Р. Голдман - Убийство судьи Робинсона

— Ваш отец спас Уорнера, — продолжил рассказ Митчелл. — Он нанял лучшего нью-йоркского адвоката — Сиднея Пембрука. Тот счел наиболее разумным признать вину и таким образом избежать суда присяжных. Уорнера приговорили к тридцати годам тюремного заключения.

— Присяжные наверняка отправили бы его на виселицу, — подтвердил Дженнисон. — Но Пембрук очень ловко повернул дело. У Уорнера не было никаких смягчающих обстоятельств. Он ничего не помнил: ни где взял револьвер, ни то, что сам спровоцировал Клейтона и вышел с ним в сад.

Наступило молчание. Оба старика задумчиво опустили головы, снова переживая старую драму.

— Это все?

— Да.

— Очень интересно, но где связь с нашим делом?

— Такова история Оливии Клейтон, — тихо проговорил Рэй.

— А при чем тут судья Робинсон?

— После смерти мужа миссис Клейтон вела довольно бурный образ жизни. Но я ни разу не слышал ни о каких шашнях с судьей.

— А с Уилксом?

— Тоже, вроде бы, нет.

— И что с ней теперь?

— Не знаю.

Дженнисон поднял руку и посмотрел на меня поверх очков.

— Погодите! Я что-то припоминаю. Рэй уже сказал вам, что, оставшись без мужа, миссис Клейтон решила пожить в свое удовольствие. Продав все акции Клейтона, вдова получила весьма приличную сумму, кроме того, ей выплатили большую страховку. Миссис Клейтон продолжала жить в шикарном особняке на Джексон-бульвар, но вскоре пристрастилась к наркотикам. Всего за несколько лет огромное состояние вылетело в трубу, а дом пошел с молотка. Чуть позже Оливию Клейтон обвинили в торговле наркотиками, но признали невменяемой и отправили в Грейстоун.

— В Грейстоун?

— Да. Там она и умерла лет пять назад.

Теперь уже я забегал по комнате.

— Что с вами? — с тревогой спросил Митчелл.

— Нашел! Вы что, не понимаете? Я слушаю вас битых два часа, пытаясь найти хоть какую-нибудь связь между Оливией Клейтон и убийством судьи. И наконец, вот она: Оливия Клейтон — судья — Уилкс — Грейстоун!

— Слабовато, — пробормотал Митчелл.

— Пусть. Все же ниточка существует. Вот что, Дженнисон, разыщите в старых подшивках все, что касается Оливии Клейтон.

Билл встал, поправил очки на носу и своей обычной шаркающей походкой вышел из кабинета. На пороге он обернулся.

— Все, что у нас есть, будет завтра у вас на столе.

Поразительно, насколько одно и то же повторяют из номера в номер газеты, рассказывая о каком-нибудь событии, всколыхнувшем читательский интерес. Целых четыре часа я читал статьи и заметки, подчеркнутые синим карандашом Дженнисона в подшивке «Гэзет», но не нашел ничего такого, что могло бы дополнить рассказ Митчелла и Дженнисона. В полдень, убедившись в бесполезности этого утомительного занятия, я отложил подшивку и пошел обедать.

К двум часам на моем столе оставалось лишь несколько последних газет, и одна заметка особенно привлекла мое внимание.

«Оливия Клейтон признана невменяемой.

Оливия Клейтон, на прошлой неделе обвиненная в торговле наркотиками, помещена сегодня в грейстоуновскую лечебницу для душевнобольных по распоряжению судьи Дж. Ф. Робинсона.

Экспертная комиссия в составе докторов Дж. Арнольда Уилкса, Аллена Рейнольдса и Престона Макфи, проводившая обследование, пришла к выводу о невменяемости подсудимой.

Я вызвал Рэя Митчелла. Он прочитал заметку, заглядывая через мое плечо, и вопросительно посмотрел на меня, не понимая, чем я так взволнован.

— Ну, и что? Ведь Дженнисон говорил вам, что Оливию Клейтон отправили в Грейстоун.

— Да, но он не сказал мне, кто ее туда отправил. Всю эту компанию, за исключением Макфи, я знаю.

— Макфи умер.

— Я в этом не сомневался, иначе и у него сейчас было бы тепленькое местечко. Теперь все ясно: это было подстроено.

— Вы хотите сказать…

— Почему бы и нет? Не исключено, что от нее захотели избавиться. И, как только мы узнаем причину, тайна судьи прояснится.

Митчелл пожал плечами.

— По-моему, притянуто за уши.

Я не собирался спорить и открыл единственную оставшуюся на моем столе подшивку. В ней сообщалось о смерти Оливии Клейтон.

— Четвертое июня, — пробормотал я, раскрывая газету на той полосе, где красовался один из моих первых репортажей, посвященный церемонии открытия новых корпусов Грейстоуна. Как раз четвертого июня доктор Уилкс показал нам еще пустые палаты. Больных собирались переселить на следующей неделе.

— Вам что-то не нравится? — спросил Митчелл.

— Многое. Судью терзали угрызения совести, потому что засадил Оливию Клейтон. Уилкс руководил экспертизой. И он же подготовил убийство судьи. Я уверен, что это не совпадение, а логическая цепочка. Нить — у меня в руках, и я во что бы то ни стало ее распутаю.

Четверть часа спустя я уже ехал в Грейстоун. Насколько я помнил, к кабинету Уилкса примыкала комната, все стены которой занимала картотека. По идее, карточка Оливии Клейтон должна быть в одном из ящиков. У меня было мало шансов найти ее, но я решил рискнуть.

В холле дежурный сказал, что директора нет в кабинете, и раньше, чем через полчаса, он не вернется.

— Я подожду, — ответил я, направляясь к кабинету.

Дверь была заперта на ключ.

Я вышел по боковой лестнице и оказался в саду. Несколько пациентов играли в бейсбол. Я присел на скамейку в тени рядом со сторожем.

— Вы — судья?

— Нет, вон тот старичок, Сэм Шеффер. Он прекрасно знает игру, но уже не может бегать. А потому уже десять лет судит.

Я тихо повторил:

— Сэм Шеффер… Ах, да, конечно! Кажется, он здесь очень давно…

— Восемнадцать лет. Сэма несколько раз выпускали, но он всегда возвращается. Это клептоман: крадет все, что видит. Болезнь такая. А во всем остальном он вполне нормальный. Да и другие здесь тоже не опасны.

Сторож, как видно, любил поговорить и долго рассказывал мне о своих подопечных. Когда игра закончилась, он встал и пошел на другую сторону площадки. Я же приблизился к Сэму Шефферу и представился другом Гарри Додда, с которым познакомился во время первого посещения Грейстоуна. Мы встретились с ним во дворе, где он подрезал кусты, и Гарри наговорил много непонятного, в частности, о какой-то Потерянной Душе — привидении, замурованном в стену казармы, и преследовавшем его своими криками и стонами по ночам. Тогда я не придал значения его рассказам и быстро с ним попрощался, сразу выбросив странного Гарри из головы. И вот сейчас это имя мне очень пригодилось для знакомства с Сэмом. Но помнил ли его Сэм?

— Помню ли я Гарри? Конечно! В последний раз мы виделись, когда я вышел отсюда лет шесть назад. Он все еще садовник у судьи Робинсона?

— Да.

Мы медленно подошли к скамейке и сели.

— Гарри до сих пор считает Грейстоун адом и радуется, что вырвался отсюда. Сейчас ему здесь было бы лучше.