Гунар Цирулис - Не верьте в аиста

Альберт устало махнул рукой. Астра взяла на гитаре первые такты знакомого физкультурного марша. Под ее аккомпанемент Варис замогильным голосом запел сочиненный Альбертом текст:

— В древнем Риме усекли пользу утренней зарядки…

— Гениально! Давайте споем хором! — вдохновенно предложил Эдгар.

— Обратно мероприятие… — и Альберт демонстративно уткнулся лицом в свои вытянутые руки.

— Тогда уж лучше пойти поплясать, — Лайла сказала это между прочим, однако втайне лелеяла надежду потанцевать с Вилисом, в которого была влюблена с пятого класса.

Это ни для кого не было тайной, но Вилис, как это порой случается, о чувствах Лайлы узнал последним. А, узнав, долгое время не мог определить свою дальнейшую линию поведения. Затем убедился, что никаких особых требований к нему не предъявляют, и благосклонно разрешил себя любить. Даже привык к тому, что Лайла терпеливо поджидает его после каждой тренировки, дает сдирать домашние задания и всячески опекает его. Жизнь стала более легкой и приятной…

— Давно, наверно, не слышали: «Папа, маме сам скажи», — вяло съехидничал Альберт.

— Выключай пилу! — оборвал приятеля Варис. — Что на тебя сегодня нашло?

— Скукотища…

— Я бы на твоем месте посадил всех нас в свою «Волгу» — и по Юрмале.

Хотя Вилис свое предложение внес скорей шутки ради, тем не менее оно сразу оживило ребят.

— А почему бы и нет?! Права и доверенность у меня есть, — тон у Альберта был вызывающий. — Если бы Варис еще раз прогулялся к моей мамаше и сказал, что по заданию органов милиции…

— Нет, нет, до наступления темноты я не могу появляться в нашем районе! Тот ворюга ведь не отдает бабушке шмотки. А еще раз выслушать, какие она привезла нам подарки — это свыше моих сил. Мы с Расмой прикинули, что в багажном шкафчике уместилось не менее двух контейнеров груза.

— А если попробовать по телефону? — Лайла не желала так легко отказаться от заманчивой перспективы.

— Не пройдет номер… — покачал головой Альберт. — Вот если бы кто-нибудь из Варисовых предков позвонил, а так…

— Тебе все-таки удалось родиться в солидном семействе, — сказал Варису Эдгар, младший сын почтового работника-пенсионера.

— Отец — милиционер, мать — учительница, — ехидствовал Альберт. — Для преступника — идеальное родословное дерево…

— И все же они хорошие люди! — неожиданно серьезно сказал Варис.

К группе ребят ленивой, развинченной походкой приближалась Ингрида. В первый момент Альберт даже не узнал свою недавнюю пассажирку — настолько изменилась внешность девушки. Теперь на ней было простое коротенькое платьице, и были видны ее длинные красивые ноги. Лицо ненакрашено, круглый лоб, огромные темные глаза, чуть припухшая верхняя губа. Она показалась ребятам веселой и бесшабашной девушкой. Такие сидели рядом с ними за партой в одиннадцатом классе.

— Да здравствует цвет и будущее народа! — она направилась прямиком к Альберту. — Дай закурить, адский водитель!

Признаться, что он некурящий, означало бы утратить по крайней мере половину мужского достоинства. Парень запустил руку в карман брюк, затем бессовестно соврал:

— Позавчера бросил.

— Молодец. Теперь получаешь двойное удовольствие, когда куришь чужие, — Ингрида присела рядом с Альбертом и достала из висящей на плече сумки пачку американского «Уинстона», предложила юноше, затем пустила по кругу: — Берите, ребята, смело, капиталистическая здесь только оболочка, внутри наша старая добрая «Прима».

Закурили только Альберт и — ко всеобщему удивлению — Астра. Она посмотрела на незнакомку холодно, почти враждебно. Впервые в жизни в ней пробудилось подобие ревности, до конца неосознанный страх. Астра волновалась отнюдь не за Вариса, а за Альберта, который не сводил с Ингриды глаз. Девушка это заметила, но не подавала виду.

— Когда мы днем ехали на его машине, — рассказывала Ингрида, — я чуть не стала калекой. Он, наверно, еще не в курсе, где педаль тормоза, и чешет на всю железку… Нет ничего глупей — удовольствия никакого, а алименты платить потом всю жизнь. Тогда уж лучше, если знаешь, за что, хотя бы под старость будет приятно вспомнить, верно?.. — и она вызывающе посмотрела на Альберта.

Девушка Эдгару не понравилась.

— Ты из какого дома отдыха? — спросил он, чтобы переменить тему.

— Я разве похожа на тех, кому раз в год бывает нужна «кустотерапия» и кефир перед сном? — сейчас тон у Ингриды был вполне серьезный. — Терпеть не могу романтику по профсоюзной путевке.

— Все-таки ты, может быть, соблаговолишь поведать, как нам величать основателя теории свободной романтики. — У Эдгара была страсть говорить сложно о самом простом.

— Ингридой. Можете звать Ингой, если хотите короче, даже Идой.

Людей на пляже не убыло; купающихся сменили любители неторопливого гуляния на берегу, свято верившие, что таким образом они могут сбросить килограмм-другой лишнего жира. Кое-где в павильонах вспыхнул холодный и неприятный «дневной свет».

— Теперь или никогда! — убедившись, что остальные идут за ним, Вилис скинул тренировочный костюм и пустился бегом с дюны.

— Ты пойдешь? — спросил Альберт.

— Я без купальника. Пойдем попозже, — ответила Ингрида.

— Я барахлишко покараулю! — крикнул Альберт друзьям, которые уже вошли в воду, затем обратился к девушке: — Ты что — всегда такая откровенная?

— Стараюсь. И знаешь, мои друзья постепенно привыкают.

— Я тоже хочу стать твоим другом, — простодушно признался Альберт.

— Вот видишь, вовсе не так уж трудно обойтись без петляния.

Ингрида встала и потянулась. Альберт тоже вскочил и несмело положил руку на талию девушки. Она резко повернулась и очутилась в объятиях юноши.

— Только давай с уговором: в тот день, когда ты мне надоешь, я тебе скажу об этом в глаза, и мы расстанемся без лишних слов, хорошо?.. Пошли! — она взяла Альберта под руку и грустно усмехнулась: — Эти вещи можешь смело оставить без надзора, поверь мне…

На берегу Альберта остановил выходивший из воды Варис.

— Позвонить твоей маме, что ты задержишься?

— Будь другом! Скажи, что на реке полный штиль, — после чего пояснил Ингриде: — Моя мамаша волнуется только в шторм…

— У тебя и яхта есть? — Ингрида задумчиво прикусила губу. — Может, тебе все-таки не стоит меня провожать… Видишь ли, у тебя столько всего, что можно потерять…

— Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей! — с наигранной бесшабашностью воскликнул Альберт.

В действительности же он чувствовал себя препогано, хотя ни за что на свете не признался бы, что сейчас с удовольствием вернулся бы к ребятам. Альберту частенько доводилось провожать домой девушек, но на этот раз — он был не настолько наивен, чтобы не понять это, — навряд ли их прогулка завершится традиционным ни к чему не обязывающим поцелуем у калитки. И он сам не знал, желает ли этого по-настоящему.