Фридрих Незнанский - Выбор оружия (окончание)

— «Стройинвест». Зарегистрирован неделю назад. Учредитель — Народный банк. И бабки их же.

— Ну, дядя Саша! Что вы на это скажете?

— Пока ничего...

Пономарева они нашли в кабинете директора «Глории» на том же месте, где и оставили. Он грузно обосновался в директорском кресле: сидел уставший, откинувшись на спинку. Все бумаги были сложены в папку, а на столе перед ним лежали все фотороботы и снимки Никитина и Погодина, в том числе и черно-белый отпечаток, собственноручно разрисованный Турецким еще в Норильске. Начальник службы безопасности Народного банка и не подумал уступить директорское кресло Денису. Он лишь сделал короткое движение рукой: садитесь — и указал на один из снимков:

— Кто это?

— Настоящий Никитин, — ответил Денис.

— А это?

— Тот, кто убил Бурбона.

— А это?

— Его напарник.

— Хорошая работа, — помолчав, произнес Пономарев, и не понятно было, имеет ли он в виду качество снимков и фотороботов или собранные в папке документы. — Как я понял, все разговоры, которые идут здесь, записываются? Сейчас тоже?

— Если вы против, мы можем стереть пленку. Сейчас же, при вас, — предложил Денис.

Пономарев отказался:

— Нет, пусть... Пусть! То, что я вам сейчас расскажу, — государственная тайна. — В восьмидесятом году мы начали агентурно-оперативную разработку банды Корейца. В последующие три года внедрили в его окружение своих людей. Двух агентов подвели к нему, когда он сидел в Тулуне. Потом — через них — еще двоих. Одному не повезло — прокололся, пришлось вывести из игры.

— Что это значит? — спросил Денис. — Убрать?

Пономарев даже обиделся:

— За кого вы нас принимаете? Что мы — бандиты? Нет, просто отозвали на работу в аппарате.

А остальные трое крепко укоренились. Один стал правой рукой Корейца, второй тоже держался близко. Третий — чуть дальше, но так для дела было даже лучше, мы контролировали не только ближайшее окружение Корейца, но и периферию, дальний обвод. Когда было решено переместить Корейца в Штаты, двое первых уехали с ним, третий остался в Москве...

Турецкий перебил:

— Что значит: «решено было переместить в Штаты»? Кем решено?

— Кем надо.

— Смысл?

— В Москве он набрал слишком большую силу, уголовную Москву нужно было децентрализовать. Мы знали, что вместо себя Кореец оставит Бурбона. Это было как раз то, что нужно.

По своей психофизике Бурбон середняк. Поэтому не сможет объединить банды Москвы, как Кореец. С другой стороны, не даст этого сделать никому другому — не позволит подняться, на это ему ума хватит. Так и вышло.

— Каким же образом удалось заставить Корейца уехать? — спросил Денис.

— Ну, это азбука. Начали прижимать здесь, создали прессинг. Потом дали понять, что в Штатах он нужней — больше размах. Там уже были десятки тысяч русских, американцы выли от беспредела. Там нужен был сильный смотрящий.

Для разборок. И чтобы собирать деньги с тамошних русских в «общак». Мы не оставили ему выбора. В конце концов он уехал.

— В литерном деле Бурбона есть информация, что въезду Корейца в Штаты помогли спецслужбы США. Как и позже — поездке в Нью-Йорк Бурбона.

— Какой интерес в этом был для ФБР?

— Очень большой. Наркотики. Их стратегия была и есть: переадресовать поток наркотиков из Южной Америки, минуя Штаты, в Россию и СНГ. И Кореец был как раз такой фигурой, которая была им нужна в этой игре. Последнюю информацию мы получили в начале девяносто первого года: готовится сделка между Корейцем и главой боливийского наркосиндиката Караскильи о кредитовании закупки. Речь шла о трехстах миллионах долларов. Я думаю, сто двадцать четыре миллиона, что лежат сейчас в Народном банке на счету Никитина, как раз и есть первый транш из этих трехсот миллионов.

— Боже милостивый! — вырвалось у Турецкого. — Только этого нам не хватало! Так вот зачем три раза летал в Боготу этот треклятый Погодин. Богота — это же столица Колумбии.

— И это еще не все, — хмуро проговорил Пономарев. — Если им удастся комбинация с «Норильским никелем» и с этой — как ее? — Имангдой, Россию захлестнет поток наркотиков. Под прикрытием поставок горнорудного оборудования будет кредитоваться закупка таких партий героина, каких даже в жутком сне не увидишь.

Такие-то вот дела, коллеги.

— И вы все это знали раньше? — спросил Денис.

— Что знал-то, конечно, знал. Но понял многое только сейчас. Когда прочитал ваши документы. И когда увидел снимки. Особенно этот вот — черно-белый... Так вот, я не закончил о наших людях, — продолжал Пономарев. — Когда началась вся эта дерьмократизация, они вышли из-под контроля. Перестали реагировать на сигналы из центра. Хоть и центра уже практически не было, все же удалось найти концы. Думали, провалились. Нет. Они просто стали работать на Корейца. Или на себя. И не так уж трудно их понять.

— На их месте так поступил бы каждый? поинтересовался Турецкий. — Кто эти люди? Вы их знаете?

— И вы тоже их знаете. Один из них — майор госбезопасности Ян Скуриньш — президент компании «ЭКСПО», тот которого вы назвали напарником убийцы Бурбона, — подполковник КГБ в отставке Борис Степанович Мостовой. А главный, правая рука Корейца, полковник КГБ Георгий Борзов — это и есть тот, кто называет себя Никитиным.

Тот, кто называл себя Никитиным и жил в Нью-Йорке под фамилией Погодина, а на самом деле был полковником госбезопасности Георгием Борзовым, вышел из лифта гостиницы «Космос», бросил ключ от номера на стойку портье, отозвался на приветливое «Доброе утро, сэр!» невозмутимым «Монинг» и направился к газетному развалу, где наугад выбрал с десяток изданий — от «Московского комсомольца» до зюгановской «Правды», — расплатился пятидесятитысячной бумажкой без сдачи и повернул к выходу из гостиницы. Он шел к двери, не обращая внимания на шумные группы туристов, увешанных видеокамерами, на предлагавших свои машины таксистов и на довольно привлекательных девиц, вынужденных из-за немыслимой конкуренции работать в эти утренние, практически глухие для их ремесла часы.

Он был в том же легком сером костюме, в каком прилетел в Москву, платиновые волосы были уложены так, словно он только что вышел от парикмахера, ухоженное, с ровным средиземноморским загаром лицо источало спокойную уверенность и легкую снисходительность к царящей вокруг суете. В задрипанный «Космос», когда-то считавшийся одним из лучших отелей Москвы, а теперь превратившийся в некое подобие студенческого общежития Университета Лумумбы, он входил как в двери какого-нибудь «Хилтона» или «Шератона», ауру избранности, отмеченности высшим благорасположением судьбы.

Это был человек, у которого нет проблем.

«Сейчас они у тебя будут, — подумал Турецкий. — И у меня, кстати, тоже».