Кётаро Нисимура - Остров Южный Камуи

— Значит, шестеро? — прокричал мой собеседник сквозь шум в эфире, — Плохо дело! У меня здесь сыворотки осталось только на пятерых.

— Только на пятерых?

Меня с новой силой охватило смятение. Это уже было чувство растерянности, близкое к паническому страху. Ведь недостача одной порции сыворотки в данной ситуации прямо касалась меня самого.

— А сколько времени потребуется, чтобы доставить её с Большой земли?

— Как ни торопись, а уж не меньше двадцати четырёх часов. К нам на Центральный Камуи могут доставить самолётом, но до вашего острова — только морем. В общем, в лучшем случае двадцать четыре часа.

Эта цифра звучала совершенно обескураживающе.

— Значит, не успеть… — промолвил я чуть слышно.

— Вы, наверное, знаете, что при такой болезни сыворотку необходимо ввести в течение двадцати четырёх часов. А прошло уже двенадцать часов. Что делать! У нас есть только пять порций, — донеслось сквозь шум.

От сознания безнадёжности положения мои нервы были на пределе.

— Ну, в любом случае присылайте поскорее сколько есть…

— А с Большой земли ещё запрашивать?

— Да, пожалуйста. И не говорите никому больше, что сыворотки только на пять человек, — чтобы не вызывать лишних эмоций.

— Ясно. Если вам там нужна помощь, я сам тоже приеду.

— Не надо, — поспешно отказался я.

Если прибудет врач с Центрального Камуи, он быстро вычислит, кто истинный разносчик эпидемии.

— Если сыворотку доставят вовремя, я сам справлюсь. Не беспокойтесь, — сказал я с излишней горячностью и повесил трубку.

Когда я вышел из почтового отделения, солнце по-прежнему ослепительно сияло в небе. Я почувствовал, как к горлу снова подступает тошнота, которая на время отступила под влиянием страшного напряжения.

Положение моё становилось угрожающим. Когда прибудет сыворотка, станет ясно, что одной порции не хватает. И что мне тогда делать? Видимо, пожертвовать собой и ввести сыворотку остальным пятерым больным. Наверное, таков долг врача. В конце концов ведь это же я занёс инфекцию на остров. Вероятно, надо принять на себя ответственность и пожертвовать собой.

Однако умирать мне не хотелось. Жалко было уходить из жизни. Правда, если я приму на себя ответственность, принесу себя в жертву и спасу пятерых больных, я, вероятно, войду в героическую легенду. Только на то, что меня будут чествовать как героя такой легенды, мне было наплевать. Я не желал умирать на этом богом забытом острове.

По дороге к гостинице я пытался найти путь к спасению.

До прибытия сыворотки я решил любой ценой подавлять подступающую тошноту и работать по возможности нормально, не показывая слабости. Для этого я втайне сделал себе тонизирующую инъекцию общеукрепляющего свойства. Дать островитянам понять, что я тоже заражён, было бы равносильно тому, чтобы сообщить им, кто занёс на остров инфекционную бациллу, а такое прозрение легко могло ускорить мою преждевременную кончину.

С той поры, как разнёсся слух об эпидемии, жители острова стали собираться к гостинице. Сначала, увидев, что несколько человек пришли к рёкану, я было решил, что это родственники беспокоятся и хотят разузнать о состоянии пяти пациентов. Однако число любопытствующих стало постепенно расти, и во второй половине дня перед гостиницей собрались почти все триста с лишним жителей острова. Там были и старики, и молодёжь, и дети, в том числе и младенцы, которых матери несли на закорках. Они не кричали, не плакали — просто стояли плотной толпой вокруг рёкана. Час проходил за часом, но они не обнаруживали никакого намерения покинуть территорию. Только некоторые из толпы, устав стоять, присели на корточки, но человеческая стена не распадалась. Все эти обожжённые солнцем лица почти ничего не выражали, и я совершенно не мог себе представить, о чём они думают.

— Что они здесь высматривают? — недоумённо подняв брови, спросил я у полицейского. Мне не доставляло никакого удовольствия быть объектом наблюдения. Как-то стеснённо себя чувствуешь, когда за тобой всё время следят, будто ты в чём-то виноват.

— Беспокоятся все, — ответил участковый.

— Но однако… — промолвил я, переведя взгляд на толпу. — Раз уж такое приключилось, ничего не поделаешь. Почему бы им сейчас не разойтись по домам и не заняться, как обычно, своими делами?!

— Навряд ли кто-нибудь сейчас на такое согласится. Тут у нас люди все вроде бы как одна семья. Вот потому все сюда и собрались.

По лицу участкового можно было заключить, что для него это нечто само собой разумеющееся. «Общность судьбы» — всплыло у меня где-то на периферии сознания. Значит, за мной присматривает весь коллектив большой семьи численностью в триста человек. Глядя на эту плотную человеческую стену, я ещё больше ощутил свою бестолковость и окончательно сконфузился.

А тут ещё Отаки. Через стеклянную дверь медпункта она вполне могла рассмотреть багровую сыпь на моём теле. Не исключено, что она видела и сдохшего котёнка. Если только она кому-нибудь сболтнула о том, что видела, то уж можно не сомневаться, что об этом стало известно всем собравшимся вокруг гостиницы.

Самой Отаки нигде не было видно, но моя тревога от этого не уменьшалась. Меня не покидало опасение, что все островитяне уже знают, кто занёс к ним заразу, кто истинный виновник страшной эпидемии. Может быть, оттого мне казалось, что угрюмая толпа не столько беспокоится о здоровье пяти моих пациентов, сколько не сводит глаз с меня самого. До приезда сюда численность населения острова — 346 человек — казалась мне очень маленькой цифрой, но теперь, будучи окружён этими людьми, я чувствовал на себе давление огромной человеческой массы.

Ближе к вечеру ветер усилился. Как раз в это время с Центрального Камуи прибыло судно с долгожданной сывороткой.

Вместе с полицейским я отправился на причал. Островитяне потянулись следом на некотором расстоянии и внимательно наблюдали, как я принимал ящичек с сывороткой. Полицейскому я больше на них не жаловался. Ведь он сам был одним из них.

Сыворотки действительно было только пять порций. Глядя на пять ампул в ящичке, я ещё раз со всей силой почувствовал в них смертный приговор одному из больных. Конечно, кому-то другому, не мне. Закатное солнце тем временем уже коснулось линии горизонта — огромное, будто пылающее солнце. Гигантское багровое солнце погружалось всё глубже, подрагивая на морской ряби, и заливало красным отсветом округу. В первый же день по прибытии на остров я был заворожён красотой заката, но сегодня то же самое зрелище выглядело зловеще и навевало мрачные мысли. По дороге в гостиницу я тайком от полицейского спрятал одну из ампул в карман рубашки. В это мгновение меня пронзила мысль, что сейчас я обрекаю на смерть кого-то из своих пациентов, оставшихся в рёкане. Я гнал от себя эту мысль. Хотя солнце уже совсем зашло и с моря подул прохладный бриз, на лбу у меня выступила обильная испарина.