Андрей Измайлов - Белый ферзь

Начхать Колчину на Валю Дробязго! По большому-то счету! И не страхи за Валю, коий вдруг да и спрыгнет с пути-до, выслушав зятя, утверждали Колчина в его нежелании контакта с отцом Инны.

Никогда Валя и не вставал на путь-до. Ему, Вале, понятней логика не желтая, но синяя. Ближе, во всяком случае. Любой серьезный политик — логичен по-синему. Каждый из них мнит себя доморощенным махапурушей: будем делать так и только так, а если кому-то при этом будет плохо, то это он просто пока не понял своего счастья — счастья для всех даром, и пусть никто не уйдет обиженный…

Так вот, у ЮК — своя логика, желтая, если угодно.

Продолжаем. Кому еще хуже будет, ежели генерал-Фима получит то, чего заслуживает, по колчинской, по желтой логике? Кому-кому? Ах, стране-е! Что-то там насчет великих потрясений, великой России? «А ты не путай свою личную шерсть с государственной!» Понял, товарищ Саахов? А также товарищи… как вас там?.. Беложыпин, Хухрай, Мущинка, Бичуйс, Сосконец и прочие-прочие смешные-забавные. Дробязго тоже вот… забавно…

Начхать Колчину на… грешно сказать… на страну. Вот он ее и сменил вполне безболезненно.

Была Москва, теперь Берлин.

Кто-то в поисках острых ощущений приезжает-прилетает в Россию на недельку-другую и вроде бы комплимент рассыпает: «О! У вас здесь так интересно! Каждый день что-то происходит! А у нас в Европе скукота-а! Всё, конечно, есть, магазины ломятся, улицы шампунем моют, бандита, коли сыщется такой, в двадцать четыре часа ловят, национальная валюта колеблется в пределах десяти пунктов. Да-а… Скукота-а! А у ва-а-ас!..»

Поживи этот «кто-то» с наше здесь! Поживи, а не поприезжай-поприлетай на экзотику, — то-то заскучает по скукоте.

Как не начхать на страну, которой на тебя начхать?

Спортзал — он и в Германии спортзал. Сэнсей — он и в Германии сэнсей.

А если скука определяется тем, что граждане никак не ожидают сюрпризов, заходя в собственный подъезд, то… поскучаем, что ж.

Но — некогда. Работа в зале с учениками и в России-то отнимала у ЮК львиную долю времени, а здесь и подавно: перспективные приготовишки, кстати, раскованные, свободные, и каратэ их интересует не только и не столько в качестве средства самообороны при входе в подъезд…

Но допустим. Допустим, Валентин Палыч Дробязго ни в коей мере не стал бы оберегать генерала-Фиму из соображений государственной целесообразности.

Допустим, генерал-Фима — ноль без палочки, кукующий в «Крестах» под наблюдением пяти «человеков» (стоило ли тогда подсаживать к нему ажных пятерых «человеков»?).

И что?

Вольно Егору Брадастому накручивать сюжетец: «Идея богатая! Главного злодея сэнсей гробит прямо в тюрьме!» На то Брадастый и режиссер остросюжеток.

А посвяти Колчин Валю Дробязго в суть, что бы предпринял влиятельный Валентин Палыч?

Небось, к прокурору! к прокурору!..

Прокуроры на Руси нынче поплошали, всё больше какие-то губастенькие. Один, прежний, губастенький, типаж: юркий отличник… Дело развалил, хунту обезопасил, зато книжку накалякал… Другой, нынешний, губастенький, типаж: смазливый троечник, выпрашивающий глазами с поволокой «а может быть, четверочку, а?». Этот и вообще — ему бы только с куклами нянькаться… Да, помельчали, поплошали. Любой нахальный адвокат с кашей съест.

Нахальства некоему адвокату не занимать. И на суде, ежели дойдет до суда…

Не дойдет. Не должно. Суд уже состоялся. Приговор не объявлен, но в исполнение приведен будет. Это Колчин утверждает со всей ответственностью, возложенной на него… им же самим.

