Дик Фрэнсис - Кураж. В родном городе. Рецепт убийства

Я прошел мимо нового высокого дома с окнами, похожими на дыры в ящике света. В одном из окон увидел мужчину и женщину, которые, тесно прижавшись друг к другу, танцевали под радио. Сразу же охватило чувство одиночества, которое временами появлялось у меня в последнее время. Хорошо бы быть своим в каждой комнате этого дома, подумал я, называть по имени каждого Жильца…

На другой стороне улицы увидел неоновую вывеску: «ПИВО» — и направился туда. Нижняя половина широкой витрины занавешена, но поверх занавески был виден большой квадратный зал с деревянными табуретами и столами и со стойкой бара в глубине. В холодном желтом свете засиженных мухами лампочек я рассмотрел на столах вырезанные инициалы и обуглившиеся вмятины от непогашенных сигарет. В пивной сидело всего лишь несколько человек, и, взглянув на них, я понял, что не буду там белой вороной.

Я уселся на высокий табурет перед стойкой. Бармен не обратил на меня внимания. Он переругивался с крашеной блондинкой и ее ярко-рыжей подругой, сидевшими у другого конца стойки, рядом с крупным молодым человеком в пальто из искусственной шерсти.

— Значит вам еще виски? — презрительно ухмыляясь, спросил бармен. — По-вашему, мне только и дела, что подавать вам виски? А вы знаете, что к вечеру я могу думать только о своих ногах? Они так болят, что не дают мне покоя…

— А ты налей руками, — визгливо произнесла крашеная блондинка.

Ее приятельница захихикала, а сидевший между ними молодой человек обнял обеих за плечи и привлек к себе.

Брюхо у бармена, полного, высокого и седоволосого мужчины, свисало над поясом и колыхалось при каждом движении.

— Генри, тебе следовало бы похудеть, — продолжала блондинка. — Тогда тебе было бы куда легче стоять на ногах.

— Ладно, ладно, — проворчал бармен. — Вы просили выпить, и вы получите выпивку. Однако предупреждаю, что виски здесь ничем не лучше помоев из канализации. — Говоря это, он налил три бокала из бутылки без ярлыка.

— Тебе-то это, конечно, известно, Генри, — заметила блондинка.

— Еще бы! Виски для меня — что молоко матери для младенца. — Я постучал по стойке четвертаком.

— Кто-то там проявляет нетерпение, — заявил Генри. — А когда у меня клиенты проявляют нетерпение, я начинаю нервничать и тогда вообще ничего не могу делать.

— Бутылку пива, — сказал я.

— Нет, вы только взгляните на мою руку, — продолжал Генри. — Она дрожит, как листочек. — Он вытянул перед собой огромную грязную лапищу и улыбнулся. — Значит, вам пива?

— Да, если ваше заведение еще не обанкротилось.

Бармен достал из холодильника бутылку пива, откупорил и толкнул ко мне.

— Что с вами, — недружелюбно спросил он. — Лишены чувства юмора?

— Растерял его в другом месте… Можете вернуться к своим дружкам и продолжать забавлять их.

— Видно, вы впервые в нашем городе, если не понимаете, как мы тут разговариваем.

— Ничего, я быстро выучусь. Я способный.

— Что-то незаметно.

— Скажите, а у вас подаются стаканы к пиву? Я не возражал бы против стакана.

— Может быть, вам подать еще маслины или вишни?

— А вы просто обмакните палец в стакан, когда будете наливать пиво.

— Можете налить себе сами.

Я взял бутылку и стакан и сел за столик у стены. За соседним столиком, перед стаканом пива, сидел старик. Лицо у него заросло щетиной — седой на щеках и верхней губе и грязно-серой на шее с обвисшей кожей. Когда я налил себе пива и поднес ко рту, он поднял свой стакан и подмигнул мне.

Я вежливо улыбнулся в ответ и тут же пожалел об этом, ибо старик поднялся и направился ко мне. Бесформенное, поношенное пальто висело на нем, как на вешалке, а двигался он словно мешок с тряпьем. Кряхтя, опустился на табуретку, положил на стол дряхлые руки и, наклонившись ко мне, противно улыбнулся, обнажив беззубые десны. От него пахло пивом и старостью.

— В конце концов человек начинает жить только после шестидесяти пяти, — заговорил он.

— Вам шестьдесят пять?

— Шестьдесят шесть… Знаю, знаю, что на вид мне еще больше, но меня состарили инфаркты. Если от первого я только стал медленнее ходить, то от второго до сих пор плохо действует левая рука, и, видимо, навсегда.

— В таком случае у вас странные основания заявлять, что человек начинает жить только после шестидесяти пяти лет.

— Что ты! Я совсем не это имел в виду! Я начал жить после шестидесяти пяти совершенно по иным причинам после того, как получил права.

— Какие? Избирательные, что ли?

— Да нет, сынок, права на пенсию по старости. С тех пор я сам себе хозяин никто меня не торопит, и никому я не обязан лизать пятки.

— Великое дело.

— Еще бы! Это самое лучшее время в моей жизни!

Он допил свой стакан, и я налил ему еще.

— А у кого вы работали до пенсии?

— Знаешь, как со мной поступили? После второго инфаркта отправили в богадельню, где мне не оказывали никакой медицинской помощи. У меня до сих пор еще не зажили пролежни от тамошних порядков. Я сбежал оттуда и долго оставался без пенсии, хотя имел все права на нее.

— Это почему же?

— Да потому, что я не мог доказать своего возраста. Вот ты, наверное, думаешь, что любой, кто только взглянет на меня, сразу убедится, что я дряхлый старик. Но для назначения пенсии этого мало. Я родился в деревне, и отец не зарегистрировал моего рождения. Поэтому свидетельства о рождении мне дать не могли. Я так бы и не получил пенсии, если бы не мистер Эллистер. Он велел навести справки, кое-кто под присягой дал показания, и все кончилось хорошо. Сейчас я имею пристанище под лестницей в складе, где меня никто не беспокоит.

В пивную вошли еще двое посетителей и уселись за соседний столик. Один был низенький и широкоплечий, в помятой кепке и старой кожаной тужурке, другой — высокий, худощавый, с лицом, похожим на некоторое подобие треугольника, направленного вниз острым углом. Из кармана сильно заношенного синего костюма он достал губную гармонику и проиграл несколько тактов какой-то мечтательной мелодии. Его спутник, мрачно уставившись перед собой, принялся барабанить по столу грязными пальцами, с потрескавшейся на суставах кожей.

— А кто такой этот Эллистер? — осведомился я.

— Ты не знаешь, кто такой мистер Эллистер?! Значит, ты недавно здесь? Мистер Эллистер мэр нашего города.

— И он помог вам получить пенсию? Должно быть, он хороший человек.

— Самый хороший тут у нас.

— Стало быть, здесь все переменилось. В свое время человеком, к которому всегда обращались за помощью в подобных случаях, был мистер Д. Д. Вэзер. У него в конторе по утрам всегда выстраивалась очередь посетителей.

— Д. Д. Вэзера убили еще до того, как со мной произошел второй инфаркт. Да-да, весной исполнится два года. Ты что, бывал здесь?