Чарльз Тодд - Признание

Он сел в машину и поехал в больницу, где лежал майор Рассел. Ему сообщили, что майора перевели в общую палату.

— Вы делаете успехи, — заметил Ратлидж, садясь на стул рядом с кроватью майора. — Вот видите, из палаты для тяжелобольных вас уже перевели к остальным страдальцами.

Майор Рассел поморщился:

— Мои соседи ужасно храпят! Из-за храпа я вчера всю ночь глаз не сомкнул.

— Наверное, вам все равно бы не спалось.

— Да. Дышать тяжело. От этого я не сплю. Чего вы от меня хотите? Пришли задать еще вопросы? Если бы я мог на них ответить, тот подонок сейчас уже был бы в наручниках!

— Я пришел, чтобы спросить вас о Харолде Финли. Миссис Даннер хотела бы, чтобы у нее был такой сын, как он. Синтия Фаррадей уговорила его свозить ее в Лондон, вопреки желанию вашей матушки. Ваша мать наняла его, чтобы он ее возил. Словом, женщины к нему благоволили. Интересно послушать, как к нему относились вы.

— К Финли? Да я его почти не замечал. Раньше, когда маме нужно было куда-то поехать, ее возил садовник, но потом она купила машину. Машина ей не нравилась, она называла ее «эта штука». А садовник не умел с ней управляться. Поэтому она разместила объявление, что ищет шофера, который, если понадобится, сумеет прислуживать и дома. Агентство прислало к ней на собеседование трех или четырех человек. Она выбрала Финли. Работал он очень хорошо. Синтия напропалую флиртовала с ним, но она была ребенком, и именно так он с ней обращался — к ее досаде. Мама только посмеивалась. Со мной и Джастином Финли тоже обращался уважительно. Я принимал его как должное. Наверное, так же, как принимал миссис Бродли, миссис Даннер, Нэнси и остальных. Они просто были — и все.

— Не казалось ли вам, что под маской вежливости в нем таится гнев?

— Ни разу не видел, чтобы он выходил из себя.

— Не вел ли он себя по-другому, когда вы оставались с ним наедине? Когда миссис Рассел не было рядом и он мог становиться самим собой?

— Нет… насколько я помню. Он знал свое место и держался за него. На что вы намекаете?

— Ни на что. Харолд Финли очутился в замкнутом мирке, состоящем из женщин и детей. Вы не думаете, что он что-то скрывал? Например, темное прошлое или свое настоящее имя?

— Господи, какое у вас извращенное воображение! Нет. Финли был Финли. Вот и все.

— По-моему, при своих способностях он мог бы найти работу где угодно. Зачем хоронить себя заживо в глуши, на болоте, где в свободные дни можно развлечься только в Тилбери?

— По-моему, болота ему нравились. Как-то он возил меня кататься на лодке; мы больше часу просидели в камышах, наблюдая за болотными птицами. До него я никогда по-настоящему не обращал внимания на птиц. Он подарил Джастину грошовую свистульку; никто из нас не умел на ней свистеть, но мы старались и насмешили Синтию до слез.

Поняв, что его расспросы ни к чему не привели, Ратлидж спросил:

— Часто ли в «Берег» приезжали посторонние люди?

— Если и приезжали, я никогда их не видел. На что вы намекаете?

— По-моему, я гоняюсь за призраками.

Наступила короткая пауза, после чего Рассел сказал:

— Насколько я понимаю, Синтия не воспылает ко мне жалостью и не решит навестить меня?

— Не знаю. Ее очень потрясла ваша последняя встреча.

— Да уж, не сомневаюсь, — уныло ответил Рассел. — У меня с ней как-то никогда ничего не получалось. Тут, наверное, требуется особый дар.

— Вам что-нибудь нужно?

— Терпение, — ответил майор.

Из больницы Ратлидж поехал на работу. В коридоре его окликнул констебль Генри:

— Сэр! На вашем столе лежит записка. Некий Джордж Манро просит ему перезвонить.

— Спасибо, сейчас перезвоню.

Через десять минут он дозвонился до Манро и спросил:

— Есть у тебя что-нибудь для меня?

— Да, есть. Правда, не думаю, что это тебе чем-нибудь поможет.

— Ты нашел сведения о Джастине Фаулере и Харолде Финли?

— Учти, на то, чтобы найти их, у меня ушло несколько часов, потому что я не там искал. Наконец, я для очистки совести попробовал поискать в другом месте. Там-то я и обнаружил их обоих.

— Погоди, только достану записную книжку.

— Иен, она тебе не понадобится. Все очень просто.

— Хорошо. Выкладывай!

— Я посмотрел списки погибших, потом списки пропавших без вести. Их там не оказалось. Я перешел к спискам дезертиров. И нашел там их обоих. Военному министерству тоже очень хочется найти их. Хотя война кончилась, им по-прежнему грозит расстрел.

— Когда они дезертировали?

— Летом пятнадцатого года.

Ратлидж так и застыл, приложив трубку к уху. Через какое-то время Манро спросил:

— Ратлидж, ты куда пропал?

— Никуда, я здесь.

— Как ты наткнулся на их имена? Мне бы очень хотелось это узнать.

— Они всплыли при расследовании убийства, которое веду я. С самого Перемирия они оба не давали о себе знать. В каком месяце они дезертировали?

— Незадолго до того оба получили ранения — правда, не одновременно. Установлено, что они не причинили себе увечья намеренно, желая поскорее попасть домой. Финли не вернулся в свой полк во Франции в июле. Рана Фаулера оказалась серьезнее, но он не вернулся в строй в сентябре. Более того, пропустил медицинскую комиссию, на которой должны были определить, можно ли ему возвращаться на фронт. Медкомиссия проводилась в августе. По-моему, их исчезновения никак не связаны между собой. Мне бы очень хотелось узнать, что по этому поводу думаешь ты.

— В моем деле теперь появились новые белые пятна…

— Да, я так и думал. Итак, власть переменилась. Напоминаю, что теперь ты мой должник — что лично для меня гораздо приятнее, чем наоборот. Передай привет Франс, хорошо? Только позавчера о ней спрашивала Джоан.

— Обязательно передам.

Манро отключился. Через какое-то время в трубке послышался голос диспетчера. Он поинтересовался, не хочет ли Ратлидж позвонить еще куда-то. Только тут Ратлидж сообразил, что так и замер с трубкой у уха.

Домой Ратлидж вернулся поздно; ему пришлось допрашивать подозреваемого, проходившего по другому делу. В квартире было жарко, душно; он открыл все окна, чтобы впустить хоть немного воздуха. В Лондоне необычно долго тянулся период сухой и теплой погоды, сопровождавшейся грозами. Правда, грозы совсем не освежали.

Он прекрасно понимал, что в деле Уиллета вернулся к тому, с чего начал. И чем больше он узнавал, тем менее вероятным казалось, что исчезновение миссис Рассел имеет какое-то отношение к убийству Уиллета. Если Уиллет даже нашел медальон на болоте, участвуя в поисках, а потом заменил свадебную фотографию портретом Синтии Фаррадей, его можно обвинить в краже, а не в убийстве. Скорее всего, суд признает, что Уиллет решил выдать себя за Уайата Рассела, потому что голова у него шла кругом от сильнодействующих наркотиков, которые ему прописали.