Майкл Коннелли - Девять драконов

Босх выскочил из рубки и через мостки помчался на пирс. Он подбежал к дверце водительского сиденья белого «мерседеса» и распахнул ее. Осмотрел заднее сиденье, но там было пусто. Тогда он склонился над приборной доской, выискивая кнопку, открывающую багажник.

Не найдя таковой, он выключил мотор и выхватил ключи из замка зажигания. По дороге к багажнику нажал кнопку на ключе.

Крышка багажника автоматически поднялась. Босх заглянул туда — и там, на одеяле, с завязанными глазами и кляпом во рту, лежала его дочь. Руки ее были примотаны к туловищу несколькими оборотами клейкой ленты. Лодыжки тоже были стянуты.

— Мэдди! — воскликнул Босх.

Едва не запрыгнув в багажник, он торопливо стянул с ее глаз повязку и принялся вытаскивать изо рта кляп.

— Это я! Детка! Это папа!

Она открыла глаза и заморгала.

— Ты спасена, Мэдди! Все позади! Ты спасена!

Когда кляп был вынут, девочка издала пронзительный вопль, поразивший отца в самое сердце и звучавший в нем эхом до конца его дней. В нем отразились одновременно страх, крик о помощи и возглас радостного облегчения.

— Папа!

Она разрыдалась, а Босх схватил ее на руки и вытащил из багажника. Подоспевший Сун помогал ему.

— Теперь все будет хорошо, — повторял Босх. — Все будет хорошо.

Они поставили девочку на землю, и Босх с помощью зубьев одного из ключей стал разрезать опутывавшую ее клейкую ленту. Она так и была в своей школьной форме. Как только ее руки оказались свободны, она обхватила Босха за шею и стиснула изо всех сил.

— Я знала, что ты приедешь! — бормотала она, судорожно всхлипывая.

Босх не помнил, чтобы какие-то еще слова значили для него больше. Он наклонился к ней.

— Мэдди?

— Что, папа?

— Ты не получила никаких повреждений? Я имею в виду, физических повреждений. Если они что-то с тобой сделали, нам надо показать тебя…

— Нет, со мной все в порядке.

Положив руки ей на плечи, он внимательно посмотрел ей в глаза.

— Это правда? Ты можешь мне сказать.

— Это правда, папа. Я в порядке.

— Хорошо. Тогда нам надо ехать.

Он повернулся к Суну:

— Ты можешь отвезти нас в аэропорт?

— Нет проблем.

— Тогда поехали.

Босх обнял дочь за плечи, и они вслед за Суном пошли вдоль пирса. Девочка крепко прижималась к отцу, и лишь когда они сели в машину — похоже, только сейчас! — осознала присутствие Суна. Тогда она задала вопрос, которого Гарри так страшился:

— Папа?

— Что, Мэдди?

— А где мама?

Босх не ответил ей прямо. Он просто сказал дочери, что ее мать не может сейчас быть с ними, но что она упаковала для нее рюкзак и что им надо ехать в аэропорт, чтобы покинуть Гонконг. Сун не сказал ничего и только ускорил шаг; он шел впереди, не участвуя в разговоре.

С помощью этого объяснения Босх как будто выиграл некоторое время, чтобы обдумать, когда и как он даст дочери ответ, подразумевающий крутое изменение всей ее жизни. Когда они подошли к черному «мерседесу», он сначала посадил ее на заднее сиденье и только затем пошел к багажнику за рюкзаком. Он не хотел, чтобы она видела сумку, приготовленную Элеонор для себя. Он обыскал чемодан Элеонор и, найдя паспорт Мэдди, убрал его в карман.

Потом сел на переднее пассажирское сиденье и передал дочери рюкзак, велев ей переодеться. Посмотрел на часы и кивнул Суну:

— Поехали. Нам надо успеть на самолет.

Тот тронул машину с места и стал выезжать из портовой зоны в ускоренном, но не привлекающем внимания темпе.

