Леонид Бобров - Нас было тринадцать

Я кратко изложил содержание своих бесед с тетей Лизой, Петровичем и Петей. Потом рассказал про утренний эксперимент.

— Итак, — закончил я, — теперь остается доказать непричастность Гиви и Андрея Филипповича. Я уверен, что и здесь все будет хорошо. Тогда станет окончательно ясным, что в гибели Бойченко виновен кто-то посторонний.

Реакция на мои слова была совсем не такой, как я ожидал. Никто не проявил радости, не подбодрил меня. Увлеченный успехом, я в тот момент не понимал, что чем шире круг лиц с твердыми доказательствами непричастности к гибели Виктора, тем более сгущаются тучи над остальными. Но Листопад, по-видимому, понимал это предельно четко. Он сидел за столом угрюмый, неподвижный, опустив голову на руки. Затем откинулся на спинку стула и каким-то злобным голосом сказал:

— Понял, все понял. Прикрыли заведующего и парторга. Потом и Брегвадзе прикроете. Все свалите на. Листопада, нашли козла отпущения.

Он встал и, как-то сгорбившись, направился к двери.

— Андрей Филиппович, вы не встречались ранее, лет пять назад, с Бойченко? — неожиданно спросил его Олег. Листопад только махнул рукой и вышел из столовой.

Я с удивлением посмотрел на Олега. У него было необычное выражение лица. Казалось, что под маской равнодушия он что-то скрывает. Олег перехватил мой взгляд и чуть заметным движением головы предложил выйти.

— С чего ты это? Разве они раньше встречались? — кинулся я к Олегу, как только мы оказались одни.

— Потерпи. Сначала хочу рассказать некую историю.

— Какую историю? При чем тут истории? Я тебя про. Листопада спрашиваю.

— Молчи и слушай. Лет пять назад в повестке дня очередного заседания ученого совета одного московского НИИ, — с некоторой торжественностью начал Олег, — значилась защита кандидатской диссертации. Об этой диссертации говорили во всех лабораториях института и даже в других организациях. Ходили слухи, что диссертант сделал открытие, обнаружил новый эффект, что ему собираются сразу присвоить доктора наук.

К началу заседания ученого совета конференц-зал был переполнен. Все шло как положено. Ученый секретарь совета огласил характеристику и основные биографические данные диссертанта. Затем тот кратко изложил содержание работы, методику эксперимента, подчеркнул новизну результатов.

Было много вопросов. Диссертант отвечал спокойно и обстоятельно. Затем выступили оппоненты.

— …Разработан новый экспериментальный метод… высокая чувствительность… обнаружен новый эффект… трудно переоценить… результаты работы вполне соответствуют требованиям, предъявляемым к докторским диссертациям… И далее в таком же духе.

— К черту диссертанта я оппонентов, — не выдержал я, но Олег невозмутимо продолжал:

— В обсуждении диссертации приняли участие члены совета: академик и профессор, фамилии которых я не помню. Оба дали ей весьма высокую оценку. Словом, не защита, а триумф.

— Есть ли еще желающие выступить? — обратился председатель к присутствующим.

— Есть, — сказал кто-то из зала.

Председатель поморщился:

— Ну, если вы настаиваете, то пожалуйста. Только прошу сосредоточиться на недостатках работы. Комплиментов мы сегодня наслышались предостаточно.

И, представляешь, на трибуну вышел парень лет двадцати с небольшим, белобрысый, в ковбойке, подождал, пока в зале установится тишина, и, слегка заикаясь от волнения, заявил, что в действительности никакого эффекта нет, что диссертант фальсифицировал результаты эксперимента…

— Я проходил преддипломную практику в лаборатории, где выполнялась работа, — сказал он. — Диссертант произвольно смещал некоторые экспериментальные точки вниз, другие вверх, в результате чего и родился «новый эффект». В журнале, где велись записи результатов измерений, имеются подчистки…

Что началось, передать не могу. Председатель тщетно пытался установить тишину. Наконец, когда шум несколько стих, встал один из членов совета.

— Разрешите задать вопрос диссертанту. Надо полагать, что ваша экспериментальная установка в полном порядке и при желании можно легко опровергнуть странное заявление, которое мы только что слышали. Не так ли?

Диссертант сидел, уставившись в одну точку, и молчал.

— Вам задан вопрос, прошу ответить, — обратился к нему председатель. Диссертант встал. Он был бледен.

— Установка сейчас не совсем в порядке, — начал он прерывающимся голосом. — Я хотел повысить точность… разобрал… хотел усовершенствовать… Но эффект существует. Я уверен…

Наступила зловещая тишина. Председатель растерянно смотрел то на одного, то на другого члена совета. Кто-то предложил отложить защиту и создать комиссию для проверки поступившего заявления.

— Не знаю, каковы оказались конкретные результаты деятельности комиссии, — продолжал Олег, — но повторная защита не состоялась. Через некоторое время диссертант уволился по собственному желанию и куда-то уехал.

Олег рассказывал очень образно, чуть ли не в лицах изображая диссертанта, председателя, оппонентов.

— Все это очень интересно, — сказал я, глядя на Олега с недоумением, — и рассказываешь ты, как будто сам присутствовал на защите, но какое это имеет отношение к нашим делам?

— Я действительно случайно оказался на защите и был свидетелем скандала. К нам эта история имеет некоторое отношение. Фамилия диссертанта — Листопад, да, Андрей Филиппович Листопад. А разоблачил его Виктор Бойченко.

Олег смотрел на меня с любопытством, слегка прищурив глаза, наклонив немного голову набок. Ему, видимо, было интересно, как я прореагирую на фамилии Бойченко и. Листопада, которые он произнес нарочито спокойным тоном.

А на меня эти фамилии подействовали, как удар электрического тока. Листопад и Бойченко!.. Так вот что между ними произошло! И тут же я начал сомневаться.

— Но, позволь, позволь, Олег. Как Листопад мог на такое решиться? Неужели он не знал, что результаты любой работы, а уж тем более открытие нового эффекта проверяются в десятках лабораторий и у нас и за рубежом. Любая фальсификация обречена на провал и притом очень скорый, физика знает несколько таких случаев, и все они окончились позором. Разоблачение фальсификаций неизбежно.

— Я сам об этом думал, — ответил Олег. — Дело в том, что года за два до защиты в одном малораспространенном журнале появилась теоретическая статья, в которой предсказывалось существование нового эффекта. Листопад, видимо, прочел эту статью и поверил в нее, не заметив грубой ошибки. Думаю, что свои измерения он обрабатывал как бы под гипнозом этой статьи. Обрабатывал необъективно, так, чтобы эффект получился, веря, что он действительно существует.

— Хорошо, это еще можно допустить. Но есть другой вопрос. Почему Виктор, когда заметил подлог, подтасовку вольную или невольную, все равно, не сказал об этом сразу, до защиты?