Рекс Стаут - Лига запуганных мужчин

— Вы его зажгли и увидели Чейпина, стоящего на коленях и пытающегося встать. У него в руках был пистолет?

— Нет. На нем было пальто и перчатки. Пистолета я не видела… нигде.

— А инспектор Кремер вам что-нибудь говорил об этом пистолете?

Она кивнула.

— Это был пистолет моего мужа. Он выстрелил… было сделано четыре выстрела. Пистолет нашли на полу.

— Кремер вам его показывал?

— Да.

— И это был тот самый, из ящика письменного стола в кабинете?

— Именно так.

— Когда вы зажгли свет, Чейпин сказал что-нибудь?

— Он назвал меня по имени. Когда загорелся свет, он сказал — я могу точно повторить, что он говорил: «Энн, калека в темноте. Дорогая Энн, я пытался доковылять до выключателя». Он упал.

— Да, конечно. — Я перестал черкать в блокноте и взглянул на нее. Она сидела словно в оцепенении. Я предложил: — Давайте-ка еще раз вернемся к самому началу. Вы были дома весь день?

— Нет. До обеда я была на выставке гравюр, а потом на чае. Домой я вернулась около шести.

— А ваш муж был дома, когда вы вернулись?

— Да, он приходит рано… по субботам. Он сидел в кабинете с Фердинандом Бауеном. Я зашла туда, чтобы сказать ему «привет». Мы всегда… говорили «привет», кто бы при этом ни был.

— Итак, тут был Бауен. А вы не знаете, зачем он приходил?

— Нет. То есть… Нет.

— Послушайте, миссис Бертон. Вы ведь сами решили, что сможете все это выдержать, и это просто здорово, так что уж держитесь. Так зачем к вам приходил мистер Бауен?

— Он просил о каком-то одолжении. Это все, что мне известно.

— В финансовом плане?

— Думаю, что да.

— И получил?

— Нет. Но ведь это вообще никакого от… оставим это.

— О’ кей. А когда Бауен ушел?

— Сразу же после того как я вернулась. Я бы сказала, что это было в четверть седьмого. Возможно, в шесть двадцать, минут за десять до прихода Доры, а она пришла ровно в половине седьмого.

— Что вы говорите? — Я удивленно посмотрел на нее. — Вы имеете в виду Дору Чейпин?

— Да.

— Она приходила, чтобы вас причесать?

— Да.

— Черт подери! Простите, Ниро Вульф запрещает мне ругаться при дамах. Хорошо, Дора Чейпин пришла в шесть тридцать. А когда ушла?

— Обычно это занимает у нее минут сорок. Так что она ушла в четверть восьмого. — Она помолчала, что-то подсчитывая. — Да, так и было. Может быть, на несколько минут позже. Я еще подумала, что у меня остается четверть часа, чтобы докончить туалет.

— Дора Чейпин увала отсюда в четверть восьмого, а в половину пришел Пол Чейпин. Очень интересно, они чуть не столкнулись нос к носу. А кто еще был здесь после шести?

— Никого не было. Это все. Дочь ушла около половины седьмого, за несколько минут до прихода Доры. Хотя я не понимаю… Что такое, Элис?

Дверь за моей спиной открылась, и я обернулся, чтобы взглянуть, кто пришел. Это была та вторая женщина, давняя подруга, которая сообщила:

— Звонит Ник Кейбот, он уже знает. Он спрашивает, не могла бы ты поговорить с ним.

Миссис Бертон на мгновение стрельнула своими черными глазами в мою сторону. Я едва заметно покачал головой, но так, чтобы она это видела. Она ответила своей подруге:

— Нет, мне нечего ему сказать. Я не хочу ни с кем разговаривать. Вы нашли что-нибудь из еды?

— Как-нибудь перебьемся. Серьезно, Энн, я думаю…

— Прошу тебя, Элис, пожалуйста…

После минутного колебания дверь закрылась.

