Александр Содерберг - Ее андалузский друг

Бах! Тяжелый удар пришелся ей прямо в лицо. От неожиданности ноги у нее подкосились, она упала на пол, не понимая, что происходит. Внезапно он сел на нее верхом, начал кричать, брызгая слюной, чтобы она никогда больше не смела входить в его кабинет. Еще хоть раз переступит порог — он ее убьет.

— В ночь с субботы на воскресенье в травматологическое отделение обратился Карлос Фуэнтес.

Гунилла остановилась, обдумала услышанное, прежде чем снять с себя плащ.

— В ту же самую ночь?

Эва кивнула:

— Он заявил, что на него напала банда подростков.

Начальница повесила плащ на вешалку.

— Его допросили?

Кастро-Невес указала на стопку листов, лежавших перед ней на столе.

Гунилла прочла протокол допроса, проведенного патрульными в 1 час 48 минут в ту же ночь. Ничего интересного в протоколе не содержалось. Карлос прошел площадь Уденплан и двинулся дальше по Норртульсгатан, когда на него напали трое неизвестных подростков. Словесного портрета он дать не мог — подростки немедленно скрылись с места происшествия. Гунилла пробежала глазами заключение врача. У Карлоса оказались выбитыми два зуба в верхней челюсти, на лице обнаружены синяки и кровоподтеки. Она еще раз перечитала бумагу.

— Никаких повреждений на теле, — проговорила она.

Эва подняла глаза от компьютера:

— Что ты сказала?

— На него напали трое подростков, которые, похоже, били его исключительно по лицу. На теле, ногах и руках не осталось никаких отметин.

— А что в этом такого? — спросила Эва.

Начальница не поднимала взгляд от бумаги.

— Да нет, ничего, но…

Присев на стул, она еще раз прочла протокол допроса от начала до конца. Закончив, поднялась и подошла к доске, висевшей на стене, взяла фломастер и написала дату, когда мужчина с огнестрельным ранением был доставлен в больницу, над датой надписала «двое неизвестных в „Трастен“, ниже „Гектор?“ и „машина Софии?“». Затем добавила «мужчина с пулевым ранением» и «избит Карлос Фуэнтес». Эти записи образовали полумесяц над датой. Под датой она написала «неизвестный в машине Софии?» и «отмытая машина?».

Затем Гунилла отошла на шаг назад. У нее не было никаких доказательств того, что раненого доставили в больницу на машине Софии, как и доказательств того, что все эти события связаны между собой. С другой стороны, при всем уважении к случайным совпадениям, на них все-таки далеко не все можно списать.

— Эва! — окликнула она.

Эва Кастро-Невес подняла глаза.

— В тот же вечер избили Карлоса, а Андерс идентифицировал одного из двух мужчин, вошедших в ресторан «Трастен», как того, который теперь лежит раненый в больнице. По его словам, с уверенностью на семьдесят процентов… Коврик в багажнике машины маловат и недавно приклеен, к тому же Андерс унюхал запах моющих средств… Можем ли мы отбросить версию, что все это — случайные совпадения?

Эва внимательно оглядела записи на доске, но так и не ответила.

Гунилла снова повернулась к доске, некоторое время изучала ее и размышляла. Эва вернулась к своим занятиям. После долгого изучения Гунилла словно очнулась, обошла свой письменный стол, сняла с шеи цепочку с ключом и отперла им средний ящик стола. Достав оттуда черный блокнот для записей, она снова заперла ящик, надела цепочку на шею и вышла из комнаты.

Выйдя на Брахегатан, Гунилла свернула налево и пошла по Вальхаллавеген. Она брела по бульвару, пока не нашла свободную скамейку напротив входа в метро. Там она на некоторое время присела.

В шуме транспорта, среди других посторонних звуков, Гунилла закрыла глаза и отдалась своему внутреннему видению. Постепенно окружающие звуки исчезли, смолкло шуршание крон деревьев — все вокруг перестало существовать. Она пребывала в состоянии экстремального сосредоточения — ничто не проникало внутрь, ничто не вырывалось наружу. Сейчас Гунилла видела перед своим внутренним взором Софию Бринкман, выражение ее лица, движения ее рук, мелкие и неопределенные, слышала ее голос. Гунилла видела ее правую руку, закладывающую волосы за ухо, указательный палец, которым та проводила по брови, ладонь, неподвижно лежавшую на коленях, чуть откинутую назад голову. Далее она увидела три улыбки: вежливую, честную и вопросительную. Услышала три интонации Софии — естественную, с сомнением и безотчетно искреннюю. Она сопоставила эпизоды своего общения с Софией, интонации, слова и формулировки. Вспомнила выражение лица Софии в машине, когда сама она упомянула чувство вины за потерю родителей. Снова услышала, каким тоном ответила ей тогда София. Голос звучал тихо и искренне, но уклончиво. Вспомнила выражение лица Софии, когда рассказала ей, что проверила ее данные, и затем задала вопрос: «Как ты к этому относишься?» Тогда голос Софии звучал иначе — она лгала. Гунилла еще раз вслушалась в звуки ее голоса, сравнила с телефонным разговором, в котором София заверяла, что уехала домой из ресторана «Трастен» еще до исчезновения Гектора. Голос был тот же — та же интонация лжи.

Гунилла увидела перед своим внутренним взглядом простой сценарий: Гектор по каким-то причинам исчезает из ресторана, а София и Арон помогают ему… София лжет. Неужели она всегда лжет? Она и раньше всегда лгала?

Постепенно подступила реальность, звук ее собственного дыхания, шелест ветерка в кронах деревьев, шум транспорта и шаги прохожих… Гунилла Страндберг заморгала и открыла глаза.

Открыв черную записную книжку, лежавшую у нее на коленях, она записала все, к чему только что пришла, все свои размышления и ощущения, все догадки. Вся книжка была исписана такими неотчетливыми подсказками интуиции.

Женщина перечитала то, что только что записала, потом еще и еще раз. Картина начала проясняться. София Бринкман, судя по всему, поступает так, как считает нужным.

Поднявшись со скамейки, Гунилла вернулась обратно в офис, позвонила своему брату Эрику и сказала, что хочет обсудить с ним одну идею.

Альберт возвращался домой в приподнятом настроении, все еще ощущая во рту вкус ее жевательной резинки. Все произошло две недели назад, и теперь они вместе. Ее звали Анна Муберг, и она всегда ему нравилась.

С ним поравнялась машина — она медленно ехала вдоль пешеходной дорожки, с той же скоростью, с которой шел он сам. Альберт посмотрел на машину, на того, кто сидел за рулем, недоумевая, что тому может быть нужно, но окно со стороны водителя было закрыто. Некоторое время он продолжал идти, потом остановился.

Машина проехала чуть вперед и тоже остановилась. Альберт пересек дорогу позади машины, прибавил шагу. Стекло опустилось.

— Эй, парень!

Альберт обернулся, увидел за рулем рослого мужчину в светлой ветровке.