Энн Грэнджер - Убийство в приличном обществе

— Где мисс Марчвуд?

— Ее нет дома, сэр, — ответила Паркер. — Она уехала сегодня рано утром. Кажется, она собиралась в Лондон. Сказала, что к обеду не вернется.

Бенедикт отпустил ее, раздраженно махнув рукой, и снова повернулся ко мне.

— Каким образом Марчвуд могли убить на Ватерлоо? Вокзал — людное место, там всегда много народу. И потом, кому понадобилось ее убивать? — спросил он в явном замешательстве и даже, как мне показалось, испуганно.

— К сожалению, на Ватерлоо она приехала уже мертвой. Ее убили в пути, скорее всего, после Ричмонда. — Говоря, я не сводил взгляда с Бенедикта. — Нам известны такие подробности, потому что между Твикенхэмом и Ричмондом в ее вагоне ехал кондуктор. В Ричмонде он вышел; по его словам, тогда мисс Марчвуд была жива и здорова. В вагоне первого класса она ехала одна. А на конечной станции, на вокзале Ватерлоо, тот же самый кондуктор увидел, что она мертва.

— Сердечный приступ? — прошептал Бенедикт так тихо, что я не сразу разобрал слова.

— Нет, сэр, определенно нет… — Помявшись, я продолжал: — Она умерла не естественной смертью.

Бенедикт резко опустился в кресло. Вцепившись в подлокотники, он смотрел на меня диким взглядом. По-моему, он только теперь до конца мне поверил.

«До сих пор он ничего не знал, — подумал я. — Он не убийца. Данн ошибается».

— Кто ее убил? — хрипло спросил он.

— Не знаю, сэр. Она… умерла так же, как миссис Бенедикт.

— Почему? — спросил он. Лицо его исказилось от боли.

— Не знаю, сэр. Подозреваю, что она собиралась пойти к нам, в Скотленд-Ярд. Может быть, вспомнила что-нибудь важное и хотела сообщить нам.

— Почему она ничего не сказала мне?! — вскричал Бенедикт, подаваясь вперед и багровея от злости. — Я знаю почему… Ее мучила совесть, Росс, ей было стыдно! И мы с вами отлично понимаем, в чем причина! — Он замолчал, но мне показалось, что он по-прежнему источает гнев. Он смотрел на меня с неприкрытой ненавистью. Он догадывался, что жена ему изменяла и мне это известно. Приятно ли сознавать, что ты рогоносец? Обманутый муж — главный комический персонаж в классической литературе…

— Мы пока не знаем, почему ее убили, — мягко ответил я.

В конце концов, так оно и было. Я предполагал, что Марчвуд направлялась ко мне — так же, как предполагал, что миссис Бенедикт несла деньги Фосетту. Но доказательств у меня не было. Фосетт ни в чем не признается. Мне необходимо как можно больше узнать о его прошлом; поэтому я и попросил Данна о помощи. Я по-прежнему не знал, кто убил Аллегру; мне казалось, что объединять два преступления — мошенничество и убийство — преждевременно.

Мошенник не обязательно убийца, скорее, наоборот. Храбрости у мошенников на доверии хватает лишь на то, чтобы отбирать деньги у доверчивых граждан. Они почти никогда не прибегают к насилию, полагаясь на свои обаяние и изобретательность. Едва почуяв возможное разоблачение, они тут же сбегают, чтобы возобновить свои махинации в другом месте. И везде действуют одинаково: обманом и посулами выманивают из доверчивых людей деньги и ценности. Именно так и поступит Фосетт, если я обвиню его без доказательств. Он сбежит и вскоре объявится в другом месте.

Но, если речь идет не только о деньгах… кто знает? Может быть, у Аллегры и не было романа с Фосеттом. Может быть, преданная компаньонка скрывала лишь то, что ее хозяйка продавала драгоценности матери, чтобы внести свой вклад в «благородное дело» Фосетта?

