Евгений Сартинов - След нумизмата

-- Ну хорошо, грузитесь, а мы с тобой давай еще по дому пробежимся.

Когда через пятнадцать минут прораб и бригадир вернулись в комнату, служившую спальней, там стояла мертвая тишина. Все десять строителей молча смотрели на пол в самом центре комнаты. Шалим, сразу почувствовавший неладное, поверх голов глянул вниз, и у него перехватило дыхание. В самом центре дорогущего импортного линолеума под мрамор чернели три небольших, размером с копейку, пятна.

Бригадир растолкал стоящих плечом к плечу строителей и, опустившись на колени, ногтем ковырнул пятна. До последнего момента он верил в чудо, но его не случилось. Линолеум оказался прожженным почти насквозь.

-- Кто здесь спал?! -- сдавленным от ярости голосом спросил бригадир. Все начали оглядывать друг друга, затем как-то сами собой расступились и уставились на маленького человечка в замызганном комбинезоне. С растерянным лицом Сергунчик сначала тоже оглядывался по сторонам, потом попятился и жалким голосом стал оправдываться:

-- Нет, я же никогда... я не мог... я не...

Жутким сокрушительным ударом Шалим прервал этот робкий лепет. Тело Сергунчика отлетело назад, в угол, и сразу несколько человек принялись яростно пинать лежавшего в беспамятстве человека. Они могли бы убить его, но в толкучке мешали друг другу, а затем очнувшийся Силин кинулся на помощь вечному неудачнику. Прожигая дырки в линолеуме, Михаил никак не рассчитывал на подобную реакцию строителей, он даже не знал, кто спал на этом месте.

-- Хорош, хватит! Оставьте вы его! -- орал Силин, расшвыривая хохлов. Тут на помощь к нему пришел Паршин, и вдвоем им удалось остановить самосуд. Пока прораб увещевал строителей, Силин склонился над Сергунчиком. Больше всего тот пострадал от удара бригадира: из носа густо текла кровь, один глаз заплыл. Всхлипывая, он лежал в уголке, маленький, жалкий.

-- Вставай, иди умойся, -- велел Силин и помог постанывающему мужичку подняться. Пока Сергунчик ковылял к ванной, Нумизмат обернулся к остальным членам бригады:

-- Давайте лучше думать, что сделать можно. Линолеум такой есть?

Паршин несколько заторможенно покачал головой, затем опомнился и обрадованно кивнул:

-- Такого нет, но есть похожий. Не знаю только, хватит ли его.

-- Надо рискнуть. Нам главное -- сдать эту чертову хибару, а там хоть трава не расти.

Паршин с тремя мужиками ушел вниз, в подвал, Силин же обернулся к Мирону и бригадиру:

-- Я предлагаю поднять плинтуса, содрать линолеум, ну а положить новый будет не проблема. Сделаю.

-- Ну содрать мы сдерем, -- согласился Шалим, -- но один ты все равно не управишься.

Взгляд его упал на вернувшегося из ванной мокрого, похожего на попавшего под дождь воробья Сергунчика.

-- Вот его мы тебе в помощь и оставим.

Порывшись в кармане, бригадир нашел билет и паспорт Сергунчика, сунул ему в руки.

Мирон поморщился, и Силин понял его. Уезжая с бригадой, Сергунчик имел шанс не только доехать до родного Запорожья, но и привезти большую часть денег домой. В одиночку же у него это не получалось, хотя в Москве он калымил третий раз.

-- Да ладно, я один справлюсь, -- попробовал отказаться от ненужного помощника Нумизмат, но бригадир остался непреклонен.

-- Нет! Не дай Боже я его рожу в поезде замечу, сразу под откос выброшу!

В это время подошел Паршин с мужиками, несущими линолеум. Они быстро расстелили его, кусок оказался как раз во всю комнату.

-- Слава Богу! -- вырвался у всех вздох облегчения.

