Алексей Макеев - Московский инквизитор (сборник)

— А в Греции все есть, — усмехнулся парень и принес из прихожей, где оставил свои вещи, ноутбук. — Я, чтобы вам не мешать, через наушники слушать буду, — предложил он.

Он отобрал все нужные ему диски из общей массы, устроился в кресле, положил ноги на стул, закрыл глаза и стал слушать. Гуров, глядя на него, только головой покачал — ну, просто ковбой с Дикого Запада. Вот так они и сидели, и спохватился Степан только во втором часу ночи:

— Все! Отбой! — решительно заявил. — Спят усталые игрушки!

— Брось, Степа! Я все равно не усну после того, что наслушался, — мрачно сказал Гуров.

— А на этот случай у нас есть волшебная пилюля, — обращаясь к нему, как к маленькому, сказал Степан. — Сейчас вы ее примете и будете спать сном младенца! — А потом уже серьезно добавил: — Думаю, вы не хотите повторения того, что с вами недавно случилось, так вот и не рискуйте. Лично на вашем месте поберег бы себя.

Льву ничего не оставалось, как выпить таблетку, но потом он, пока Степан раскладывал кресло-кровать, попросил:

— Ты пока расскажи, у тебя-то что за записи были?

— Встреча Егорова и Иванова. Николай, чтобы похвалиться, потащил Георгия смотреть его городскую квартиру, а Иванов только посмеялся и сказал, что Колька оказался обыкновенным жуликом и по мелочи тырит, что плохо лежит, а вот организовать настоящий бизнес не в силах — ума не хватает. Короче, именно он предложил схему с двумя подставными фирмами. Кто-то из руководителей прогнулся перед Егоровым, но кто-то начал взбрыкивать. Потом Егоров, вернувшись с похорон сына, рассказал Иванову о встрече с Воробьевым, и тот сообразил, как можно использовать вора-домушника для запугивания строптивых.

— Запугивания? — уточнил Лев.

— Вот именно! О смертях Иванов узнавал постфактум! А уж где он в то время был, неизвестно. Первый раз он поверил, что с газом произошла просто накладка. После второго, когда Власенко упал и разбил себе голову о раковину, попросил действовать более аккуратно. Но вот после того, как Яковлев выпил смертельную дозу снотворного, хотя это должна была быть смесь рвотного и слабительного, он ни в какие объяснения не поверил и, просто набив морду и Егорову, и Воробьеву, приказал остановиться, объяснив, что люди уже все поняли и больше никто возражать не будет.

— Но Егоров и Воробьев уже вошли во вкус и остановиться не пожелали, — продолжил Гуров.

— Точно! Почему Егоров так злобствовал, не знаю…

— А почему он толкнул Рожкова с чердака? — спросил Лев. — Это же его натура: если можно сделать человеку гадость и при этом остаться безнаказанным, он такого случая не упустит.

— Ну а для Воробьева, этого карлика с кучей комплексов, власть над жизнью людей — слаще меда, — продолжал Степан. — Но вот в случае с Сидоровым он практически облажался. Сидоров был намного сильнее его физически и вполне мог его задержать, парню просто не повезло, что он не удержался и упал с балкона.

— А может быть, это Воробьев все-таки сумел как-то его спихнуть — теперь уже не узнаем, — предположил Гуров.

— Между прочим, Иванов предлагал после этого оставить Воробьева на пособии и сказать, что работы больше не будет, и Егоров на это охотно согласился. А сам, пользуясь тем, что Иванова почему-то близко не было, отравил подельника. Как Иванов об этом узнал? Остается только гадать…

— Пусть цыганки гадают, а я тебе и так скажу, — уверенно произнес Лев. — У Иванова были обширные связи среди уголовников. А с кем мог общаться рецидивист Воробьев? Только с подобными себе, так что у Иванова наверняка был свой человек в его окружении и, узнав о причине смерти Воробьева, ему не нужно было гадать, откуда вдруг взялась банка маринованных грибов.

— Так вот почему, узнав об этом, Иванов на Егорова в голос орал, что тот превратился в патологического садиста, а Егоров ему на это ответил, что раз они получают доходы поровну, то и ответственность у них равная.

— И что ему на это ответил Иванов? — с интересом спросил Лев.

— Не стал возражать и согласился, что равная. А потом Егоров узнал, что бывший мэр Кабанов раскрыл его делишки, и стал советоваться с Ивановым, как бы ему выкрутиться. И тот порекомендовал обратиться к Григорьеву, чтобы тот помог ему прикрыть это дело, причем звонил Егоров в присутствии Иванова, так что хоть часть разговора, но есть. И судя по тому, что Егоров, записывая не только фамилии тех, к кому ему нужно было зайти, но также и суммы, которые нужно было иметь при себе, произносил все это вслух, глупость его границ не имеет. Потом Егоров жаловался Иванову на то, что все и всем раздал, но информация уже ушла наверх и прикрыть дело будет невозможно, но его обещали так заволокитить, что концов никто не найдет. Егоров также сказал, что его предупредили о вероятной прослушке его телефонов и попросили дать номер для связи, вот он номер Иванова и дал.

— Но должна быть запись и последнего разговора, где они обсуждали подготовку провокации против меня, — чувствуя, что глаза уже совсем слипаются, пробормотал Гуров.

— А она, наверное, среди тех записей, что у вас остались — не в кафе же разговор происходил. Завтра найдем и послушаем, — пообещал Степан и тут увидел, что Гуров уже спит. — Спокойной ночи, Лев Иванович, и сладких снов, — усмехнулся он.

Гуров проснулся бодрым, свежим и готовым к новым свершениям. О вчерашнем сердечном приступе не осталось даже воспоминаний, и настроение у Льва было чудесным. Он прошел в туалет и услышал за спиной голос Степана:

— Завтрак скоро будет.

Попытка Гурова сделать хотя бы скромную разминку была решительно пресечена на корню:

— Лев Иванович! Без фанатизма! Ложитесь и ждите завтрака!

— Я себя нормально чувствую, — возмутился полковник.

— Вот вернетесь домой и делайте там что хотите, а здесь я за вас отвечаю, — отрезал Савельев.

Лев услышал это вроде бы родное и теплое слово «дом», и настроение у него испортилось: он тут же вспомнил, какой там кавардак, который еще разгребать и разгребать, а потом… Там же, когда все успокоится, появится Мария, а вот видеть жену после всего, что он из-за нее, точнее, из-за ее глупости, самонадеянности и амбиций вынес, у него не было ни малейшего желания. Он сел на диван, покопался в коробке и нашел в ней запись, сделанную в прошлую пятницу, — по идее, это должно быть то, что он хотел услышать. И это действительно оказался разговор Иванова и Егорова, произошедший в кабинете загородного дома последнего. Беседа была недолгой, но, прослушав ее, Лев невольно восхитился: как же ловко и плавно Иванов подвел Егорова к разговору о колье, и ведь ни разу не прокололся, не надавил, не форсировал события. Нет, все прошло как по маслу. «Эх! — подумал Гуров. — Такую бы голову и энергию, да в мирных целях! Цены бы ему не было! — но тут же остановил себя. — А прижился бы Иванов-Шеловской там, наверху? С его-то характером лидера и нежеланием прогибаться? Нет! Такого туда просто не пустили бы! Его отсеяли бы еще на самых подступах к вершинам власти». Если раньше Гуров был зол на Георгия, то сейчас злость прошла, и появилось даже невольное восхищением тем, как упорно на протяжении многих лет Георгий шел к своей цели. И ведь добился своего! Нашел колье, вернул в семью фамильную реликвию. Его размышления прервал появившийся с тарелками Степан.