Евгений Титаренко - Никодимово озеро

Домой Сергей не пошел.

Трупы в развалинах бывшей усадьбы требовали объяснения. А он, мечась от одного предположения к другому, ни на шаг не продвигался в своих догадках…

Сергей отправился вдоль берега к пожарищу. Теперь, когда события дня отошли в прошлое, ему казалось, что он проявлял слишком много осторожности там, где необходима была смелость. И, влекомый жаждой действия, он теперь готов был идти напролом — представься ему такой случай…

Так что, если бы Гена повстречался ему здесь — Сергей наверняка натворил бы глупостей…

Около пепелища впервые за двое суток не было ни души. Женщины разошлись, чтобы заняться вечерними хлопотами по хозяйству. А мальчишкам стало не перед кем демонстрировать свою удаль.

Сергей направился в сторону леса и у кедровника увидел Гену. Тот шел со стороны Южного. Это говорило уже само за себя.

Тропинка, по которой он шел, и путь Сергея не пересекались.

Мрачный, сутуловатый, Гена сделал вид, что не заметил его. Сергей демонстративно пошел навстречу.

― Здравствуйте!

Гена удивленно покосился на него из-под соломенных полей, как бы недоумевая, зачем «здравствоваться» два раза на день. Буркнул в пространство:

― Здоров… — И не выказал желания задерживаться. Шляпа его была надвинута до бровей. За плечом, стволами вниз, тускло отсвечивала двустволка.

Отметив про себя, что Гена идет к озеру мимо пепелища, хотя со стороны Южного есть для этого более короткий путь, Сергей зашагал рядом.

― На рудник ходили?

Тот опять смерил его неприветливым взглядом и не счел нужным отвечать.

― Я там Алену оставил, — объяснил Сергей свое любопытство, хотя самому стало смешно от такой откровенной липы. Добавил: — Ну, с которой я на пожарище был, темненькая…

Гена шевельнул плечами под телогрейкой, что в равной степени могло означать: «Не видел», или «Какое мне дело до твоей темненькой?» А около пепелища замедлил шаг.

Воспользовавшись этим, Сергей одним движением зашел вперед, и тому пришлось волей-неволей остановиться.

Роста они были почти одинакового, так что Сергей не чувствовал себя малолеткой рядом с ним.

― Знатно горело… — высказал свои наблюдения Гена.

― Знатно! — подтвердил Сергей, глядя в глаза ему. — Милиция два дня тут шарила. Со стороны — вроде ничего не нашли, а женщины разное говорят!

Гена тяжело посмотрел на него из-под надвинутых на глаза полей.

Сумерки были еще достаточно светлыми, чтобы различить в простодушных, туповатых глазах Гены затаенное внимание и глубоко упрятанную жестокость. Он был не только хитрее, но и опаснее, чем казался.

― Что говорят?

― Разное! — повторил Сергей. — Владислав, помните, болтнул тогда про того, что плащ у вас украл: вдруг он спалил бабку? А я думаю: может, правда, он это натворил здесь? Или не один, а с кем-нибудь?

― Он теперь небось в Белогорске… — переведя взгляд на пепелище, вяло отозвался Гена.

― А вас видели с ним, — сообщил Сергей. Потом, дождавшись, чтобы Гена опять посмотрел в его сторону, разъяснил: — В Кирасировке, в сельпо. — И, будто между прочим, спросил: — Он что, летчик?

На этот раз Гена не скрыл удивления:

― Ваньша?!

― Я не знаю, как его зовут, но пацаны слышали — вы разговаривали с ним…

Гена ухмыльнулся, не без гордости уточнил:

― В авиации это я служил, мотористом, Ваньша — белобилетник.

Сергей убедился, что был неоправданно высокого мнения о собственной прозорливости. Брякнул, глядя прямо в глаза Гены:

― А ведь вы вместе с ним приехали на заимку, не поврозь, вы давно знаете друг друга. Вы врете, что только встретились.

На этот раз он попал в точку.

Рука Гены сомкнулась на ружейном ремне.

― Ты чего настырничаешь, парень? Что тебе надо?

― А то, что Лешка мой друг, — сказал Сергей.

― Ну… — выдохнул из глубины груди, будто прорычал, Гена.

― Ну и ну! — Сергей незаметно спружинил ноги, чтобы при необходимости уклониться от удара и самому сделать выпад. — Я хочу узнать, кто дал ему подножку.

Гена встряхнул ружье за спиной, глянул через голову Сергея на тропинку вдоль берега.

― Дуришь ты, парень. Чокнулся на друзьях, девках… А я тут что? — И, задев Сергея плечом, пошел своей дорогой, будто и не испытывал минутного замешательства. Но через несколько шагов остановился. — Перевезешь на тот берег?

― Мою лодку Павел забрал, — нейтральным голосом ответил Сергей. — Там, если успеете, хороший парень на моторке — перевезет.

― Ну пока, — сказал Гена и опять встряхнул ружье за спиной. Но не стронулся, в пол-оборота разглядывая Сергея. — Что ты там языком чесал — я не понял. И какое тебе дело, кто с кем приехал? Разве я не говорил, что мы были вместе с Ваньшей? А знаю я его, так я каждую собаку в Белогорске, в Свинушах, знаю.

― Моему другу дали подножку, — повторил Сергей. — Я хочу узнать — кто.

― Узнавать — это твое дело, — пожав плечами, согласился Гена. — Но я тут при чем? Подножку дают, кто ближе… А если из дальних… Тут, парень, всяких сейчас… — И, не договорив, он зашагал тропинкой по направлению к заливчику.

Сергей остался, разочарованный и обескураженный.

Голова его трещала от усталости, и в быстро густеющих сумерках он, возможно, залег бы спать, если бы не одно случайное обстоятельство, опять надолго встряхнувшее его.

Он думал, что прошедшая ночь исчерпала события запутанной трагедии Татьяниной усадьбы. Но, как он убедился вскоре, события продолжали развиваться.

Проводив Гену, он долго оставался в одиночестве на пепелище. Потом медленно направился домой, не кратчайшей дорогой — через кедровник, а улицей — чтобы пройти из одного конца деревни в другой.

Слышал, как дважды — затихая, потом нарастая — отработал Антошкин мотор. С любопытством бездельника присматривался к старикам на лавочках возле палисадников, к мальчишкам за кособоким плетнем, на ощупь играющим в ножичек… И должен был повернуть за угол, когда еще раз оглянулся в сторону озера, где улица обрывалась и где за кедрами, уже невидимое, лежало пепелище… Угадал в смутной мужской фигуре Владислава. И сразу почти бегом бросился назад.

Торопливость Сергея, возможно, обеспокоила тягучие, сонные думы стариков. Но ему было не до них и не до мальчишек, что проводили его ироническими репликами. Он выскочил на пепелище и остановился, взбешенный, потому что близ Татьяниной усадьбы никого не было. Пробежал сначала по тропинке в сторону заливчика, потом — опять мимо сгоревшей усадьбы — в противоположную сторону… На тропинке не было ни души. И тогда, задержав дыхание, он почти физически ощутил, что обстановка сделалась прямо противоположной той, какую он предполагал: вместо того чтобы наблюдать, он, сам стал объектом наблюдения для кого-то.