, хорошо?

— О’кей.

— Как должен поступать настоящий мужчина, который видит, что женщина, которую он… ну, которая ему дорога, постоянно его обманывает?

Гость был несколько озадачен — он ожидал услышать нечто другое.

— Ну, — протянул он, — тут нельзя односложно ответить. Ты хочешь пространного ответа?

— И искреннего, — произнес Кеша. — Я же предупредил: вопрос серьезный.

— Хорошо, — кивнул Влад. — Тогда, во-первых, что ты вкладываешь в понятие настоящего мужчины?

— Ну, не здоровые кулаки, конечно.

— А что?

— Даже не знаю, — замялся юноша. — Ну, есть такой термин, я его использую. Хорошо, тогда я разобью свой вопрос на две части. Первая: что значит быть настоящим мужчиной?

— Опять-таки — сколько людей, столько и мнений. Здоровые кулаки, кстати, нисколько не мешают, хотя, конечно, — и тут ты полностью прав — сами по себе ничего не означают: они могут являться признаком только грубой силы, а сила идет в последнюю очередь, прежде нее — дух. Важен и интеллект, но сам по себе он так же мало относится к понятию «мужчина», как и сила. Дух — прежде всего, потому что это и нравственность, и характер, и воля, и вера, и любовь. Настоящий мужчина должен следовать главным человеческим заповедям: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай своих родителей. Иными словами, вор, лгун, «лицо», я бы так сказал, не помнящее своих корней, — уже не мужчина. Хотя, конечно, убийство, если совершено оно для защиты своих детей, жены, дома, родины, — оправданно. Но прежде надо быть человеком. Я не знаю, как сейчас посадить дерево или построить дом, но то, что мужчина должен создать семью, родить детей, любить их и защищать, — это точно. Иметь твердый характер, хотя и необязательно проявлять его по всякому поводу, уметь хранить верность своим словам, а не отрекаться от них в минуту грозящей опасности. Идеальный мужчина — сильный духом и телом, умный и верный. Но этот образ нельзя доводить до абсурда, — чтобы считаться настоящим мужчиной, не обязательно кидаться в каждую драку и клясться по каждому поводу. Я твоей матери как-то приводил один пример: идет человек по улице, на его глазах пятеро избивают одного, а он проходит мимо, не вмешиваясь. Почему? Да потому, что он не Стивен Сигал и реально помочь не сможет, зато повредит себе. Пусть лучше добежит до ближайшего милиционера — тоже своего рода поступок по нашим временам. Хотя, конечно, идеальный мужик бросился бы в самую гущу и без знания бокса и джиу-джитсу, тем более что сломанный нос приобретению мужественности нисколько не повредит, наоборот.