— Нет ли здесь какого-нибудь парома или поезда, который доставил бы нас туда напрямую? — спросил Босх.

— Нет, паромный маршрут закрыли, а по железной дороге придется делать пересадку. Будет лучше, если я вас отвезу. Я хочу это сделать.

— Хорошо, Сун Йи.

Несколько минут они ехали в молчании. Босху хотелось обернуться назад и поговорить с дочерью — взглянуть на нее, убедиться, что с ней все в порядке.

— Мэдди, ты переоделась?

Она не ответила.

— Мэдди?

Босх обернулся и посмотрел на нее. Да, она переоделась и, привалившись к двери машины за спиной Суна, сидела, уставившись в окно и обнимая подушку. По щекам ее текли слезы. Кажется, она даже не заметила продырявленное пулей отверстие в подушке.

— Мэдди, что с тобой?

Не отрывая глаз от окна, девочка промолвила:

— Она погибла, да?

— Что?

Босх прекрасно понял, о ком и о чем она говорит, — просто тянул время, стараясь на сколько можно отодвинуть неизбежное.

— Я ведь не дура. Ты здесь. Сун Йи здесь. Ей тоже надо быть здесь. Она бы обязательно была, но с ней что-то случилось.

Босху показалось, будто кто-то ударил его кулаком прямо в грудь. Мэделин по-прежнему обнимала подушку, глядя в окно полными слез глазами.

— Мэдди, мне очень жаль. Я хотел сказать тебе, но в более подходящее время.

— А когда оно придет, подходящее?

Босх кивнул:

— Ты права. Никогда.

Он протянул назад руку и коснулся ее коленки, но она в ту же секунду ее отдернула. Это был первый зримый признак той вины, которую он всегда будет в себе носить.

— Поверь, мне очень жаль. Я не знаю, что сказать. Когда я приземлился в Гонконге сегодня утром, твоя мама встретила меня в аэропорту. Вместе с Суном Йи. Она хотела только одного, Мэдди: вернуть тебя домой целой и невредимой. Она не заботилась больше ни о чем, включая себя саму.

— Что с ней случилось?

Босх помедлил в нерешительности, но не было иного пути, как только сказать правду.

— Ее застрелили, детка. Какие-то люди стреляли в меня, а пуля попала в нее. Я думаю, она даже не почувствовала.

Девочка закрыла глаза руками.

— Это я, я виновата!

Босх покачал головой, хотя она не могла этого видеть.

— Нет, Мэдди, нет. Послушай меня. Не смей так говорить. Не смей так даже думать. Ты не виновата. Это я виноват. Во всем случившемся виноват я.

Она не ответила, лишь крепче прижала к себе подушку и не отрывала глаз от мелькающих за окном спутанных очертаний дорожного пейзажа.

Час спустя они прибыли в аэропорт и остановились на площадке для высадки пассажиров. Босх помог дочери выйти и повернулся к Суну. В машине они говорили мало. Но сейчас настало время прощания. Босх хорошо понимал, что его дочь ни за что не удалось бы вызволить без помощи Суна.

— Сун Йи, спасибо за спасение моей дочери.

— Это ты ее спас. Ничто не могло тебя остановить, Гарри Босх.

— Что ты теперь будешь делать? Полиция придет к тебе из-за Элеонор, если не из-за чего-нибудь другого.

— Я сам управлюсь с этим делом и не стану тебя упоминать. Обещаю. Что бы ни случилось, я не стану впутывать тебя и твою дочь.

Босх кивнул.

— Удачи тебе.

— И тебе тоже.

Босх пожал ему руку и затем отступил в сторону, пропуская вперед Мэделин. После неловкой паузы девочка шагнула вперед и обняла Суна. Даже под тенью черных очков Босх увидел выражение его лица. Босх понимал: каковы бы ни были их с Мэделин разногласия, Сун со всей решимостью занимался ее спасением. Быть может, это позволило ему обрести прибежище в себе самом.