-- Отрываем плинтуса, стелим линолеум, -- начал командовать Шалим. -Черт, ему бы отлежаться часа два, чтобы буграми не получился!

-- Ну и отлежится. Мне спешить некуда, за ночь я с ним управлюсь.

Все десять строителей посмотрели на Михаила как на живого бога.

-- Выручай, Михалыч, век тебя не забудем! -- вырвалось у далеко не сентиментального Шалима.

Силин никогда не видел, чтобы строители работали в таком темпе. Сейчас действия бригады могли претендовать на запись в Книге рекордов Гиннесса, если бы в ней существовал раздел "Исправление ранее допущенного брака".

В восьмом часу вечера Силин подошел к стоящему в дверях прорабу.

-- Что стоишь, Васильич? Езжай на свой концерт. Еще успеешь.

Паршин глянул на часы, затем спросил:

-- Ну а вы как, без меня управитесь?

-- Конечно, -- заверил его Нумизмат. -- Я останусь с Сергунчиком до утра и все доделаю, можешь не сомневаться.

Паршин знал, что его Елена не простит, если он не появится в театре. Отношения с женой в последнее время стали какие-то нервные, и ему не хотелось еще больше разжигать этот конфликт.

"Он сделает, -- подумал прораб, взглянув на спокойное лицо Нумизмата. -На него можно положиться".

-- Михалыч, сто долларов за мной, только чтобы все было завтра в норме.

-- Идет, -- легко согласился Силин.

Прораб так спешил, что не попрощался с рабочими. Но и тем было не до сантиментов. Ровно в восемь приехал "пазик", и Михаил, посмотрев в окно, объявил:

-- Хорош, мужики! Такси подано, пора на вокзал.

Шалим, разогнувшись, глянул сначала на часы, потом на проделанную работу. Линолеум медленно, но верно расправлялся.

-- Давайте, езжайте, -- подбодрил его Силин. -- И Сергунчика с собой захватите, а то еще плакать будет, мешать мне. Один управлюсь.

-- Нет, пусть помогает, -- в очередной раз упрямо отверг эту идею рыжий.

-- Может, все-таки возьмем его, а, бригадир? -- спросил Ренат.

-- Нет, -- зло отрезал Шалим. -- Чтоб глаза мои его не видели!

Коротко, но тепло распрощавшись с Силиным, бригада погрузилась в автобус и отбыла со своей годовалой каторги.

Снова поднявшись в дом, Нумизмат взглянул на своего злосчастного напарника. В ноздрях Сергунчика виднелась засохшая кровь, нижняя губа припухла, наклоняясь и разгибаясь, он постанывал -- болели ушибленные ребра.

-- Не робей, Сергунчик! -- подбодрил его Силин. -- Не сегодня, так завтра домой уедешь. Это ты в серой баклажке лак отмутил?

-- Да, -- нехотя сознался мужичонка. -- Только я эти дыры не прожигал, клянусь! Я же курю два раза в день, утром и после обеда. У меня и привычки нет лежа курить.

-- Ладно-ладно, верю я тебе, -- успокоил его Нумизмат и, уже склоняясь над линолеумом, заметил как бы невзначай: -- А баклажку эту Ренат в телегу с мусором выкинул.

Минут через пять после этих слов Сергунчик отпросился за новой кистью, его долго не было, пришел он уже изрядно повеселевший, забывший про свои обиды и болячки. На него напала болтливость, и спасало Силина лишь то, что время от времени Сергунчик удалялся в туалет и возвращался еще более счастливым. К окончанию работы он был уже "хорош", говорить не мог, сидел на полу, по-турецки сложив ноги, облизываясь, и время от времени изображал руками что-то вульгарно-непристойное, очевидно, так он ругался с отсутствующим бригадиром. Пристроив последний плинтус, Силин сам принес ему злосчастную баклажку и налил еще полстакана мутного пойла, пахнувшего больше ацетоном, чем спиртом. Пару минут Сергунчик соображал, что это у него в руке, потом понял, показал Силину знаками, чтобы тот налил себе.