Сергей Грошев - Поиск

— Разве Шевылев еще раз был в Тупилине?

— Да, месяцем позже. И коней его солдаты ставили во дворе той самой Лукерьи.

— Неужели жители не запомнили ни одной фамилии?

— Солдаты разбили палатки на околице, с населением почти не общались…

Краснов бросил сигарету, прислушался к усилившемуся дождю, предложил:

— Давай запруды сделаем на дороге, отведем воду в сторону, а то в нашу яму натечет столько, что завтра и не выберемся.

Через полчаса они забрались в машину.

— Каким я представляю себе дальнейший розыск? — продолжил начатый разговор Николай. — Надо искать и Шевылева, и его солдат — очевидцев, а то и участников преступлений. «Команда Фрезнера» — вот начало и конец розыска. Начало нам известно…

Краснов говорил, а перед Петровым, как живая, вставала эта картина прошлого…

В два часа дня 26 декабря 1941 года весь личный состав Ржевского лагеря военнопленных, что размещался в бывших складах «Заготзерно», был выгнан на улицу. Люди, не получившие в тот день и обычной порции «баланды», сбились в кучу в тщетной попытке укрыться от пронизывающего декабрьского ветра. Перед строем появились комендант лагеря с переводчиком, с ними незнакомый русский в немецкой форме. Он прошелся вдоль строя, разглядывая лица.

— Бывшие красноармейцы! Большевистская армия разбита. Это понимают теперь все. Кто поумнее, это предвидел давно, — распахнул шинель, показал висевший на мундире, под клапаном правого нагрудного кармана, «железный крест». Фельдфебель Шевылев получил его за спасение генерала. — Вступайте в нашу армию, и вы будете иметь все: награды, почести, тепло и хлеб.

Он еще долго распространялся на эту тему, но стоявшие не вслушивались в его речь: прямо перед ними, в каких-нибудь двадцати шагах, на ящиках из-под снарядов были расставлены пятнадцать алюминиевых немецких котелков с кашей, пшенной кашей, запах которой щекотал ноздри, дурманил голову, переворачивал все нутро.

— Большевики агитируют словом, мы… — вербовщик протянул руку в сторону котелков, — делом. Кто первый добежит, тот зачисляется в мою команду. Работа не сложная: уничтожать партизан. Итак, раз, два, марш!

К каше побежало человек пять, потом из строя вышло еще четверо, еще двое, трое… Остальные стояли, глотали слюни, утихомиривая нестерпимо жгучую резь в желудках. Один котелок долго оставался нетронутым.

— Чего вы боитесь? — орал фельдфебель. — Разве сдохнуть с голоду легче, чем умереть от пули?

— От чьей пули? — послышалось сзади.

В это время строй поколебался, пропустив пожилого солдата с седыми усами, который двинулся вперед нетвердой походкой, ссутулив спину, принявшую взоры-выстрелы обессиленных, голодных, умирающих, но не потерявших мужества и чести людей.

Так была сформирована эта команда. Принцип — предательство, цена ему — котелок каши…

— Об это рассказал один из тех, кто стоял в строю. Рядом с ним был тот усатый, вышедший последним. Он был знаком с ним, когда-то помнил, как его фамилия, из какой местности, но теперь все это уже забылось.

— Если бы он вспомнил! — вздохнул Петров.

— И вот на Смоленщине, вскоре после тупилинского расстрела, команда Шевылева, охранявшая генерала, исчезает. Корпус остается, конников нет. Сотни документов — и никакой ясности. Данных о судьбе этих пятнадцати нигде нет. Они как сквозь землю провалились. Ты спишь? — неожиданно спросил Николай.

Сергей ответил не сразу.

— Мне кажется, надо начинать с другого конца. Необходимо поговорить со всеми людьми, даже с теми, кто видел этих конников хотя бы один раз или только слышал о них…

— Я уже разговаривал со многими из тех деревень, где останавливался Шевылев. Они мало что добавили к сказанному Фроловым, разве только прозвище, которым окрестили Шевылева в округе: «гунявый». Каратели останавливались там, где размещался штаб корпуса, и все местное население выгонялось, как правило, не только из домов, но и из деревни.

— Ты перебил меня. Так вот, надо поговорить со всеми без исключения: и кому тогда было восемьдесят лет, и пять. Случайно оброненная фраза, слово, примета — все, что могло сохраниться в их памяти, поможет нанести пусть маленькую, но новую черточку на портрет Шевылева и его солдат.

В спорах, советах, возражениях прошла ночь. Едва рассвело, друзья прорыли канаву, по которой спустили из ямы воду. Потом долго возились, поднимая домкратом машину, подсовывая под колеса сучья и стволы сваленных ветром деревьев, пока, наконец, обе оси с суставами «диферов» не оторвались от грунта…

— …Вы заезжали к Краснову? — спросил начальник Петрова, когда тот докладывал о результатах командировки.

— Мы встречались с ним.

— Поработали вместе?

— Поработали. С большим напряжением, товарищ полковник, — ответил капитан и засмеялся, вспомнив, с какими усилиями они прошлым утром вытаскивали из грязи управленческий «ГАЗик»…

Чем чаще вспоминал Николай свой ночной разговор со следователем, тем больше убеждался в правоте его слов.

И он снова пошел тропами и дорогами генерала Фрезнера, его охранной группы. Ночевки в деревнях, встречи в поле, разговоры на завалинках, беседы в колхозных канцеляриях, на фермах — люди отвечали охотно, желая помочь сдернуть завесу с прошлого.

Новое, новое, новое… Сотрудник государственной безопасности узнал имена почти всех конников (кроме самого Шевылева), мог теперь обрисовать характер, привычки почти каждого из них — от злобного и беспощадного ординарца Федьки до того, степенного, с усами, выделявшегося среди солдат своим человеческим отношением к людям — Якова. Но ни одной фамилии! Наконец нить поиска опять привела в глухие лесные места, о которых рассказывал Фролов…

Едва Краснов вышел из леса, как в уши ударил надсадный рев тракторов. Издалека он, как ни вглядывался, смог различить лишь людей на краю села.

Краснов направлялся к Лукерье. Он знал, что каратели ставили своих коней в ее дворе, а ее выгнали из дома, и она приютилась на другом конце села. Ему не давала покоя мысль: как же тогда жили в это время на чердаке ее дома трое раненых бойцов? Не может же быть, чтобы они целую неделю обходились без пищи, без воды и без ухода? Значит, Лукерья все-таки нашла способ поддерживать их и в те дни? Значит, она бывала в своей хате?..

Обычно появление в деревне незнакомого человека сразу заинтересовывает жителей, но сейчас приход Краснова остался незамеченным. Все внимание собравшихся — нескольких старушек, предусмотрительно державшихся на почтительном расстоянии от места работ, да ребятишек, густо облепивших изгородь, — было приковано к бригадиру, точнее, к его поднятой руке. Вот она резко опустилась вниз. Оба трактора натужно заревели и рванули стальной трос. Старый дом, до этого сопротивлявшийся натиску, вдруг покачнулся, дрожь прошла волной по его изъеденному временем деревянному телу. Он как-то печально и беспомощно моргнул в последний раз черными глазницами пустых оконных проемов и — рухнул, подняв громадное облако пыли.