Владислав Вишневский - Честь Афродиты

К Никитину Григорий Михайлович Пастухов, вместе с Волковым, приехали после 20 часов, домой. Увидев удостоверение сотрудника Генеральной прокуратуры РФ, консьерж пропустил их без звука. Пастухов только предупредил, никому ни слова. Консьерж, по виду бывший военный, молча кивнул головой. Никитин, увидев в дверной глазок своего президента, отворил дверь, Пастухов с Волковым вошли. Никитин мгновенно засуетился, бросился накрывать на стол, но Пастухов его прервал.

— Присядь, Игорь Ильич, мы не за этим пришли. Не мельтеши. Присядь, я говорю. Поговорить надо.

Присутствие непрошенных гостей Никитина заметно угнетало. Он нервно вертелся, не зная как ему сесть, к кому лицом, боялся самой причины прихода «гостей». Волков это видел, молчал.

— Вопрос короткий, и только один, Игорь Ильич, — начал Григорий Михайлович. — И мы уйдём. Беседуем с тобой неофициально, не под протокол. По мужски. Ответишь — хорошо. Не ответишь — плохо. Советую сказать правду. Это в твоих интересах. Извини, что на «ты», сам понимаешь. — Никитин в ответ машинально кивнул головой. — Настройся, Игорь Ильич. Слушай внимательно.

Игорь Ильич послушно замер…

— Назови номер телефона человека, кому ты сообщил о возвращении Бориса Фатеевича. — Разделяя слова, медленно произнёс Григорий Михайлович.

Игорь Ильич ещё больше побледнел, открыл рот, но прозвенел звонок домофона… Мягко и мелодично. Игоря Ильича в испуге подбросило…

Кто это? Переглядываясь, гости замерли, Хозяин как умер, мертвенно побледнел.

— Вы кого-то ждёте? — спросил Григорий Михайлович, пожалев, что не взял с собой наградной пистолет.

— Ннее… — Утвердительно мотая головой, едва слышно вымолвил Никитин. Лицо его было совсем бескровным.

Звонок вновь требовательно прозвучал.

Пастухов быстро и бесшумно поднялся, почти также поступил и Волков, один Никитин испуганно сжался, почти потерялся в кресле.

— Это он. Он мне звонил, — сдерживая икоту, в страхе признался Никитин. — Не открывайте! — шёпотом вскричал он. — Это от Сергея Бадаевича. Инструкции. Как… мне… дальше…

Пастухов бесшумно пробежал к двери, с другой стороны встал Волков. Григорий Михайлович одним лицом приказывал Никитину подойти к двери. Тот двигался как парализованный. Пастухов прижал палец к своим губам, потом руками изобразил нечто успокаивающее, не бойся, мол, мы здесь, мы рядом. Подойди и ответь. Не бойся. Подойди!»

Наконец Никитин подошёл… На экране домофона возникло лицо человека неприметного по виду, но вежливо улыбающегося.

— Вы один, Игорь Ильич, добрый вечер. Я вас не разбудил? К вам можно? — спросил дядя.

«Это он, тот самый дядя, наверное! Вот удача! Сам… Неужели!! На ловца…» Пастухов невольно прячась, энергично кивал Никитину головой: «Можно, можно. Пусть идёт. Пусть войдёт».

— Да, я… — Краем глаза видя поддержку, скорее всего приказ, Игорь Ильич прокашлялся, глухо произнёс. — Можно. Проходите. — Отключил клавишу связи, уставился на Пастухова. — Я его не знаю. Я боюсь… — прошептал он.

— Всё хорошо, не бойся. Спокойно открывай дверь. Принимай гостя. Мы здесь. — И встал за пристенный шкаф возле двери. Спрятался. Едва втиснулся. Так же поступил и Волков, только с другой стороны от двери. Хорошо, гостиные в новорусских домах позволяют. Вместительные. Через несколько секунд на домофон «вышел» консьерж: «К вам, господин Петерс, Игорь Ильич. Можно?» «Да, пропустите, пожалуйста».

А вот уже и дверной звонок отозвался… Никитин открыл замки.

Войдя, гость вежливо снял кепку, в руках у него был обычный портфель.

— Что с вами, Игорь Ильич? — заботливо, на самом деле насторожённо вглядываясь, заметил гость, заглядывая за спину хозяина. — Вы один дома?

— Да, — едва слышно ответил Никитин, медленно опускаясь на стул… рукой держась за сердце. — Голова только что-то…

— Вам плохо? Сердце? Я понимаю! — Игорь Ильич действительно в эту минуту выглядел болезненно. Не выдал бы, думал Пастухов выглядывая из укрытия. — Подождите, подождите. Одну минуту. У меня как раз валокордин есть. — Засуетился гость, открывая портфель… выхватывая вместо лекарства пистолет с глушителем. — Извини, дорогой, сейчас голова пройдёт, это моя работа. — Уже спокойно, другим тоном произнёс он, направляя ствол в голову Никитина.

Игорь Ильич отшатнулся, глаза в ещё большем испуге округлились, он немо замер, лицо задрожало. Правда нажать на спусковой крючок пистолета гость не успел. От сильно удара по руке и задней подножки, киллер грохнулся на пол, ударившись затылком об пол. Мягкий ковёр смягчил удар, но на некоторое время человек потерял всё же сознание. Этого вполне хватил изъять пистолет, разрядить его, проверить карманы киллера, портфель, привести в чувство Игоря Ильича, и самих себя. Дядя по паспорту оказался Семёном Израилевичем Петерсом, одна тысяча девятьсот сорок девятого года рождения, прописанного в Москве по улице Новокуйбышевской… Его подняли, усадили в кресло, Никитин принёс воды…

— О, а у меня идея, друзья! Если с золотыми зубами, значит, спрашивать нужно у дантистов, они знают. Сколько у нас в городе стоматологических клиник? — нервно вспыхивает КолаНикола и сам себе отвечает. — Очень много. Золотое дно. Но ничего, через газету объявим конкурс зубных клиник, соберём заявки с адресами и телефонами и… Всё и узнаем, найдём.

— Отпадает, — устало «рубит» идею Марго. — Не все адреса откроют. Бизнес.

— Согласен. — Мгновенно соглашается КолаНикола. — Снимается предложение. А всё же, сколько?

Совещание проходило в кабинете главного редактора газеты. Было жарким, нервным, с отдельными вспышками ярких предложений и такими же глубокими падениями разочарования. На всё находились «убойные» оппонирующие замечания.

— Вроде много. — Пожимает плечами таксист Василий. — Я езжу по городу, вижу. Но не считал.

— Нет-нет, это отпадает, — парирует Марго. — Он где угодно мог коронки поставить. Страна большая.

— И бани отпадают, — задумчиво произносит Михаил Трубач. — Кто туда сейчас ходит… Мелкие группы маргиналов, либо старики — кости погреть, либо эти, любители пива.

— Слушайте, — перебивает Василий, — а эти, которые наколки рисуют, кабинеты тату… Может у них спросить?

— Да разве ж это наколки, — скептически кривится Михаил Трубач. — Вот у наших клиентов наколки так наколки. Как шкатулки порой разрисованы. Сразу понятно кто есть кто, и кто автор. А тут…

— Да, «Клава» какая-то!

— Не Клава а «Надя», — постукивая карандашом по столу, поправляет таксиста КолаНикола и добавляет. — «1997». — И заинтересованно обращается к окружающим. — Кстати, господа, а что у нас было в 1997-м, кто помнит? Надо подшивку поднять. В 98-м был дефолт, зараза такая. А в 97-м? Не помню. Может что-то важное?