Лариса Соболева - Та, которой не должно быть…

– Кофе? – предложил Эдгар.

– Давай.

Яблоко и кофе не совсем сочетаемые продукты, но кому как нравится, Нина сегодня предпочитала яблоко запивать кофейком, а завтра она, получив чашку и яблоко, выкинет все за окно. Она не расчесалась, спутанные волосы ниспадали на лоб, лицо, плечи, небрежно и не туго завязанные лентой. Наверное, со стороны она выглядела неряхой, но Эдгар видел в ней полуребенка-полуженщину. В быту побеждал ребенок, ничего не умеющий и не понимающий, в отношениях и в постели – женщина с присущим ей изощренным коварством.

– Почему ты не знакомишь меня с друзьями? – неожиданно спросила Нина.

Разумеется, она должна была когда-то задать этот вопрос, а Эдгар не придумал удобоваримого ответа, посему промямлил:

– Понимаешь… понимаешь…

– Не понимаю. Потому что ты не говоришь, что я должна понять.

– Для моих друзей это будет… будет…

– Неприятно меня увидеть? – помогла ему Нина.

– Нет-нет, – еще больше стушевался Эдгар. – Думаю, они тебя неправильно воспримут.

Нина положила на стол наполовину съеденное яблоко и катала его ладонью, глядя на Эдгара с подозрением и недоверием. В то же время она постепенно закипала:

– Как это – неправильно воспримут? У меня что, рога и копыта растут? Или хвост сзади болтается?

Действительно, какая-то несуразица.

– Видишь ли, Нина… неподготовленному человеку сложно… видеть тебя… такую. (М-да, более тупого объяснения подобрать трудно.)

– Такую? – вытаращила свои великолепные глаза она. – Я страшная?!

Эдгар рассмеялся. И это был отличный выход из тупика, в который его загнала Нина и загонит еще не раз, но позже он успеет подготовиться. Наверное, успеет. Смеясь, он взял девушку за руку и пересадил к себе на колени, заверив глупенького ребенка:

– Красивей тебя нет никого.

– Ты врешь. – Нина уклонилась от поцелуя, напустив на себя строгий вид. – Меня красивой не считают, да мне плевать, кто и что думает.

Она вдруг вскочила и побежала в комнату. Эдгар с кружкой кофе пошел за ней, с настороженностью наблюдал, как она одевается. Ого, Нина расчесалась, значит, собралась уйти?

– Куда ты? – просто поинтересовался он без намеков и подтекстов, но его вопрос привел девушку в ярость:

– Какая тебе разница?

– Почему ты так болезненно реагируешь на мои вопросы? – остудил он ее своим спокойствием. Думал, что остудил.

– Этот твой тон… так разговаривают папаши или мужья, меня это выводит из себя. Да, я хочу уйти. Кто мне может запретить, м? Кто? Уж не ты ли?

Нина надела кружевное черное платье, которое он купил недавно, натягивая чулки, она присела на подлокотник кресла и – о, счастье! – рухлядь не развалилась. Нина старалась произвести впечатление независимой женщины, что удавалось ей слабо, казалось, сейчас она заливисто рассмеется, бросится на шею Эдгару и скажет: «Я шутила. А ты поверил, что я такая вредная?» Но он уже уяснил, что та Нина так и поступила бы, эта – никогда. Она являлась внешней копией и только. Однако ему достаточно было и копии, только не был Эдгар готов к сменам настроения, злобным выходкам, наплевательскому отношению ко всему и к нему в частности. Конечно, он хотел бы видеть прежнюю Нину, посему выбрал тактику воспитателя:

– Ты пришла за полночь и снова хочешь уйти?

– Хочу! – топнула босой ногой она, а кулачками ударила себя по коленкам. – Хочу погулять, посмотреть на людей. Мне здесь тоскливо.

– Со мной тоскливо?

– Да, с тобой! Ты себе придумал эту жизнь, придумал уединение. Думаешь что-то там себе, типа работая… – Нина потрясла кистями рук, вскинув их вверх, видимо, это означало, что он весь в эмпиреях витает. – А я другая. Мне скучно! Даже телик не работает, а покупать ты не хочешь. Жадина.

– Здесь полно книг. Читай.

– Что?! Ах-ха-ха-ха-ха… – запрокинув голову, издевательски расхохоталась она, а потом рассвирепела: – Читать? Мне? Эту всю муру про человечество и его жалкие потребности? Как будто я этому долбаному человечеству чего-то там должна. Я здесь две книжки прочла…

– «Муму»?

– Дурак! – огрызнулась Нина. – Я чуть не сдохла от скуки, все они про одно и то же, все поучают, поучают… Да мне плевать на человечество и его проблемы! Я хочу жить, как мне нравится, а не тебе или человечеству. Почему ты за меня решаешь, что мне делать? – И желчно передразнила Эдгара: – «Нина, почитай. Нина, иди, полежи со мной. Нина, давай трахнемся…»

– Неправда, я таких вульгарностей не говорю.

Внезапно она подхватилась, и Эдгар не успел опомниться – Нина обнимала его, целуя в губы, между делом ворковала:

– А ты говори. Я принимаю тебя любого, мне все в тебе нравится…

– Только что ты говорила обратное…

– Глупости! Не будь занудой.

– Не буду. Но и ты, пожалуйста, говори, когда тебе нужны деньги, а не забирай сама.

– Тебе жалко?!

– Вчера я не смог расплатиться в магазине, а карточки там не принимали. Согласись, я имею право знать, какая сумма лежит у меня в бумажнике.

– Ах ты боже мой, он отчитывает меня из-за каких-то бумажек. Короче, уйди с дороги, наслаждайся один своим дерьмовым уединением, а меня отпусти.

– Хорошо, я поеду с тобой. Не возражаешь?

Нина покривила губы, но не возразила. Эдгар собирался поработать, но планы пошли прахом. Если рассудить здраво, Нина ему мешает, сильно мешает, ломая не только планы, но и здравый смысл, да саму жизнь. И работу. А без работы не бывает доходов. Причем интеллект у нее нулевой, злоба – ведьмы из ада отдыхают, ни к чему не приспособлена, ни к чему не стремится. Нет, к чему-то она, безусловно, стремится, но он пока не понимает, какова ее цель. Эдгар даже не знает, кто она на самом деле, отсюда вытекает логический вопрос: зачем эта Нина ему нужна? А нужна! Да, да! Быть может, Эдгар, приручая ее, стирает тем самым груз печали за ту ночь, когда настоящая Нина погибла?

Поставив чашку с кофе на блюдце, она задумалась. Погода пасмурная, но самолеты садились и взлетали, правда, снег срывался, угрожая снегопадом, а за ним – отменой рейсов. Типичный гул для аэропорта доставал и до ресторана, собственно, здесь всегда все и везде гудит, гудит даже в сортире. Вероятно, поэтому Жанна не заметила, как за ее столик приземлился…

– Привет, – бывший бойфренд накрыл ладонью ее руку.

Вот так-так… Неожиданно. Он бросил ее после дачной истории. Красивый, холеный, за год прибавивший в весе, но не подурневший синеокий блондин слинял, не желая взваливать проблемы Жанны на свои утомленные бездельем плечи. С одной стороны, четыре гроба, окропленные горем и слезами, а с другой – любимый оказался сволочью, одно это способно убить. Но Жанна выстояла, выжила, и сейчас она не почувствовала трепета, когда встречаешь человека, к которому не ровно дышишь, и удушливый ком не застрял в горле. Внутри была тишь да гладь. Жанна вытащила кисть из-под его ладони и ответила сдержанно, вместе с тем вежливо: