Анна Данилова - Красивая, богатая, мертвая…

– Думаете, что все так плохо? – Голос Людмилы звучал тихо, было похоже, что она плачет.

– Куда уж хуже? Сколько дней его уже держат в изоляторе! Ведь не бандит какой, уважаемый человек, могли бы оставить его дома, знают же, что он не сбежит. Однако не отпустили до сих пор. Уж не знаю, что они там себе думают, но что подозрение с него не сняли – это точно.

– А я не верю в то, что он убил Ирину. Но верю, что настоящего убийцу найдут, а Дмитрия Сергеевича отпустят. Еще и извинятся перед ним. Ни за что ни про что схватили, как преступника! У них что, глаз нет? Видно же, что человек положительный, что не убийца.

– А ты откуда знаешь?

– Вы странная такая, Маргарита… Извините, не знаю вашего отчества.

Глафира покачала головой – ну, точно, второй голос принадлежал Маргарите Мусинец. Но где ее машина? Что, перестраховалась на всякий случай и оставила где-нибудь на соседней улице?

– …Николаевна, – подсказала ей Мусинец. – И что же во мне такого странного?

Она напирала, разговаривала грубоватым, нахальным тоном. Вела себя как хозяйка с прислугой.

– Как вы не понимаете, что я, можно сказать, жила в этом доме. Вместе с ними. Я видела их отношения, видела вообще, как они живут. Уж могу сказать, что за человек Дмитрий Сергеевич. Он добрый, милый, редкий! Может, у себя на работе он и кричит на кого, без этого, думаю, не обходится, тем более что у него в подчинении находится столько человек, но здесь, дома, он вел себя идеально. Спокойный, уравновешенный, доброжелательный. Если честно, я вообще не понимаю, зачем вы приехали сюда, зная, что он в изоляторе? Что его дома нет?

– Поговорить с тобой.

– Вы не могли знать, что застанете меня здесь. После того как Дмитрия Сергеевича задержали, я бываю тут не каждый день. Только когда надо полить сад или приготовить еду.

– И для кого же вы это, интересно, готовите?

– Как для кого? Для Дмитрия Сергеевича, конечно! Вот вернется он, откроет холодильник, а там пусто… Как вы думаете, ему это понравится?

– Хочешь сказать, что ждешь его в любую минуту?

– Ну… да.

– Думаешь, я не понимаю, что ты готовишь не столько для него, сколько для себя?

– В смысле?

– Выслуживаешься ты перед ним, вот для чего готовишь! Боишься место потерять.

– И это тоже, – совсем уж тихо произнесла Людмила.

– Ладно, я скажу тебе, зачем я приехала. Дела у твоего хозяина плохи. Все улики против него. Скоро будет суд, и его наверняка посадят… Ну, чего плачешь-то? Вытри слезы!

– Он не виноват, – ревела уже в голос преданная своему хозяину Людмила. – Не виноват! Вот увидите!

– Это суд решит. А ты покамест подумай о себе, дорогуша. Я приехала сюда исключительно из гуманных целей. Хочу вот тебя к себе пригласить. Платить буду на пятьсот евро больше, чем тебе платил твой Дмитрий Сергеевич. Ну, как, по рукам? Вот прямо сейчас сворачивай свои борщи-отбивные, собирайся, и поедем ко мне. Я покажу тебе, где ты будешь теперь работать. Конечно, жить ты у нас не будешь, у нас все-таки не дом, а квартира. Хотя и большая… Вот дом закончим строить, тогда переберемся, а пока…

– Вы так уверенно об этом говорите, словно я уже согласилась с вами поехать. А я не поеду. Вот когда Дмитрий Сергеевич меня отпустит, когда скажет, что я ему больше не нужна, что дом, к примеру, продается или что-нибудь в этом духе, вот тогда…

– Ты дура, что ли?

Глафира слушала, как Мусинец разговаривает с домработницей, и у нее руки чесались, так хотелось ворваться в кухню и взашей выгнать нахалку. Но что-то сдерживало ее, словно то главное, ради чего она приехала, еще не прозвучало.

– Вы еще не наняли меня, а уже так грубо разговариваете. Говорю же, вы совсем не знаете Дмитрия Сергеевича. Вот он ни разу на меня голоса не повысил, ни разу не отругал так, чтобы меня унизить.

– А Ирина?

Возникла пауза, Глафира выглянула, чтобы посмотреть на женщин, и первое, что увидела, это лицо Маргариты. Она вперила в Людмилу такой взгляд, что удивительно, как несчастная, убитая новостями женщина устояла на ногах.

– Что – Ирина?

– А Ирина на тебя кричала?

– Не сказать чтобы кричала, но часто бывала раздраженной.

– А может, это ты ее… того?

– Вы что такое говорите? Послушайте, вам лучше уйти. Я ведь молчать не стану, и когда Дмитрий Сергеевич вернется… – Людмила, подстегиваемая обидой, теперь говорила сильным и громким голосом, – расскажу, как вы тут врали мне, что его посадят! И как меня обвиняли! Уходите! Идите-идите! Странно, что вы вообще приехали сюда, зная, что хозяина нет. И как только у людей совести хватает! Если не уйдете, я вызову полицию! Меня в деревне хорошо знают и поверят больше, чем вам.

– Ну, полная дура! Я ей работу предложила, а она еще выгоняет меня…

Последнюю фразу она произнесла как-то совсем не зло, а театрально, похохатывая, как человек, в сущности, не обидевшийся, но достигший своей цели. Знать бы только, подумала Глафира, эту цель, зачем она приходила.

Маргарита Мусинец, в белоснежном элегантном костюме, буквально выпорхнула из кухни, пролетела мимо спрятавшейся за колонной Глафиры, затем хлопнула входная дверь, и все стихло.

Глаша вернулась во двор, убедилась в том, что Мусинец вышла из калитки, и только после этого позвонила.

– А… это вы… – разочарованно протянула Людмила, увидев ее в окно кухни. – Проходите. Я Дмитрия Сергеевича жду. Думала, может, это он вернулся… Вы видели… эту? Ее фамилия Мусинец. Подруга Ирины.

– Да, промчалась мимо меня, чуть с ног не сбила. – Глафира быстро прошла в кухню, поздоровалась с Людмилой. – Подруга, говорите? И что ей здесь надо было?

– В том-то и дело, что ничего. Знаете, она так неожиданно вошла на кухню, у меня от страха колени подкосились. Салат режу, спокойно так в доме, тихо, и вдруг прямо передо мной возникает эта Мусинец! Вы извините меня, конечно, – она поправила рукой растрепавшиеся, повлажневшие от жары волосы на лбу, и глаза ее голубые при этом часто заморгали, словно в них что-то попало, – но это такая неприятная особа… Вот никогда не придет просто так, даже Ирина про нее говорила, что она появляется только тогда, когда ей чего-нибудь нужно.

– Думаете, и в этот раз тоже?

– Я уж и не знаю, что думать. Она же прекрасно знает, что Дмитрия Сергеевича здесь нет. Она вообще все знает . Спрашивается, чего пришла? Вроде как переманивать меня к себе в поварихи пришла. Уверена, что Дмитрия Сергеевича мы больше не увидим, что его посадят. Да глупости все это! И как ведь вошла… не позвонила, не постучала… Как вор.

– На самом деле как-то нехорошо. А что это у вас все открыто было?

– Честно говоря, я сама виновата. Сад поливала, акацию перед воротами, вот и забыла запереть, со шлангами возилась… Если раньше работала с удовольствием, не замечала трудностей, то сейчас, когда все так неопределенно, когда Дмитрия Сергеевича нет и неизвестно, когда он вернется, стала уставать быстрее…