Михаил Соколов - Хищник

Мне очень хотелось курить, но здесь было нельзя. От нечего делать стал смотреть в потолок, заполненный чрезвычайно искусной деревянной резбой. Вдруг наступила пауза в председательской речи. Я посмотрел: Аркадий наливал воду из бутылки. Полковник Конев замолк, пережидая, пока Аркадий нальет себе воды, и в тишине бульканье раздавалось по всему залу. Потом Аркадий пил воду и тишина была такая, что звуки глотков громко разносились по всем уголкам, и, думаю, каждый в этой библиотеке считал и эти глотки, и длинные прыжки Аркадиевого кадыка, нацеленного на зрителей.

Подождав, пока Аркадий напьется, полковник возобновил речь.

- Мы все собравшиеся здесь долгие годы работали с покойным и наши деловые связи крепли из года в год. Все мы акционеры, и большая часть акций наших предприятий принадлежала Куницыну Николаю Олеговичу, а теперь - его сыну, Куницыну Аркадию Николаевичу.

Он и дальше продолжал говорить что-то торжественное и пустое, и я, всегда уставший от официозов гораздо больше, чем от реальных нагрузок, это торжественное собрание, перестало занимать; я стал думать о планах на будущее. Слова полковника, летящие так легко и свободно, казалось, складывались в речь на чужом языке: все скользит, все размывается, и непроворный слух начинает скучать. Мое внимание стало рассеиваться, и если бы сейчас у меня нашлась сигарета, я бы закурил. Но сигареты оставил в машине, приходилось терпеть. Оглядывая зал, я подумал, что здесь, если исключить членов семьи (жен и дочерей, коих было неожиданно много), так называемых акционеров было не более двадцати человек, может чуть больше. Я стал подсчитывать родственников: вон Самсонов Константин, блондин с лицом античной статуи, смотрит нервно и озабоченно. Марго, словно пай девочка, чинно сложила руки на коленях, рядом с ней и очень на неё похожая презрительно-скучающая Вера, а чуть впереди - строгая и яркая их мать, Татьяна Сергеевна. Я развалился на стуле, вытянув скрещенные ноги: становилось скучно, возня окружающих начинала надоедать.

И ещё одно: во всем происходящем чувствовалось нечто двусмысленное, но я, человек случайный здесь, мог ошибаться: свои ощущения относить на всех. Но все равно, чувствовалось, что все здесь заняты собственными подсчетами и находятся чрезвычайно далеко от поминок и всего мероприятия.

- Нам, разумеется, предстоит ещё урегулировать множество вопросов, но это проблемы частного характера, которые решаются в процессе непосредственной работы. Они не вызовут ни малейших недоразумений. Так что, Аркадий Николаевич, мы вас сейчас можем поздравить с тем, что вы становитесь владельцем по меньшей мере нескольких сот миллионов долларов.

Аркаша, кстати, не выказал никакой реакции на эти слова. Я так думаю, ещё не созрел. В его возрасте ценят иные ценности. Особенно, если денег с детства полно.

- Ваш отец был держателем акций почти всех крупных предприятий города, включая порт и машиностроительный завод, и нашу знаменитую кондитерскую фабрику. Поздравляю вас! Вы, Аркадий Николаевич, теперь можете всю жизнь отдыхать, если хотите, а нам, вашим младшим партнерам, предоставьте эту хлопотливую, но необходимую часть - трудиться и за вас, и за нас, конечно. Мы позаботимся, чтобы ваша жизнь стала здесь праздником, чтобы вы получили все, что захотите.

Присутствующие бурно аплодировали; бурно хлопала лодочкой сложенными ладошами Марго, я энергично включился в общую вакханалию и, думаю, мало кто смог перехлопать меня. Даже Марго оглянулась и подмигнула. Я захлопал ещё сильнее.

- Хочу предоставить слово уважаемой вдове, Елене Михайловне Куницыной. Она хочет сделать заявление, - сказал полковник.

Я посмотрел на вдову. Холодный царственный лик. Она, не вставая, ясно и четко произнесла:

- Во избежание недоразумений хочу заявить, что отказываюсь от наследства, даже если какая-либо часть могла бы мне принадлежать по спорным соображениям. Если Аркадий Николаевич не будет возражать, я буду жить в этом доме. Но это не значит, что Аркадий Николаевич не может, если захочет, поселиться здесь, в любой части особняка по своему желанию. У меня всё.

Ее выслушали в недоуменном молчании. В зале возник шумок: все перешептывались, переглядывались, некоторые задумчиво разглядывали люстру... Слова Елены Михайловны как бы не несли своего прямого смысла, присутствующие услышали их, приняли к сведению и, будто их произнесло радио, динамик, громкоговоритель, известивший информацию - все молча обдумывали каждый свое.

- Как это великодушно и благородно со стороны Елены Михайловны, говорил Станислав Сергеевич. - Да, очень благородно. Мы конечно, обсудим её желание, хотя, боюсь, в данном случае желание каждого не обязательно исполняется. Прежде всего закон, именно закон управляет нашими поступками. Но все равно, поблагодарим уважаемую вдову Николая Олеговича аплодисментами.

В общем, вышел обычный фарс.

Но ладно.

- Господа! Просим перейти к столам. Мы должны помянуть великого усопшего. Прошу всех перейти в столовую.

И то ли никто из присутствующих не знал ещё о взрыве, что было маловероятно, то ли всех сдерживали свои личные соображения, но об этом упомянуто не было. Может быть, не хотели нарушать торжественность момента?

После недолгого блуждания обнаружилась столовая - помещение огромное, я подумал, что никак не меньше спортивного зала в школе, но ни в пример тому, аскетизмом не грешащее. Здесь, в отличие от других помещений, обошлись без ковров на полу, так что цветной паркет ничем прикрыт не был. Сдвинутые столы располагались в виде буквы "П", причем верхняя перекладина была достаточно узкая; здесь стояли семь приборов и сюда, конечно вместе с Аркадием и Еленой Михайловной, и слетели ближайшие родовичи в число которых вошли: сам полковник Конев Станислав Сергеевич, его жена, Татьяна Сергеевна, затем Генриетта Аркадийовна с мужем и сыном. Вот и всё.

Остальные расселись произвольно, хотя, движимые неистребимым социальным инстинктом, все устремлялись поближе к перекладине, словно бы положение за столом играло важную роль в судьбе каждого. Впрочем, почему бы и нет, подумал я, севший в самом конце - мне можно, я Оборотень. Так вот, место за этим столом поднимало авторитет севших повыше, так что завтра к ним могли совсем иначе относиться в городе деловые партнеры. Как же, этот сидел третьим справа, гораздо ближе, чем тот-то и тот-то.

Я смотрел на все это сияющее великолепие вокруг: блестящие узоры паркета, обтянутые шелком стены, хрустальные люстры, наряды дам, букеты роз в серебрянных вазах на столе, глянцевые поросята, осетры, омары, а также иная экзотика, название и назначение которой мне всегда было безразлично; очень все было прекрасно.