Дик Фрэнсис - Кураж. В родном городе. Рецепт убийства

Я подтащил его к окну, чтобы холодный ветер обдувал ему лицо. Через три или четыре минуты цвет лица восстановился.

Я обвил его пальцы вокруг решетки и перестал поддерживать. Он устоял на ногах. Тогда я вышел и запер дверь. Застежка, забравшись в мою комнату, мирно жевала сено.

Я привалился к стене и некоторое время смотрел на нее, проклиная себя за дурость, из-за которой чуть не попал в собственную ловушку. Меня здорово потрясла не столько сама драка, сколько та сила, с которой Кемп-Лор боролся.

Из задней комнаты не доносилось ни звука. Я подошел к окну. Он стоял на том же месте, и слезы лились у него по щекам. Дыхание выровнялось, и я подумал, что теперь ему хуже не станет, поскольку Застежки нет в комнате.

— Будь ты проклят! — Еще одна слеза скатилась по его щеке. — Проклят! Проклят!

Что можно было на это ответить?

Вернувшись к Застежке, я надел на нее повод. Собирался заняться ею позже, когда отпущу Кемп-Лора. Но обстоятельства изменились, и я решил сделать это пока светло. Вывел лошадь из дома, провел через ворота, вскочил ей на спину и проехал мимо машин, спрятанных в кустах вдоль гребня холма. Примерно в миле — шоссе, ведущее к Даунсу. И вскоре мы добрались до поля, принадлежавшего знакомому фермеру. Тут я спешился и снял повод.

Славная кобыла, мне было жаль с нею расставаться. Но не мог же я держать ее в коттедже. И поставить эту старушку в конюшни Джеймса — тоже не мог. По правде говоря, я просто не знал, что с ней делать. Я погладил ей морду, похлопал по шее и угостил полной горстью сахара. Потом хлестнул ее по заду и наблюдал, как мои восемьдесят пять фунтов, задрав копыта, ускакали по полю. Вот будет удивлен фермер, обнаружив приблудную кобылу. Но лошадей так бросают не впервые. И я не сомневался, что ее примут хорошо.

Стало смеркаться, и коттедж в Ложбине среди кустов и деревьев показался мне каким-то призрачным.

Все было спокойно. Он все еще стоял у окна. Увидев меня, попросил тихо:

— Выпустите…

Я покачал головой.

— Ну хоть позвоните на телевидение, что я заболел. Не заставите же вы их ждать и ждать до последней минуты.

Я не ответил.

— Позвоните!

Я отрицательно покачал головой.

Он просунул руки сквозь решетку и уперся головой в оконную раму.

— Умоляю вас, выпустите меня!

Он меня умоляет!

— А сколько вы собирались продержать меня в той кладовой?

Кемп-Лор вздернул голову, будто я его ударил.

— Я вернулся, чтобы отвязать вас, — желая меня убедить, заговорил он торопливо. — Вернулся сразу после передачи, но вас уже не было… Поверьте, все именно так. Я не оставил бы вас там надолго! Я только хотел помешать вам участвовать в скачке. — Его голос был таким убедительным, будто он говорил о чем-то совершенно обыденном.

— Вы — лжец, — спокойно возразил я. — Не приезжали вы после передачи. Иначе вы застали бы меня там. Ведь я освободился только к полуночи, и никто не пришел мне на помощь. И к тому времени, когда за мной приехали — а было часа два ночи, — вы тоже не вернулись. А в Аскоте на следующий день все говорили — прошел слух, что я не приеду. Вы даже по телевизору объявили, что мое имя на табло появилось по ошибке. Ну вот… И никто, кроме вас, не мог знать, что я не приеду на скачки. Так что вы не возвращались туда даже утром. И считали, что я все еще вишу на том крюке — живой или мертвый.

— Ну ладно! — закричал он вдруг, стукнув кулаком по решетке. — Мне все равно было, останешься ты жив или сдохнешь!.. Ты доволен?.. Ты это хотел услышать? Мне было наплевать: подыхай! Я с удовольствием представлял себе, как ты там висишь и как руки у тебя мертвеют, потом становятся черными… И как ты будешь стынуть медленно, постепенно. И наплевать мне было. Мне так было наплевать, что не помешало заснуть. Я лег спать. И заснул. Мне было безразлично… Надеюсь, теперь ты доволен! — У него перехватило дыхание, и он сел там внутри.

Нет, доволен я не был. Ни капельки. Я не представлял такой степени бесчеловечности. И мне стало нехорошо.

Я снова вернулся в дом и уселся на сено. Четверть седьмого. Еще три часа ждать. Три часа, пока ужасная правда дойдет до коллег Кемп-Лора на телевидении. И кончится тем, что выкопают какой-нибудь старый фильмик, предварительно объявив: «Мы очень сожалеем, но сегодня, из-за… болезни Мориса Кемп-Лора передачи „На скаковой дорожке“ не будет».

Ни сегодня не будет, ни когда-нибудь еще. Так-то, друзья!

Стемнело и стало подмораживать. А когда село солнце, температура упала ниже нуля. Стены нежилого дома, казалось, впитывали стужу.

Кемп-Лор снова начал дубасить в дверь.

— Я замерз! — кричал он. — Здесь слишком холодно…

— Очень жаль.

— Выпустите меня! — заорал он снова.

Я неподвижно сидел на сене. Сильно болело запястье, зажатое им, когда мы боролись. И кровь снова просочилась сквозь повязку. Мне и думать не хотелось, что скажет доктор-шотландец, увидев это. Все три его подбородка затрясутся неодобрительно.

Кемп-Лор долго ломился в дверь, но выломать ее ему не удалось. И все это время он кричал, что замерз и голоден, и чтобы я выпустил его. Я не отвечал. И примерно через час крики и стук прекратились. Я услышал, как он повалился на пол и зарыдал.

Но и слушая, как неутешно плачет он и стонет, я не двигался с места. Там, в кладовой, я тоже плакал.

Стрелки часов ползли по циферблату.

Без четверти девять — когда ничто не могло уже спасти его передачу — рыдания Кемп-Лора затихли, и коттедж погрузился в молчание.

Я вышел в сад и с чувством облегчения вдохнул свежий воздух. Трудный день кончился, и звезды ярко сияли в морозном небе.

Заведя машину Кемп-Лора, я развернул ее и подъехал к воротам. Затем в последний раз обошел дом, чтобы поговорить с ним через окно. Его лицо за решеткой выглядело бледным пятном.

— Моя машина! — истерически закричал он. — Я слышал ее мотор! Вы собираетесь бросить меня здесь?!

Я засмеялся:

— Нет. Вы поедете сами. Куда пожелаете. На вашем месте, я бы отправился в аэропорт и улетел подальше. Завтра, когда прочтут эти документы, вы уже никому не будете нужны. А еще день-другой — и до этой истории доберутся газеты. Во всяком случае, к скачкам вас уже не подпустят. А в Англии вас слишком хорошо знают в лицо, чтобы вы могли спрятаться под чужим именем или сменить род занятий. А так как есть еще целая ночь, прежде чем разразится буря и люди начнут с презрением и насмешкой таращиться на вас, — вы успеете собрать манатки и смыться из страны без всякого шума.

— Вы хотите сказать, что я… могу уехать? — Он был ошеломлен. — Просто уехать?

— Да, можете просто уехать, — кивнул я. — И если поспешите, вам удастся избежать расследования, которое обязаны предпринять распорядители. И даже сможете уйти от наказания. Уезжайте-ка в какую-нибудь отдаленную страну, где вас никто не знает и где есть возможность начать все сначала.