Алексей Макеев - Московский инквизитор (сборник)

— Да что я, больной, что ли? — возмутился Лев. — Мог бы и сам на кухню пойти и поесть!

— Разговорчики в строю! — прикрикнул парень. — Потом и без меня делайте что хотите, а мне за вас, если что, тесть голову оторвет!

— Не оторвет! — успокоил Савельева Гуров. — Не захочет внуков осиротить!

— Тем и утешаюсь, — притворно вздохнул парень. — Ну-с! Для начала те таблеточки, что вам перед едой положено пить, — и он протянул Гурову чашку с водой и блюдце, на котором лежало штук пять таблеток.

— Ты надо мной издеваешься, что ли? — увидев лекарство, возмутился Лев. — Я себя прекрасно чувствую! Не нужны мне ваши таблетки. Не буду я их пить!

— Лев Иванович! Я вас сам бить не буду, но сейчас вызову парня, что по соседству находится, и выпьете вы у нас эти таблетки, как миленький! Звать? — совершенно серьезно спросил Степан.

— Ну я тебе это припомню! — пригрозил Гуров и выпил все до единой, а потом, когда они стали есть, не выдержал и сказал: — Ну послушал я последнюю запись и должен тебе сказать, что слукавила дамочка. Огребла она от мужа звонкую оплеуху за то, что не вовремя в кабинет вломилась, да и высказался он по полной программе. Хотя, впрочем, сам послушаешь и все поймешь. Но Иванов, я тебе скажу, настоящий мужик! И ум, и характер — все при нем. Истинный князь!

— Ну, я и других мужчин знаю, у которых и без благородных предков и с умом, и с характером все в порядке, — заметил Степан. — Тесть мой, например, Орлов…

— А у меня, значит, чего-то не хватает? — язвительно спросил Лев.

— С каких пор вы полюбили грубую лесть да еще в глаза? — сделал вид, что удивился, Степан. — Нужно будет Крячко предупредить, чтобы случаем воспользовался — вдруг у него от этого жизнь легче станет?

— Два сапога пара, — только и мог заметить на это Гуров. — Никакого спасу от вас нет.

Потом он сидел и слушал записи, а парень маялся от безделья в кресле, но вот, когда пришла пора смотреть видео, Степан быстренько присоседился к нему. Гуров кого-то узнавал, кого-то нет, а вот парень, как оказалось, знал всех и называл по именам и должностям, периодически отпуская сквозь зубы такие комментарии, что Лев не выдержал и сказал:

— Степа! Ну не у пивного же мы ларька! Держи себя в руках!

— Так ведь сил же нет! — гневно воскликнул тот.

— Одолжить? — невинного поинтересовался Гуров.

Степана это несколько отрезвило, и он больше не ругался, но периодически стонал и скрипел зубами. Так с перерывом на обед с неизменными таблетками до и после еды они просидели до вечера, а потом Лев сказал:

— А теперь меня нет дома. Не трогать меня ни под каким предлогом.

— Все ясно, Гуров думать будет, — сказал Степан, но на кухню не ушел, а, достав какую-то книгу, начал читать.

Лев же сидел и мысленно выстраивал схему взаимоотношений тех людей, о которых он узнал из видео- и аудиозаписей. Конечно, он понимал, что исчерпывающей картины представить не сможет, но он должен был выжать из этой информации максимум того, что она могла дать. Он сидел, вставал, ходил по комнате настолько погруженный в свои мысли, что не замечал ничего вокруг. Ему мало было перечислить факты, каждый из них он должен был подкрепить соответствующим доказательством, для чего нужно было держать в памяти все то, что он узнал, а то иначе придется постоянно нырять в коробку и копаться среди дисков, чтобы не только указать его номер, дату и место записи, но и привести наиболее весомые цитаты из разговора. Продумав схему, Лев перешел к самому докладу, решая, с чего начать, в какой последовательности излагать факты, а чем закончить. Когда Степан сунулся было к нему по поводу ужина, Лев просто остановил его взмахом руки, а взгляд у него при этом был настолько отрешенный, что парень, слегка испугавшись, решил оставить его в покое. Потом Гуров в таком же задумчивом состоянии начал раскладывать диски в той последовательности, в какой они могут ему потребоваться при написании доклада, и, только закончив, вроде бы очнулся и посмотрел вокруг осмысленным взглядом.

— Четыре часа утра, сэр! — тут же встрял Степан. — Чего желаете? Очень поздний ужин или очень ранний завтрак?

Гуров посмотрел на часы — Степан не шутил. Лев прислушался к себе: есть вроде бы не хотелось, спать тоже, и он сказал:

— Приготовь мне лучше чай покрепче, а я работать сяду.

— Что предпочтете, сэр? Кремацию? Или традиционные похороны? — вроде бы шутливо спросил парень, и Гуров, выражая недовольство, поморщился — уж очень невысокого пошиба была шутка, но тут Степан взорвался: — Лев Иванович! Когда вы как лунатик по комнате рассекали, я молчал. Когда вы ужинать отказались, стерпел. Но сейчас вы у меня выпьете все таблетки и ляжете спать! Хотите сдохнуть? Ваше право! Но без меня! Вы что, еще не поняли, что вчера чуть кони не двинули?

— Брось! — отмахнулся Лев. — Просто Рыбовод на меня наорал, и у меня подскочило давление — не мог же я орать в ответ на замминистра?

— Это не вчера началось, Лев Иванович, — стоял на своем парень. — Вы уже больше недели живете в состоянии стресса, а это бесследно не проходит! Вы жжете нервы, как будто их у вас немереные запасы, а инфаркт, между прочим, с вами, может быть, уже на соседней подушке спит.

Вряд ли парень имел в виду Марию, но Гуров воспринял его слова именно так и тоже взорвался:

— Оставь меня в покое со своей заботой! Мое здоровье — это мое личное дело! Ты здесь для чего? Чтобы мне помогать! Вот и приготовь мне чай, а таблетки засунь сам знаешь куда! Я сказал, что сяду работать, и сяду! Все! Я жду чай!

Степан обиделся, причем всерьез — он действительно искренне переживал за Гурова. Ни слова не говоря, он пошел на кухню за чаем, а Лев поставил ноутбук на стол и начал работать. Увлекшись, он забыл обо всем, писал, переписывал, редактировал, убирая шероховатости в тексте, и шлифовал стиль, как будто собирался с этим докладом претендовать на Букеровскую премию. Дав сначала общую картину существовавшей преступной схемы, он начал прописывать ее по пунктам, подтверждая каждый свой вывод соответствующими фактами, то есть номером и датой записи. Некоторые диски ему пришлось все-таки прослушать еще раз, чтобы привести в тексте точные выражения собеседников. Он работал как автомат, а Степан только и делал, что подносил ему все новые и новые бокалы чая — он решил, что если человек хочет умереть, то его ничто не остановит.

Наступил уже новый день, а, судя по тому, что Гуров не сбавлял темп, он и усталости не чувствовал. Попытка подсунуть ему хотя бы бутерброд не увенчалась успехом, потому что, чтобы его съесть, нужно было хоть на время перестать печатать, а Лев этого сделать уже не мог — он изо всех сил старался закончить доклад как можно быстрее. Ему казалось, что как только он поставит последнюю точку, с него тут же упадет невероятной тяжести ноша, состоявшая из отвратительных по своей циничности фактов коррупции, прямого подкупа и беззастенчивого разворовывания бюджетных средств. Причем все это происходило в масштабах, превосходивших его воображение. А уж участвовавшие во всем этом люди были ему омерзительны больше, чем все вместе взятые преступники, которых он только встретил за свою жизнь. Увидев, как он откинулся на спинку стула, Степан с надеждой спросил: