Михаил Соколов - Хищник

Ну ладно. Я выпил водочки, потом еще, еще, и плотно стал закусывать. Как вспомнил, с утра ничего не ел. А здесь было всего довольно.

А за балюстрадой балкончика, в нише галереи, несколько человек оркестрантов исполняли музыку, возможно, что-то похоронное, классическое судя по торжественно журчащим мимо ушей звукам; впрочем, я был вообще к музыке равнодушен - не имел слуха.

Так все и продолжалось мелодично и кристально, и даже то, чего я терпеть не мог - протокольных тостов - было мало, и это, несколько, выбивалось из сценария, написанного поспешной и непрошенной мыслью, разыгравшимся воображением, которым я, иной раз, управлять почти не мог.

ГЛАВА 6

ПОХИЩЕНИЕ

И тут весь этот званый обед, или ужин (было уже часов семь, может уже восьмой час), вместе с жующими родственниками и совладельцами-акционерами стал понемногу бледнеть, туманиться, народ стал подниматься, медленно и сыто растекался повсюду, и мне удалось приблизиться к Аркадию и незаметно увлечь его в холл. Не хотел я его оставлять без своего присутствия, надо было приучать парня к собственной персоне, тем более, что с ним (как и с вдовой, Еленой Михайловной), я за год пребывания в этом городишке так и не познакомился поближе.

- Знаете что, пойдемте куда-нибудь на свежий воздух. Здесь душновато, и мне что-то тошно, - сказал Аркадий.

- Пошли. Проветриться не мешает. Здесь есть открытая веранда с отдельным выходом, там никто не помешает. Тебе что, правда плохо? - спросил я.

- Да нет, - сказал Аркадий, поднимаясь по лестнице вместе с ним. - Так что-то, муторно.

Мы прошли по проходу, спустились на один пролет лестницы, оказались в другом коридоре, где на стенах висели тяжелые старинные портреты, освещенные светильниками в виде подсвечников со свечами на стенах. Осматривая давно умерших когда-то процветающих дворян и священников (на одном из портретов пронзительно взглянул на них некто, похожий на католического кардинала в красной... рясе? мантии? - я не знал), вдруг столкнулись с вышедшими через приоткрывшуюся дверь Генриеттой Сергеевной с мужей и сыном. И я так никогда не узнал, случайно ли была их встреча с Аркадием, или семья специально высмотрела его.

- О-о! Вот вы где? - сказала обрадованная Генриетта Сергеевна. И обратилась уже к Аркадию. - Мы тебя искали, но ты так незаметно ушел... Вот и Костя хочет тебе сказать... Правда, Костя? Как это ужасно: убийство, мертвые!.. Вы куда-то шли? Сергей Владимирович! - повернулась она ко мне. Надеюсь, мы вам не помешали?

- Отнюдь, Генриетта Сергеевна, наоборот. Мы вот проветриться решили. Мы на веранду...

- Мы с вами, можно? - за всю свою небольшую семью спрасила Генриетта Сергеевна.

Конечно, можно. Я чувствовал, что кого-кого, но Генриетту Сергеевну сбить с пути, на который заставила её ступить воля и желание семейного блага, невозможно. Этакая бульдожья хватка. А кроме того, родственники. Кем она Аркадию приходится?.. Ну да, теткой.

В коридоре я открыл одну из дверей, и мы все вышли на небольшую, открытую, но утопленную внутрь дома веранду, сходящую тремя деревянными ступенями прямо на траву хорошо подстриженного газона. Дабы сохранить иллюзию уединения, с боков веранды тоже имелась полуискусственная граница; посаженные людьми, но вольно разросшиеся кусты ровными рядами уходили прямо к озеру метрах в ста пятидесяти, образуя зеленую границу аллеи.

Солнце, уже вечернее, низкое, мягко ударило, облизнув нас тяжелым, горячим, влажным языком, когда мы подошли к ступеням.

- Как здесь хорошо! - сказала Генриетта Сергеевна. - И как печально, что эту красоту больше никогда-никогда не увидит Николай.

Все мы помолчали вслед за ней. И она же первая нарушила молчание. Видно, жгло её ощущение неуверенности в исходе будущих событий. Вернее, близких ей частностей. У неё прямо-таки, вырвалось:

- Ты правда отдашь этот дом Елене Михайловне? На твоем месте, Аркадий, я бы сто раз подумала.

- Мама! - с трудом сдерживая раздражение, тут же вмешался Константин.

- Что, Костя! - немедленно повернулась к нему Генриетта Сергеевна. - Я просто сказала то, что думаю, и если у тебя свое отношение к этому вопросу и к Елене Михайловне, это твое личное дело.

- Мама! - уже с нескрываемой угрозой повторил Константин. - Это не наше дело!

- Красивая женщина, красивое оформление... Елене Михайловне этот домик очень бы подошел, - задумчиво сказал я, подставляя лицо к солнцу.

- Но она же интриганка! - не сдержалась Генриетта Михайловна, красные пятна на щеках которой выдавали её крайнее волнение.

И - что значит родная кровь! - те же красные пятна выступили на ланитах сына.

- Мама! - ещё раз с угрозой повторил Константин.

- Будет вам! - лениво проговорил Сергей Николаевич, обращаясь к жене и сыну. - Гера! Аркадий может непрвильно все понять.

- Он лучше всех вас разберется! - в сердцах сказала Генриетта Сергеевна. - Хоть он мне и племянник, но он, конечно, мне как второй сын. Да, Костя, второй сын. И я не позволю!..

- А день сегодня, действительно, хороший!.. Сейчас бы на реку... мечтательно проговорил я, все ещё с поднятым к солнцу лицом. - В хороший день похоронили достойного человека.

Я опустил голову и посмотрел на Генриетту Сергеевну, Сергея Николаевича, Константина - сплоченная, хоть и разномастная семья - и добавил примирительно:

- Какая же она интригантка, если она отказывается от претензий на наследство! Как вдове ей многое может перепасть. Если по закону.

- Ах, Сергей Владимирович, Сергей Владимирович! Ничего вы, мужчины, не понимаете. Это же ловкий ход, расчитанный на чистую, неопытную душу, - ещё больше разволновалась Генриетта Сергеевна. - Вы вот Аркадия спросите, спросите сейчас, что вот он думает на счет дома: отдавать, или нет? Я уверена, что он скажет, что дом не нужен и прочие юные глупости. Аркадий! Ну что, я не права?

- Нет, почему же? - смущенно сказал Аркадий. - Но у неё же больше ничего нет. И она привыкла. Да и отец дом для неё строил.

- Ну вот видите! - всплеснула руками Генриетта Сергеевна. - Что я говорила!

Она отвернулась. Она слепо смотрела перед собой. Красно-коричневый мотылек сел ей на плечо, повернулся, укорачивая тень от крыльев, взмахнул ими раз, другой - и застыл, как волшебная брошь, ожидавшая сигнала, чтобы развернуться, сверкнуть во всей красе.

- И не для неё Николай Олегович строил дом. Я брата хорошо знала, я все видела. Она была вначале совсем другая, потом бы он ни за что не стал заводить строительство. Недаром он ей ничего не оставил в завещании.

- Он и нам никому ничего не оставил, - зло вырвалось у Константина. Его римский профиль продолжал рдеть румянцем волнения.

- Это совсем другое дело, - сразу же не согласилась Генриетта Сергеевна. - Мы и так с голоду не пропадаем. Он знал, что все, чем мы управляем, перейдет к нам.