Стоп-стоп! Ничего он, Колчин, не утверждает. Глупость была бы несусветная! Ничего ЮК не утверждает, да и не знает толком ничего. И потому — о чем Колчину с Дробязго беседы беседовать?

Ну, свяжется он с Валей. Ну, встретятся они — на Шаболовке ли, в Доме-на-набережной ли. Ну, повспоминают Инну. Водки выпьют с печали? Не пьет ЮК водку. Коньяк — и то редко, разве «Кизляр», разве с Зубаревым. Дробязго-то водочку — еще как! Свита должна подыгрывать королю. Ну, в трансе Валентин Палыч. Просидят ночь — бессмысленную. Посвящать Валю в суть Колчин не намерен, сказать Валя Колчину ничего нового не скажет, кроме «держу руку на пульсе! все схвачено! лучшие специалисты!». Так и промаются до утра, пока не приспеет рекетмейстеру к трапу спец-самолета отъехать. На исходе ночи чем бы заняться? Не шахматишками же баловаться — с предсказуемым результатом, даже если тесть зятю даст фору в ферзя… белого.

А ежели не делиться соображениями с Валей, но попросту, по-родственному утешить, мол, специалисты у тебя, Палыч, вероятно, и лучшие, но я и без них кое-что добыл, и уж позволь мне не уточнять, как я собираюсь поступить с добычей.

Нет и нет. Никогда вслух: «Я сделаю это!»

Вслух разве что: «Я сделал это!»

А в данном случае и «Я сделал это!» — вслух будет неразумно, когда ЮК СДЕЛАЕТ ЭТО.

ЮК — не опереточный Хозе: «Аресту-у-уйте меня!» — после акта возмездия. Нет и нет. Мне отмщение, и аз воздам. Да и да.

А подлинный воин тот, кто не только уничтожил врага, но и сам остался невредимым и СВОБОДНЫМ.

ЮК — это Юрий Колчин, это Ко-Цин. Уничтожить и остаться чистым.

…Потому как-нибудь Валя Дробязго обойдется без родственных полуоткровений. Да и какой Валя родственник Колчину?! Валя — бывший тесть. Бывший, ибо зять — это муж дочери. А Колчин теперь не муж, он вдовец. И совсем ни к чему теперь уже посторонним, по сути, людям соваться в душу ЮК.

Не суйся в душу, Валя! Ты в трансе, но ты должен перво-наперво куда-то лететь, что-то важно-государственное решать. Лети, решай. И потом, позже, не суйся в душу.

Сказать что-то хочешь? Важное? Таки нет. Ты, Валя, хочешь услышать что-то важное — от ЮК. Потому и записку передаешь, а потом звонками пытаешься поймать, когда Колчин уже в Берлине обосновался.

Никак не застать Колчина. И не потому, что ЮК от кого-либо специально прячется-скрывается. Ни от кого никогда ЮК не станет прятаться, не станет скрываться.

Но, видать, не судьба, Валентин Палыч, не судьба. Учитывая то, что и сам Колчин несколько раз пытался поймать Валю звонком из Берлина — в Москве. Ничего срочного, просто дать понять: жив-здоров, не в подполье, вот он я, чего искал-то?

Однако всё никак не удавалось выйти друг на друга. И ладно! И это пройдет, как сказано библейским мудрецом.

Что же касается многозначной немецкой Schwein-свиньи, то подложить ее кому-либо — да, осчастливить.

Но! Но в поговорке, ставшей русскоязычной благодаря папаше-Мюллеру, свинья — это не в смысле «удача», свинья — это в смысле «распоследняя собака». То есть «что знают двое, то знает свинья» — означает не возрастающий коэффициент удачи с увеличением посвященных в дело, но как раз обратное.

Месть — штука интимная, для одного, двое — уже много. Двое — это уже один и еще один, а там и распоследняя собака будет в курсе, дайте только срок.