Алексей Наст - Чужая зона

– Готов. – Мозг не работал, но губы выдавили это слово.

Хотелось поскорее уйти в сладкий туман забвения, где всё хорошо и ничего не требуется для счастья – оно само накрывало яркими клубами…

– Повтори ещё раз! – пророкотал Циммерман.

– Готов!

– Я знаю тебя, сука… Ты всё сделаешь в лучшем виде… Согласно новому дурацкому закону, которые эти мрази там, на Олимпе, придумали, нельзя быть героем больше одного раза… Но я верю, мы отметим с тобой твою новую геройскую «Звезду»!

– Готов!

– Что? Ты ещё не отошёл?

– Готов!

– Ты понял что-нибудь?

– Выполнять!

– Ты урод! Ты понял это? Ты узнаёшь меня или весь в тумане? Я ругаться сейчас начну…

Сергей открыл глаза. Это больница. Палата. Белая и стерильная до отвращения. Пикающие цифровыми датчиками современные медицинские приборы. На пальцах – несколько зажимов со шнурами капельниц. Две мерзкие, неудобные трубки с кислородом, поступающим сквозь носоглотку.

Господи! Опять Циммерман! Всё он! Сука мерзкая! Убить его мало! Есть же в конторе ублюдки из ублюдков, а этот – первый выродок! За что он его отделал по первое число, можно даже сказать, изувечил… Чтобы всё выглядело естественно! Из-за слежки ФБР и МОССАДа в лице Сары встречу пришлось провести не в Сайлас-Холл, а на заброшенной стройплощадке. Применялся резервный вариант. Мразь он последняя. Или первая?.. А… Просто мразь, которая заигралась в разведку…

Сергей, издав стон, чуть повернул голову. Муть в глазах почти рассеялась. Взгляд упёрся в усталое, доброе лицо Эшли.

Спасибо, Господи! Влюблённая Эшли и влюблённое по самые уши в него ФБР! Как быстро Эшли примчалась в Нью-Йорк, только контора дала знак!

Попытка улыбнуться отдалась болью. Как всё плохо! Его обложили со всех сторон – и чужие, и те, кого он всегда считал своими! Зачем он очнулся?

– Ну, Сэм, милый, у тебя такие мрачные мысли! Ты улыбнулся… Улыбнись ещё раз! Для меня! Мне так хочется, чтобы ты улыбнулся! – Эшли погладила Сергея по щеке.

«Очень холодная рука. Очень…» – обжигаясь бредом, думал Сергей, тут же понимая, что это не у неё холодная рука, а у него или огромная температура, или супервысокое давление.

Он смог только прохрипеть в ответ.

Но даже это обрадовало Эшли.

Она ободряюще улыбнулась Сергею и снова погладила его по щеке. Может, у агентов ФБР такая ласка являлась показателем особого расположения? Сергей подумал об этом и улыбнулся.

Сергей упёрся взглядом в потолок. Как много у неё вопросов. Один вопрос важнее другого… Взгляд скользил по потолку, не задерживаясь на мелких деталях. Датчики противопожарной безопасности, потолок покрашен акриловой краской…

Почему в России сохранилось завистливо-подобострастное отношение к Штатам? – подумал Сергей. Чем это вызвано? Видимо, тем, что инфантильная советско-еврейская интеллигенция, имея все социалистические блага, мечтала об успехе американских звёзд? Но в Штатах их никто не ждал. В результате и в Америке они не прижились, и в России их стали презирать. А их книги, с воспоминаниями о себе любимых, ныне вызывают полное отторжение… Да и не читает их уже никто… Время прошло, и никому их стенания теперь не нужны… В чём же дело? Почему Штаты притягательны и для нынешних россиян? Здесь жить хуже, чем в России, в десяток раз, так почему Америка кажется «золотой» сказкой? Видимо, влияние Голливуда…

– О чём ты думаешь, милый? – Эшли улыбалась приторно, но, как ей казалось, очень влюблённо и преданно.

«Бедная Эшли…»

Сергей закрыл глаза и уснул…

…Было лето, и было всего много-много: родительской любви, такой дорогой в юном возрасте, удивительных впечатлений, и радостей, и первых жизненных разочарований…

Сколько ему тогда было лет? Десять или двенадцать, а может быть, одиннадцать… Разве это важно?

– Милый!

Сергей очнулся от возгласа Эшли, секунду смотрел на неё. Сон ещё был реальностью, таял медленно… Мозг переключался на страшную действительность не торопясь, цепляясь за милые, детские образы… Тогда было счастье. Настоящее счастье. Счастливый мальчик у счастливых родителей… Потом он вырос, стал взрослым, но всё оставалось на уровне внутреннего комфорта. Сергею было хорошо в его жизни, где бы он ни был, чем ни занимался… А теперь?

Он тут же снова впал в глубокий сон.

Эшли набрала номер на своём смартфоне и заговорила с жутким американским акцентом по-русски:

– Пока он совсем невменяемый. Что? Нет. Он будет выходить из наркоза ещё часов десять, не меньше. Я поеду домой. Почему? Я тоже человек и хочу отдохнуть…

После она перешла на английский:

– Вы думаете, он меня услышал?

В трубке раздражённо отозвался мужской бас:

– Он услышал и то, что вы сказали сейчас мне. Когда кончится дилетантство?!

Сергей улыбнулся во сне. Он всё услышал… Игра шла, и он не был пешкой в этом страшном поединке…

Пробуждение было тяжёлым, как и обещал Циммерман.

Сергей очнулся от жуткого холода. Тело онемело настолько, что удары, которые привели его в чувство, тяжёлые удары ногой в крепком кожаном ботинке с толстой подошвой, специально приспособленной для битья, показались лишь толчками. Он еле разлепил веки и инстинктивно (он не осознавал, где он и что происходило), на чистом подсознании, отозвался не по-русски, а по-английски:

– За что?

В ответ прогремело грязное ругательство. Грубый мужской голос сразу вернул Сергея в реальность. За этим вскриком последовало ругательство и новый мощный пинок ботинка, в подбородок.

Сергей от удара сдвинулся на полметра, но усмехнулся.

Новый сильнейший удар поверг сознание во тьму.

«Почему меня били американские полицейские? – удивился Сергей, находясь в сумеречном сознании. – Неужели в России не хватает своих отмороженных парней в форме? Пригласили американцев? Полный абсурд!

Здравствуйте, Ангел!

Ангел!

Ангел!

Блин, больно! Здравствуйте, Ангел!..»

– Урод! Ты слышишь меня?! – Вопрос по-английски звучал возмущённо, но уже без агрессии (выместили всё зло пинками).

Мозг Сергея вернулся в нормальное состояние – он в США, и надо отвечать на том языке, на котором задан вопрос.

– Да!

– Отлично! Ты имеешь право хранить молчание. Всё сказанное тобой может быть использовано против тебя в суде!.. Парни, пакуй маньяка.

И был мрак… И стал свет…

Сергей открыл глаза – еле удержал сознание, чтобы понять, что он в больничной палате, что яркий, белый свет экономичных, витых ламп – это не параноидальная иллюзия и не болезненный мираж.