Жак Робер - Кто-то за дверью

- Он человек мягкий, ты сам сказал. Значит, он ее не бил?

- Разумеется, нет.

Мы словно играем в "портреты"[2].

- Никаких скандалов, ссор?

- Никаких. Это хорошо воспитанные, миролюбивые люди, они терпеть не могут беспорядок, шум, любое насилие. По правде говоря, они- мне видятся похожими на нас.

- В духе старых традиций.

- Именно это и безумно интересно: показать, как потихоньку, незаметно рушится счастье вроде бы дружной, мирной супружеской пары. Никаких ссор, размолвок. И потом вдруг жена отдаляется от мужа. Но почему, черт побери?! Почему?

Когда-нибудь я непременно приведу этот диалог в качестве типичного примера того, каков может быть обмен репликами между писателем и его подругой в момент, когда мучительно вынашивается замысел нового романа.

- Возможно, в этом заключается вред хорошего воспитания, - говорит Пюс. - Есть пары, которые в итоге погибают от чрезмерной благовоспитанности.

- Объясни! Раскрой свою мысль! - требую я, и у меня такое ощущение, будто я треплю ее рукой по шее, как породистую лошадку.

- Они приучают друг друга обо всем молчать, все скрывать. Особенно чувства. Это так вульгарно в ваше время - чувства! О сердце - ни слова!

- Только в случае инфаркта! - хохотнув, вставляю я. Но Пюс серьезно продолжает:

- Тогда жена твоего учителя - а у нее, несмотря ни на что, сердце все-таки есть,- возможно, вообразила, что ее муж стал бесчувственным сухарем. И вот однажды, устав от всего этого холода, она отправляется искать немножечко тепла.

Тут я, не выдержав, вскакиваю с места.

- Ну нет, вот уж это невозможно, извини!

- Что именно невозможно?

- Твоя версия. Может, я и деградирую, но пока все же пишу не в журнал для домохозяек! Только еще иллюстраций не хватает: муж - с булыжником вместо сердца, и она уходит, унося свое сердце с собой!

Я вдруг начинаю злиться. И искренне. Никто не знает, на какие вспышки гнева способен автор романов в узком кругу, когда его заподозрят в сочинительстве для газетной рубрики "любовная переписка".

Пюс не нравится моя реплика. Ее лицо заливается краской, а это означает, что сейчас она обрушит на меня весь свой сарказм.

- И впрямь я рехнулась!- восклицает она. - Совершенно отстала от жизни! Просто устарела! Ты прав, надо пощекотать публике нервы! В наше время только это себя и оправдывает! Хочешь, я тебе скажу: у твоего учителя есть порок. Тайный порок, который она открыла, и все это ей настолько омерзительно, что она становится наркоманкой. Неплохо, а?

Я пожимаю плечами.

- Давай искать порок, дорогой! - весело продолжает Пюс.- Может, он пьет, твой учитель? Виски. Уж виски-то не вышло из моды? А я, я вышла из моды?

Она быстро подходит к столику, чтобы снова наполнить стакан.

- Хватит, Пюс! - кричу я.- Ты и так много выпила! Она не слушает и продолжает:

- Он пьет виски в перерыве между занятиями, он прячется, чтобы выпить в уборной, пока его не застает врасплох один из учеников, чей отец психиатр. А это разве не здорово?

- Нет, очень плохо!

Еще одна деталь: я терпеть не могу, когда иронизируют над моими персонажами, высмеивают их. Для меня это равносильно тому, как если бы врач-акушер ради забавы завязывал узлом ножки новорожденного, которого он сам только что извлек из чрева мадам Дюпон[3].

Но Пюс на это в высшей степени наплевать. От виски ее рассудок пылает, как омлет "сюрприз".

- Опять не то. Тогда вот, я знаю, кто он, твой агреже[4]! Он педераст!

Я начинаю кружиться на месте, подобно дервишу, меня, охватывает чувство сильнейшего раздражения.

- Нет, нет и нет! Он нормальный, абсолютно нормальный! Средний француз, не блещущий оригинальностью, однако с небольшим своим культурным багажом в голове, со своей совестливостью интеллектуала, которая всю жизнь призывала его к осуждению насилия.

- Ага, ясно, он антифашист!

- Антифашист, и тем не менее рогоносец! - ору я. Ее смех резко обрывается.

- Есть еще фактор времени, - произносит она так, будто сделала великое открытие.- Сколько лет они женаты?

- Как мы. Семь, восемь.

- Переломный седьмой год?

- Да, об этом пресловутом кризисе всегда говорят, но никогда не объясняют, как он наступает. Усталость, привычка, утрата таинственности?.. Все это по-прежнему неясно. Возвращаемся к исходному положению. Отчего вдруг любящая жена разлюбила мужа?

Я неожиданно подхожу к Пюс, беру ее за плечи и заглядываю в глаза.

- Пюс, а ты веришь в этого Другого?

- В Другого?

- В Любовника с большой буквы? В опьянение, помрачение и прочую чепуху? В любовника, который в итоге превратится в такого же мужа, как другие. Серьезно, ты в это веришь?

В ее больших голубых глазах, храбро выдержавших мой взгляд, появляется беспощадное выражение.

- Я просто обязана верить,- произносит Пюс глухо,- ведь она уходит, бросает своего учителя.

- Однако он не изменился, это тот самый человек, которого она полюбила, за которого вышла замуж семь лет назад. Характер не меняется.

- А вот и меняется! - с жаром возражает Пюс.- Также, как худой человек может превратиться в толстого. Я лично вижу, как твой учитель изо дня в день делается все больше учителем. Изо дня в день он все больше погружается в свои книги, в свою Древнюю Грецию. И если б он был механиком, все было б точно так же - он все больше погружался бы в свои моторы. Сам знаешь зайдешь в гараж и видишь одни только задницы.

- Не будем на них останавливаться.

- И так до того самого дня, когда твоя счастливая жена обнаруживает, что она одинока. Одинокая - это значит свободная! Свободная - это значит она может собой распоряжаться. Тут-то и появляется этот другой - любовник. Иначе и быть не может!

- И тот дурак ничего не замечает? Я имею ввиду мужа...

- Нет. Он весь в своих книгах.

- Я не согласен! - взвиваюсь я вдруг.- Все-таки он иногда закрывает свои книги. А когда книги закрыты...

- ...он продолжает ничего не видеть. Из лени. Кажется, она меня раздражает!

- Из лени! Он, такой трудолюбивый! Влюбленный в Грецию эрудит!

- В Грецию, но не в жену. В любви он ленив. Любовь требует много сил. Она мучительна, невыносима! Тому есть доказательство - некоторые умирают от любви.

- Ты не в своем уме! Ведь если она вышла за него замуж, значит, он все-таки сумел ее покорить.

- Да, конечно, вначале он вел себя как надо. А потом, когда дело было сделано, он уже не церемонился!

- Довольно мелкая причина.

- Возможно, это мелкий человек. Бывают и такие мужья. Я решительно не согласен. Пусть он грешен, мой герой,

но тогда из гордости. Он ни минуты не мог предположить, что жена способна его обмануть, его, агреже, его, сверхчеловека.

Пюс не возражает. Она идет еще дальше:

- Он даже изобрел систему, чтобы оградить себя от неприятных сюрпризов. Я прямо слышу его слова: "Если жена изменит мне, такому человеку, выдающемуся знатоку Акрополя,- или там двигателей внутреннего сгорания,- мне останется только ее презирать".