Горделиво улыбнувшись себе «в усы», я напомнил ей:

— Вы начали было говорить о том, что вы чего-то не понимаете…

Она не ответила. Просто сидела и глядела на меня помрачневшими глазами, однако лоб ее оставался чистым и гладким. Поднявшись, она подошла к столу, взяла из папиросницы сигарету, закурила и подвинула к себе пепельницу. Затем вернулась к кушетке, села и несколько раз затянулась. Потом удивленно взглянула на сигарету, как бы недоумевая, откуда это она появилась у нее в руках, раздавила ее в пепельнице и выбросила. Выпрямившись снова, она, по-видимому, вдруг осознала, что за ней наблюдают. Неожиданно она спросила:

— Как, вы сказали, вас зовут?

— Арчи Гудвин.

— Благодарю вас. Мне следовало бы запомнить ваше имя. Ведь могут произойти довольно странные вещи, не правда ли? А почему вы не хотели, чтобы я говорила с мистером Кейботом?

— Без какой-либо определенной причины. Просто я не хочу, чтобы именно сейчас вы беседовали с кем-то еще помимо меня.

Она кивнула.

— Что я и делаю. Мистер Гудвин, вы почти вдвое младше меня, и я еще никогда с вами не встречалась. По-видимому, вы довольно сообразительный человек. Вы, конечно, в состоянии себе представить, каким потрясением было для меня увидеть моего мужа мертвым, убитым. Это совершенно выбило меня из колеи. И сейчас я поступаю совершенно нетипично. Обычно я разговариваю только о малозначимых вещах, так было всегда, с самого детства, за исключением двух человек, — моего дорогого мужа и Пола Чейпина. Но о моем супруге мы сейчас говорить не будем, о нем просто нечего говорить: он умер. Он умер… Мне придется много раз повторять это себе: он умер… Ведь он продолжает жить во мне, хочу я этого или нет. Думаю — и это как раз то, что я хочу вам сказать, — думаю, что я хотела бы того же и для Пола Чейпина… О нет, это невозможно! — Она вздрогнула и сплела руки. — Это полный абсурд — пытаться говорить об этом с чужим человеком, даже если Лорри мертв… Это абсурд.

Я предложил:

— Возможно, что абсурд как раз в том, чтобы не говорить об этом. Сбросьте хоть раз бремя с души, избавьтесь от него.

Она отрицательно похачала головой:

— Мне нечего сбрасывать. Нет каких-либо причин говорить об этом, а я говорю. Иначе зачем бы я позволила вам себя расспрашивать? Сегодня вечером я заглянула себе в душу глубже, чем когда-либо прежде. И не тогда, когда увидела своего мужа мертвым, и не тогда, когда стояла в одиночестве в своей комнате, глядя на его фотографию и пытаясь осознать, что он умер. Это произошло в тот момент, когда я беседовала с полицейским инспектором и он начал мне объяснять, что в случае убийства первой степени прошение о помиловании не допускается и что мне придется давать показания перед окружным судом, чтобы Пола Чейпина могли осудить и покарать. Я не хочу, чтобы его покарали. Разве мало того, что мой муж мертв? Но если я не хочу, чтобы он понес наказание, то почему я этого не хочу? Из сострадания? Я никогда его не любила. Я всегда была довольно самонадеянна, но не настолько, чтобы не сочувствовать Полу Чейпину. Вы мне сказали, что у него есть полная шкатулка моих перчаток и чулок, которые Дора крала у меня, и что Ниро Вульф заявил, якобы в ней душа Пола. Возможно, что и моя душа лежит в какой-нибудь шкатулке, а я об этом даже не знаю.

Она резко встала. Пепельница соскользнула с кушетки на ковер. Она нагнулась и, проворно подобрав обгоревшую спичку и окурок, бросила их обратно в пепельницу. Пальцы ее не дрожали. Я даже не пошевелился, чтобы ей помочь. Она отнесла пепельницу на стол, вернулась к кушетке и снова села. Потом продолжала: