Р. Голдман - Убийство судьи Робинсона

— Не надо. Предоставьте это мне.

К крыльцу подъехал автомобиль Эндрю Робинсона. Большой Босс с улыбкой посмотрел на меня.

— Ну, и дела! Джерри Спенс — в гамаке у Робинсонов, да еще на их крыльце!

— И к тому же — с дочкой Робинсона! Что только не творится на белом свете!

Эллен смутилась.

— Дядя шутит, Джерри. Он прекрасно знает, что вы часто навещаете меня.

Но я, по-прежнему саркастически, продолжал:

— Быть может, сэр Эндрю предпочел бы, чтобы я проникал сюда тайком, как в детстве, прячась за кустами.

— Да, вы наловчились действовать исподтишка.

— Не стану спорить. Это все же лучше, чем подстраивать несчастные случаи на дорогах.

Мы пристально смотрели друг другу в глаза, улыбаясь одними губами.

Эллен попыталась разрядить атмосферу, но голос ее звучал напряженно.

— Дядя Эндрю, ты останешься ужинать? Джерри я уже пригласила.

— Я бы с удовольствием, но меня ждут в другом месте. Я просто привез бумаги — тебе нужно их подписать. Наш друг Хэтфилд, — добавил он, обращаясь ко мне, — решил отказаться от иска. Весьма разумное решение.

— Эллен успела порадовать меня этой новостью. Не сомневаюсь, что вы обязаны победой только своему поразительному красноречию!

Он молча посмотрел на меня, затем резко повернулся к племяннице.

— Эллен, будь добра, оставь нас с Джерри на минутку.

— Конечно. Кстати, пойду, посмотрю, как там ужин.

Девушка вошла в дом и закрыла за собой дверь. Эндрю Робинсон сел в гамак, и я опустился рядом.

— Вы — стоящий парень, Джерри. Такие мне нужны.

— Благодарю. А на какой предмет?

— Переходите к нам. Будете моим заместителем — первым человеком в городе после меня самого. Это не ловушка и не попытка подкупить вас. Двадцать пять лет ваш отец пытался свалить меня, можете продолжать еще четверть века — все равно это ничего не изменит.

— Тогда зачем же я вам понадобился?

— Я уже сказал. Вы кажетесь мне стоящим парнем. Но, главное, я вижу, какие чувства вы испытываете к Эллен — отсюда и предложение. Сама она мне ничего не говорила, но я догадываюсь, что и вы ей не безразличны. Неужели вы надеетесь сохранить верность этой… дружбе, оставаясь политическим противником нашей семьи?

— До сих пор мне это удавалось.

— Но так продолжаться не может. Рано или поздно придется выбирать!

— Тогда и наступит время принимать решение.

— Но мои условия уже будут другими.

— Понимаю, и все же отказываюсь.

— Почему? Я вам не нравлюсь?

— Дело не в личных симпатиях, мне не нравятся ваши методы.

— Слишком грубо?

— Да, и дурно пахнет.

— Вся эта чувствительность улетучится, мальчик мой, как только вы научитесь разбираться в политике. Во всяком случае, я не вижу, чем моя грубая сила хуже вашей привычки всюду пробираться тайком. Пусть этим занимается Лаудербек. Настоящий мужчина идет напролом и всегда готов поработать кулаками…

— Причем желательно чужими.

— Когда как. Я предупреждал Хэтфилда. У него было время.

— Не думайте, что я испытываю к нему симпатию. Хэтфилд получил по заслугам. Но методы…

Робинсон посмотрел на часы и встал.

— Советую пораскинуть мозгами. Сейчас самое время перейти на нашу сторону. Скоро — выборы.

— Я помню. Но подождем.

Эллен открыла дверь.

— Джерри, вас к телефону.

— До свидания, — сказал Эндрю. — Пока, Эллен, я заеду за бумагами завтра.

Я вошел в дом.

— Это насчет вашего друга мистера Хэтфилда, — раздался в трубке голос портье. — Он уже у вас.

— Спасибо. Попросите его подождать. — И я повесил трубку.

Сразу после ужина я заторопился домой. Хэтфилд ждал уже больше часа, но я рассчитывал, что от этого он станет только сговорчивее.

— Мистер Хэтфилд еще не ушел? — спросил я у портье в холле.

— Разумеется, нет, сэр.

Негр-лифтер встретил меня широкой улыбкой.

— Ну, и набрался же ваш друг, мистер Спенс!

— Он был пьян?

— Мертвецки! Его едва тащили трое.

У меня перехватило дыхание. Как только лифт остановился, я бегом бросился к своей двери. В гостиной — пусто.

Хэтфилд лежал у меня на кровати в спальне. Казалось, он спит, но уже с порога я понял, что евангелист не дышит. Покрывало укутывало тело до плеч, руки были скрещены на груди, глаза закрыты.

Я сбросил покрывало — одеяло покраснело от крови. К лацкану редингота была приколота почтовая квитанция. Я снял ее и увидел пулевую рану.

На квитанции печатными буквами был написан мой адрес: «МИСТЕРУ ДЖЕРРИ СПЕНСУ, „БЭКИНГЕМ АПАРТМЕНТС“. ДОСТАВКА ОПЛАЧЕНА».

Рэй Митчелл вошел в мой кабинет, придвинул стул и уселся с видом человека, принявшего бесповоротное решение.

— С меня хватит, Джерри. Я ухожу.

Уже несколько дней я чувствовал, как в нем закипают гнев и недовольство. Следовало предполагать, что пар вот-вот вырвется наружу, но я все же надеялся, что взрыва не произойдет.

— Рэй, вы ведете себя, как ребенок!

— Возможно! И тем не менее я ухожу.

— Почему?

— Вы знаете это не хуже меня.

— Куда вы пойдете? Для вас оставить «Гэзет» — все равно что оторвать себе правую руку.

— Я ухожу в субботу.

— Перестаньте! Вы работаете здесь уже двадцать пять лет, вы и Дженнисон. Он что, тоже хочет уйти?

— Ушел бы, да не хватает мужества. Билла так же тошнит от всего этого, как и меня.

— Вас не тошнит, это просто обида! Должны бы понимать, что у меня есть веские причины действовать именно так. А беситесь вы, потому что я вам ничего не рассказываю.

— Веские причины! Знаем мы их! Думаете, мы ослепли и оглохли? Все вы, молодые, одинаковы. Говорят, мы должны уступить вам дорогу, отдать власть. А что получается? Какое-то время вы ведете себя по-мужски, но стоит только встретить женщину… весь пыл мигом улетучивается. Вы вдеваете цветочек в петлицу и начинаете мечтать. — Он свирепо смотрел на гардению, которую Эллен приколола к моему пиджаку.

— Так вот что вам не дает покоя!

Я снял трубку и вызвал Билла Дженнисона. Билл явился, с неохотой волоча ноги.

К шестидесяти пяти годам он уже изрядно сгорбился и поседел. Очки в золотой оправе сидели на самом кончике носа — они нужны были только для чтения, но почти никогда не снимались. Дженнисон сел по другую сторону стола напротив Митчелла. Оба сверлили меня взглядом. И в серо-стальных глазах Рэя, и в голубых, подернутых влажной дымкой, глазах Билла читалось одинаковое осуждение.

— Можете ослабить галстук, Дженнисон, разговор будет долгим. В последнее время я не давал вам писать взрывных статей, и «Гэзет» уже не нападает на Робинсона и его свору с прежней яростью. Поэтому вы решили, что я слабак, и воображаете, будто вам известны причины моего отступничества.