Впрочем, ревнивому мужу доказательства не требуются. Достаточно его подозрений и догадки, что его так или иначе обманывают. Как правило, ревнивец всегда склонен подозревать худшее. Бенедикт наверняка понимал, что жена вышла за него не по любви. Между ними большая разница в возрасте, она красавица, а он — самый заурядный человек. Может быть, он с самого начала боялся, что объявится какой-нибудь дерзкий соперник и влюбит в себя Аллегру.

— Жена мне изменяла, — без выражения произнес Бенедикт. — Марчвуд, которая могла отговорить ее или предупредить меня, покрывала ее. Я считаю ее соучастницей обмана… Она способствовала незаконным отношениям! Честно говоря, я не очень горюю по ней. Конечно, неожиданная весть о гибели Марчвуд потрясла меня. Но не ждите, что я начну лицемерно выражать горе. Да и вряд ли у меня бы это получилось убедительно. — Его губы скривились в невеселой гримасе.

Я оценил его откровенность. Данн, наверное, скажет, что он умен. Лучше откровенно признаться в том, что не испытываешь горя, чем изображать скорбь. В лучшем случае в тебе заподозрят лицемера, а в худшем — лжеца.

— Сэр, вынужден спросить вас, чем вы занимались сегодня утром, — продолжал я.

Бенедикт удивленно поднял брови и отрывисто хохотнул:

— Значит, я уже подозреваемый? Что ж, инспектор Росс, я был здесь. Так вам скажут слуги; а на тот случай, если вы усомнитесь в их словах… — он указал на натюрморт, — вот что мне доставили сегодня утром. Я собирался осмотреть картину и потому никуда не выходил. При перевозке произведениям искусства часто причиняют ущерб. Мне не хотелось рисковать. Осмотрев картину, я написал расписку. Вы можете справиться в компании, которая ее доставила.

— Спасибо, — неуклюже ответил я.

Бенедикт с мрачным видом посмотрел на меня в упор:

— Я, инспектор, и жену не убивал. Вы не спрашиваете, но я знаю, что вы и ваше начальство наверняка обсуждали такую возможность. Вы, наверное, скажете, что у меня был повод желать ей смерти. Но до тех пор, пока я не поговорил с вами, что случилось уже после ее смерти, я ей доверял. Доверял безоговорочно!

Он вскинул руки с каким-то неанглийским пылом, должно быть перенял такую манеру жестикуляции в Италии.

— Если бы не Марчвуд, которая, очевидно, скрывала какую-то неприглядную истину, я бы ничего не заподозрил… Повторяю, вы, Росс, также способствовали тому, что у меня зародились семена сомнения… Но вот что я вам скажу. — Он снова наклонился вперед. — Если бы я узнал, что жена мне изменяет, до ее смерти, я бы прямо спросил ее обо всем. И если бы она раскаялась, порвала с любовником и вернулась ко мне, я бы ее простил. Инспектор, я любил жену.

Может быть, он и сам себе верил. Да, по-своему он ее любил. Я подумал: наверное, его желание вернуть Аллегру сродни желанию коллекционера, у которого украли драгоценное произведение искусства. Он с благодарностью воспринял бы возвращение жемчужины своей коллекции. Но мы мало разбираемся в том, что творится в душах других людей. Нам бы себя понять! Я решил вернуться к практическим вопросам.

— Не знаете ли вы случайно, есть ли у мисс Марчвуд родственники, люди, которым мы могли бы сообщить о ее смерти…

— Понятия не имею. — Бенедикт покачал головой и посмотрел на меня с таким видом, словно я предложил ему нечто совершенно несусветное. — Мы с ней никогда не обсуждали личных вопросов. Она служила у меня и получала жалованье, только и всего. Однако я могу дать вам название и адрес агентства, приславшего ее ко мне. Возможно, у них сохранились какие-нибудь записи.