Леонид Звмятин - Смерть приходит в розовом

Последнее предписание было выполнено тотчас. Тамара принесла наполненный до краев фужер. Татьяна выпила водку, как воду в жаркий день, большими глотками. Ее расширенные глаза поочередно застывали на окружающих, на обстановке, она будто заново познавала мир. На щечках проступил румянец. Вдруг она начала кого-то выискивать. Уставилась на меня. Две слезинки скатились к подбородку. Послышался всхлип.

— Ему же больно, — пожаловалась она, не сводя с меня глаз.

— Кому? — машинально вырвалось у меня.

— Зачем ты это сделал? — с очередным всхлипом спросила она.

— Дайте ей еще водки, — услышал я голос следователя и следом увидел его перед собой.

— Отойдем в сторонку, — попросил он. — Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Он был нетерпелив и, как только мы уединились, ошарашил меня:

— Выходит, жена видела вас в момент выстрела.

— С чего вы взяли? — опешил я.

— С ее слов.

— Она же в полуобморочном состоянии, не может адекватно воспринимать действительность. Для нее все сместилось во времени и сжалось до предела того страшного мига, а вы пользуетесь этим вопреки всем процессуальным нормам, — с гневом возразил я.

— Что вы знаете о следственных методах и процессуальных нормах? — с насмешкой произнес он в ответ и хмыкнул.

— Кое-что, — я засунул руку в карман и вынул удостоверение. Пока дознание шло по горячим следам и дело не доходило до протокольных тонкостей, я не козырял местом своей работы. Но вот вынужден сделать.

— Вон как, уголовный розыск! — он еще раз хмыкнул, но уже без сарказма. — Тогда, пожалуйста, еще раз, но только подробнее: что привело вас сюда и все о дальнейшем ходе событий.

Я рассказал, как он и требовал, без утайки, почти досконально описывая каждый свой шаг. Промолчал лишь об увиденной мною в просвете женщине в розовом, ибо почему-то посчитал, что усугублю этим положение: он примет мои слова за выдумку, за стремление отвести подозрение от Татьяны.

Его явно не устраивало в моем рассказе лишь одно: нахождение оружия на момент преступления, ибо оно было принято приехавшими оперативниками от меня, а я настаивал на том, что убийца сначала выстрелил в жертву, а затем вложил пистолет в руки моей жены. Конечно, на его месте и я сомневался бы в предположениях, выдвинутых другими. Тем более, это не мог никто подтвердить. Остальные свидетели в один голос заявляли, что оружие находилось у Татьяны и затем во избежание неприятностей перекочевало ко мне. Они говорили то, что видели.

Водка оказалась действенным лекарством: истерика у Татьяны прошла, и она стала вполне адекватно воспринимать реальность. Этим сразу воспользовался Маврик, несмотря на мой протест по поводу преждевременности допроса. Тогда я попытался добиться разрешения поприсутствовать, на что он заметил:

— При виде вас она может замкнуться.

И все же я настоял на своем. Татьяна не замечала меня, так как я находился у нее за спиной. Да мне и не так важно было видеть выражение ее лица, основное — слова.

— Расскажите, как все произошло, — начал Маврик мягким голосом, похожим на умоляющий.

— Я и Валерий Васильевич… — она запнулась.

— Продолжайте, пожалуйста, — следователь — сама любезность. В кого только не перевоплотишься, дабы вызнать истину.

— Мы присели в беседке, говорили о пустяках. Он начал преподносить мне комплименты. Было приятно слышать нежные слова. Он опустился передо мной на колени и стал целовать мои руки. Я видела его глаза… — Татьяна вновь запнулась и смахнула пальчиками слезы. — В них стояли восхищение и любовь. А потом вдруг взгляд превратился в удивленный и следом в нем появился ужас. Лицо исказилось до неузнаваемости, и тут рядом с моей головой прозвучал хлопок. Боже!

— Вы видели, кто стрелял?

Татьяна молчала, уткнувшись в ладони.

Маврик приблизился к ней и сделал, в его понимании, некий психологический жест: успокаивающе провел рукой по волосам Татьяны и повторил вопрос.

— Нет, не видела, — и она затрясла головой.

— Может быть, это был ваш муж?

Провокационный вопрос заставил меня сжать кулаки.

— Мой муж? — Татьяна подняла голову. — Боже, он здесь! Что он тут делает?

— Как пистолет оказался в ваших руках? — гнул свое Маврик.

— Пистолет? Не помню, — в голосе Татьяны появилась плаксивость. — Помню лишь его лицо, искаженное ужасом, хлопок, кровь и больше ничего не помню.

— Может быть, вы сами стреляли в него в состоянии аффекта?

— Я? За что?

В этом направлении для следователя обозначился явный тупик. Но какое-то решение ему надо принимать. Наверняка оно будет далеким от Соломонова. Маврик вновь отозвал меня в сторону.

— В общем, так: ваша супруга — основная подозреваемая, буду добиваться постановления о заключении ее под стражу.

— Не вижу серьезных оснований, — возразил я.

— Для вас — пока подписка о невыезде, — ошеломил он следом.

— Спасибо, — с иронией поблагодарил я. — Выходит, у вас две версии. По первой — стреляла моя жена, хотя мотивов не видно, а по второй — я, так понимаю, из-за ревности.

— А что, такое не могло произойти? Затем вы вложили в руки буквально ставшей невменяемой жене оружие и сделались свидетелем.

В фантазии ему не откажешь, воображение на уровне.

— А не резоннее было бы мне смотаться побыстрее и подальше, тем более, лес рядом, ищи-свищи. И этот фокус с оружием проделывать не надо было бы: застрелил и убежал.

— Резоннее, — согласился он. — Вот поэтому вам пока подписка о невыезде. А еще резоннее — надо было своевременно делать жене комплименты, тогда, возможно, подобного не приключилось бы.

Оказывается, и с юмором у него все в порядке.

— Но есть еще одна версия, — попытался продолжить я полемику. — Убийство мог совершить кто-то третий, сейчас здесь не присутствующий.

— Вполне возможно, — согласился он, чтобы следом внести уточнение: — Но маловероятно. Мотивы преступления наверняка кроются в отношениях собравшихся тут, а значит, убийца среди вас.

Я хотел было возразить и рассказать о женщине в розовом, но, увидев надменность на лице Маврика, вновь понял: он воспримет мое, теперь уже запоздалое, сообщение как выдумку. Пришлось оставить пока при себе, возможно, важный факт. Доказательной базы у Маврика почти никакой, и Татьяну наверняка отпустят. А впрочем, пусть почувствует разницу между страстным любовником и тюремной баландой. Во мне опять заговорила ревность.

Наступившая ночь, как изощренный в своем ремесле заплечных дел мастер, пытала каждой минутой. Донимаемый невеселыми мыслями, я то ходил по пустой квартире, то падал на кровать и в бессилии мял руками подушку, то надолго застывал у окна и смотрел на небо, словно хотел по расположению звезд определить дальнейшую судьбу. Состояние души можно было сравнить с кораблем в штормовую погоду: бросало то в одну, то в другую сторону. Временами становилось невыносимо тоскливо от сознания того, что могу навсегда потерять Татьяну. За неимением настоящего убийцы ее могут сломать и превратить в преступницу. В эти мгновения полнился решимостью прямо утром отправиться по кабинетам высокого начальства в поисках справедливости. Но следом лезло ревнивое, в голове не укладывалось, что она могла изменить мне с неказистым на вид человечишкой лишь из-за его более высокого материального положения, и тогда я опускался до злорадства: «Так тебе и надо, шлюха». Но спустя немного появлялись робкие, оправдывающие ее поведение мысли. Чего там, ослабил я внимание к супруге, и верно заметил Маврик: комплиментами не баловал ее, они были редки, как дождь в пустыне, и там, где раньше наши отношения скрепляла любовь, теперь правила бал привычка — эта ржа семейной жизни. Забыл, когда в последний раз преподносил жене цветы.