Евгений Титаренко - Никодимово озеро

И становилось необъяснимо тревожно под цепенеющими осинами. Взрослые пилили потом: «Слова пошлые рифма никуда не годится…» А если берет за душу? Если слушаешь и не задумываешься, что там, где — не как у классиков: «Полюбил за пепельные косы, алых губ нетронутый коралл…» Не орать же: «О, чудо-песенка!..»

Лешка уехал в Никодимовку. А год спустя, нынешней весной, в ледоход, гитара его отозвалась Сергею. С утра он не видел Алену. Днем его мобилизовали эвакуировать с берега имущество лодочной станции. Сначала, продрогшие, до ниток мокрые, оттаскивали на взгорок понтоны, запасные причалы, шлюпки. Потом уже ради собственного удовольствия в разгуле ветра и неуемного грохота с баграми в руках спускали на воду льдины и по мере возможностей разбирали заторы близ волнорезов железнодорожного моста. Свистел в ушах ветер, и откуда-то с низовий доносил запах изборожденной талыми водами пахоты…

Алена пришла к нему поздно вечером, какая-то не похожая на себя: замкнутая и встревоженная, как будто что-нибудь случилось. Заходила по комнате из угла в угол, шевеля беспокойными пальцами. Увидела гитару на тахте. «Чья?» — «Тимки Нефедова, забегал вчера…» — сказал Сергей. А она спросила: «Почему ты не научишься играть, Сережка?» Он ответил что-то вроде: «Хорошего понемногу, не всем уметь…» И действительно, пальцем больше не притронулся к инструменту, хотя обманул Алену — гитара была его, и за год он потихоньку ото всех научился владеть ею… Но уж лучше было соврать Алене, чем предстать в ее глазах подражателем.

Благодаря этой случайности Тимка Нефедов приобрел обыгранный инструмент. А Алена в тот вечер, взвинченная, немножко странная, затеяла разговор о старости: «Это когда человек сдается, решает, что впереди ничего нет, ковыряется в грязных тряпках, думает, что все познал, и начинает учить других».

«А если просто-напросто отнимутся ноги, пропадет зрение или слух?» — резонно возразил Сергей.

Алена сказала, что он жалкий материалист, что живет хлебом единым, разозлилась и хлопнула дверью.

Разозлилась, потому что пришла с намерением разозлиться на кого-нибудь. (Старость тут была ни при чем.) Но вскоре опять вернулась и минуту-две молчала, удаляясь в угол за тахтой. Потом бренькнула на всех семи струнах и сказала: «Сережка, запомни этот день…» Он спросил: «Зачем?» Она оглянулась от порога, не ответила и ушла.

В те дни ему оказалось недосуг спросить еще раз: «Зачем?» А потом наступило Первое мая, и они завертелись в сплошной мультипликации вечеров: вечер отдыха, вечер молодежи, вечер современного танца, весенний бал — театр, школа, Дом офицеров, клуб… Он тогда не придал значения ее словам. А что-то похожее было у нее сегодня.

Галина шла чуть впереди; и, когда она просеменила мимо своей калитки, Алена остановилась.

— Куда мы идем?

Галина обернулась к ней, поморгала непонимающими глазами и с надрывом в голосе объяснила, проглатывая звуки:

— …Леше идем!.. больницу!

— Я к нему не пойду, — сказала Алена.

— Почему?.. — Лицо ее было каким-то измученным.

— К нему я пойду одна, — объяснила Алена. — Если пойду. Или с Сережкой. Ты же звала с тобой поговорить, а не с ним?..

― Хорошо! — Галина круто повернула в калитку, словно бы уступая требованиям Алены. Будто Алена, а не она просила ее о нескольких минутах. — Я потому хотела к Леше, что ему лучше бы присутствовать! Все равно от него это не скрыть…

Алена прошла за хозяйкой в комнату, где она уже бывала не раз. Отметила не без придирчивости всегдашний порядок: дорожки вычищены, полированная мебель протерта, книги, туалетные принадлежности, пепельница на своих местах.

Галина мимоходом передвинула вазу на тумбочке у окна, подняла и опустила крышку радиолы…

Алена хотела сесть на диван, где устраивалась до этого, но отошла к стене, за прикрытие стола, чтобы говорить лицом к лицу, не присаживаясь.

— Я до сегодняшнего дня, оказывается, многого не знала, Оля… начала Галина, теребя уголок шелковистой накидки под радиолой и не глядя на Алену. — Я только сейчас все… — она показала рукой возле себя, — начинаю воспринимать… И немножко понимаю тебя… Я, можно сказать, в шоке! Не соберусь… Ошарашена прямо. Все это так неожиданно, так… сразу для меня! Я понимаю, конечно, что тебя нельзя винить… Но ведь я совершенно… — Смятение ее было настолько театральным, что сразу надоело Алене.

— О чем ты?

Галина перестала теребить накидку. С минуту непонимающе глядела на Алену, озадаченная и растерянная (по крайней мере, внешне).

— Я только что узнала о твоих отношениях с Лешей… (Алена не повела бровью.) Я теперь понимаю тебя… Но давай честно: если кто-то из нас лишний… Ведь он меня любит, не тебя — ты же сама видишь?..

— Вижу, — сказала Алена.

— Тогда зачем ты — как это объяснить… — вмешиваешься в нашу жизнь?! И ты и Сергей — вы оба! Я не понимала, что к чему! А вы, наверно, сговорились?! — В голосе ее опять зазвучал надрыв. — Вам легче станет оттого, что мы поссоримся?!

— Помнишь, о чем мы говорили вчера, когда я была здесь у тебя?.. — Алена показала на радиолу.

— Вчера я не поняла тебя…

— Мы говорили про Лешку, — напомнила Алена. — Ты сказала: любишь…

— Да, я люблю его! — воскликнула Галина. — очень люблю, Оля!

Кого она убеждала? Алене стало вдруг очень противно все.

― Если бы ты… любила его, — ей с трудом давалось это слово, — ты не замечала бы других!

Испуг и негодование Галины были, пожалуй, искренними.

— Что?! Что ты имеешь в виду?!

— Я имею в виду Николая, — сказала Алена.

— Ты… — Галина задохнулась. — Что ты хочешь этим сказать?!

— Я не хочу сказать, а уже сказала, — равнодушно пояснила Алена.

— За такие слова… Докажи, если смеешь говорить!

Алена посмотрела на улицу за окном.

— Ничего я не собираюсь доказывать… — И решительно шагнула к двери.

Галина бросилась, чтобы перегородить ей дорогу к выходу, остановила вытянутыми вперед руками.

— Нет!.. Оля, нет!.. — Смятение ее теперь не было поддельным. Расширенные зрачки блуждали по Алениному лицу, кожа около глаз приобрела какой-то сероватый оттенок. — Подожди, Оля!..

— Я не хочу ничего доказывать, — повторила Алена. — Считай, что это ясно и так. Но если ты пригласила меня только для этого — я пойду. В этом Лешка пусть сам разбирается.

— Подожди, Оля! Я сейчас… — Прижав ладошку к губам, Галина ненадолго задержала дыхание, потом опустилась на диван и заплакала.

Алена вернулась на свое место за столом, несколько подавленная впечатлением, которое произвели ее слова.

— Я знала, что теперь это не даст мне покоя, никогда!.. Сейчас я все расскажу… Сейчас… — повторяла Галина, утирая слезы. — Как это все глупо!..