Тиана Веснина - Двадцать три раны Цезаря

Уманцев увидел, как старатели, гонимые со всех сторон вооруженной охраной, нехотя покидали месторождение.

— Ничего. Только охрана ослабит внимание, как опять понабегут. Здесь нужны радикальные меры, — задумчиво произнес Андрей, — и не только для борьбы со старателями. Это чепуха. Нужно удешевить электроэнергию, нужно строить ГЭС. Пока топливо доставляется на «Катоку» на самолетах из самой Луанды. Применимо к нашей ситуации, можно сказать, на самолетах далеко не улетишь.

К Варичеву подошел начальник объекта Бедов. Андрей познакомил его с Романом.

— Вот так-то, товарищ Уманцев, — начал Бедов, — первый трактор мы собрали по частям из брошенной военной техники. Срочно нужно завозить оборудование для геологоразведочных работ, оборудование и металлоконструкции для обогатительной фабрики, но ангольское правительство не в силах окончить гражданскую войну.

— А мне показалось, что здесь нормально, — осторожно произнес Роман.

— Нормально, если не считать, что неделю назад бойцы УНИТА сбили наш самолет. Ну ладно.

Бедов вынул карту, чертежи и разложил на столе.

День пролетел незаметно. Очнулся Роман только в столовой, когда сели ужинать.

Те, кто уже пробыли на «Катоке» три месяца, ужинали с шутками, быстро преодолев усталость. Новоприбывшие ели и думали, как бы добраться до кровати.

Но Роман спать не лег.

— Андрей, — начал он, — это серьезно. Не думай, что здесь, в Африке, ты свободен от всего. Торопков подаст такой рапорт Мальцеву, что тебя тотчас по приезде в Москву вызовут на Лубянку, а там сам знаешь, — Уманцев замолчал, считая излишним распространяться. — Прекрати ты свои походы в деревню и связь с этой… девушкой прекрати, — с удвоенной энергией продолжил он.

— Рома, я тебя, как друга, прошу — оставь.

— Ты пользуешься тем, что ты лучший специалист в группе. Это непорядочно.

— А порядочно держать людей на привязи?

— Да это же помимо всего опасно — расхаживать вне территории. Сам знаешь, что война еще не окончена. И потом, ведь придется возвращаться в Москву. Ну как ты будешь выглядеть? Начнутся страшные неприятности.

— А может, я не хочу возвращаться в Москву, — шутя отозвался Андрей.

— Здесь, что ли, решил остаться?

— Нет уж, спасибо!

— Тогда оставь свои любовные похождения.

— Не могу, — с такой искренностью в голосе ответил Андрей, что Роман осекся и с удивлением посмотрел на друга.

— Как это не можешь? Ты что, решил ее в Москву взять? Тогда придется на ней жениться. Но зачем тебе нужна эта полуграмотная, чернокожая девка? Что она будет делать в нашей стране? Ну, выучит язык… — Уманцев затруднился определить будущее Эстеллы в Москве. — Неужели тебе она настолько нравится? Она же очень, очень смуглая. Нет, я не говорю, что она негритянка, но такая смуглая… И вообще, — он понизил голос, — ты ужасно рискуешь здоровьем. Перед вылетом у нас проводил инструктаж врач, он нам такие ужасы рассказал о болезнях, особенно, если подхватить заразу половым путем.

— Ну если я подхватил, то уже, — улыбнулся Андрей. — А оставить Эстеллу не могу. Странно сказать, я люблю ее. Ни одну женщину не любил так, как ее. Точно душа моя с ней срослась.

— Или еще что-то, — поддел Роман.

Варичев не стал отрицать.

— Не могу без нее и все.

— Ну дела! — Роман пошел умыться, чтобы прогнать сон. — Но ведь надо как-то все это начинать оформлять. Тебя могут в любой момент, в двадцать четыре часа, отправить в Союз. Что тогда?

— Да ладно, не волнуйся. Я все сделаю, как надо. Ты сейчас ложись. А я к Эстелле. Быстро. Туда и обратно. Только пожелаю ей спокойной ночи.

Андрей открыл дверь, и в тот же миг началась беспорядочная стрельба.

— Опять вылазка УНИТА, — раздраженно проговорил он.

— Слушай, не ходи! Опасно! — с мольбой глядя на него, проговорил Уманцев.

— Проскочу! — хлопнул дверью Варичев.

— Хоть бы тебя на блок-посту не пропустили! — крикнул ему вслед Роман.

Но Андрей вернулся только под утро. Возник на сине-сером фоне окна. Сильный, смуглый, счастливый.

Роман перевернулся на другой бок и сквозь сон подумал: «А как это вот так любовью заниматься… до утра?.. Здорово, наверное. Надо бы попробовать! С Иркой, что ли? Тьфу!» — и он опять заснул.

Все продолжалось по-прежнему. Варичев ходил в поселок, что служило неиссякаемым источником сплетен. Он же добродушно улыбался и иногда сам подливал масло в огонь, намекая, что Эстелла — это нечто такое, чего не каждому доведется в жизни попробовать.

Андрей познакомился с ней в свой первый визит в деревню. Жители взяли его в кольцо и принялись с интересом рассматривать. Вместе с Андреем был Жоа, анголец, учившийся в СССР и хорошо говоривший по-русски. Андрей привез с собой сувениры, открытки. Показывая их, говорил: «Москва!» Мужчины стали расспрашивать, зачем они приехали сюда. Узнав, качали головами, объясняя, что опасно — война.

И тут в окружении ребятишек, которые тянули ее за руки, за черную, в большой белый горох юбку, появилась девушка.

Жоа представил ее Андрею:

— Эстелла, учительница.

Андрей улыбнулся и протянул ей открытку со словами:

— Москва, столица!

Эстелла с интересом стала ее разглядывать. Он протянул ей вторую, третью. Ее глаза загорались от каждой открытки все больше и больше. Неожиданно она схватила его за руку и потянула за собой, в то же время прося Жоа пойти вместе с ними.

Она привела их к своей хижине. Нырнула в нее, Андрей увидел, что она открыла большую шкатулку и что-то вынула. Вернувшись, протянула ему пачку открыток.

— Это Лиссабон, столица Португалии — родина ее предков, — перевел Жоа ее взволнованные слова. — Она спрашивает, а ты был в Португалии?

Девушка с трепетом в глазах ждала его ответа.

— Нет, к сожалению, — ответил Андрей. И ее взгляд потух.

Но огорчение длилось всего лишь миг. Она вновь подняла на него глаза и заговорила взволнованно и радостно.

Она говорила, что обязательно уедет в Португалию, в Лиссабон. Она говорила, что любит Анголу. Она здесь родилась, но родина, ее настоящая родина — Португалия.

— Мы с мамой так мечтали увидеть ее! — вздохнула она и замолчала.

Андрей появился в деревне на следующий вечер, но уже без Жоа, зато со словарями и разговорником.

Сначала они сидели на низеньких скамеечках у порога, пока солнце светило им в книги, а затем вошли в хижину, и Эстелла зажгла что-то, напоминающее свечу.

Они говорили на каком-то странном языке и понимали друг друга.

— Там, в Португалии, я стану светлее, — показывая на свою кожу, говорила Эстелла. — Я же белая женщина. Это здешнее солнце убивает меня, мою красоту, молодость, жизнь. Я солгала, когда сказала, что люблю Анголу. Я ненавижу ее. Но у нас с мамой совсем не было денег, чтобы уехать из этой проклятой страны, в которую наших предков тоже привела бедность. Ах, если бы ты знал, как я хочу уехать! — воскликнула она и поднялась из-за стола.