Джон Локк - Летальный исход

– Может, это пожарные его открыли уже после всего?

– Нет. Его открыл поджигатель, чтобы обеспечить приток кислорода.

В магнитоле на столике напротив Род Стюарт пел, что Мэгги Мэй украла его сердце и с этой болью ему не справиться.

– Рассказывай дальше. Ты наверняка выявил там не только одно открытое окошко, – сказала Кэтлин.

– В цокольном этаже, в подвале то есть, было по меньшей мере две точки возгорания. И еще одно: в половых досках в спальне хозяев, под их кроватью, я рассмотрел несколько отверстий. Еще такие же отверстия я обнаружил в холле и в коридоре. Видимо, они имелись и в других местах, например, на лестнице.

– И что?

– А то, что я думаю, что некто просверлил эти отверстия в половых досках. И это обеспечило мощный приток воздуха, который и питал пламя и заставлял его распространяться гораздо быстрее, чем обычно.

– Ну, хорошо, – сказала Кэтлин. – Но если этот некто расхаживал по всему дому, открывал окна и сверлил дырки в полу, особенно под кроватью, как ты считаешь, Грег и Мелани ведь не могли не слышать его возни?

– Вся подготовительная работа была проделана раньше, до того, как они вернулись домой. Они не могли заметить открытого окошка на чердаке и дырок под кроватью. Ступеньки лестницы были закрыты ковром, так что и там отверстий не видно. Поджигатель, видимо, проник в подвал до того, как они приехали, так что он не мог их потом разбудить. Я еще заметил, что дверь на чердак тоже была открыта, а вот это Грег и Мелани заметили бы, когда укладывали детей спать. Значит поджигатель, должно быть, дождался, когда вся семья уснет, после чего пробрался по лестнице наверх, открыл дверь на чердак и полил ковер в детской бензином.

– Что?! Простите меня, лейтенант Коломбо, но откуда вам известно, что он полил ковер бензином?

– Я приподнял с пола то, что от него осталось, и знаешь, что я там обнаружил?

– Пятно, которое выглядит так, словно это Христос едет на трицикле?

– Нет, я обнаружил обуглившиеся следы.

– Ага, обуглившиеся следы, – повторила она.

– Когда поливаешь ковер чем-то горючим, что потом ускоряет процесс горения, оно пропитывает всю ткань, все волокна. И когда загорается, то оставляет более сильно обожженные, обуглившиеся следы там, куда оно попало, – в частности, на полу, под ковром.

Кэтлин нахмурилась, еще не до конца убежденная.

– И как все это связано с этим соседом и с цветом дыма?

– Цвет дыма и пламени может рассказать о том, что заставляет пожар гореть. Пламя от горящего дерева желтое или красное, а дым от него серый или коричневый.

– Ну, и в чем проблема? Сосед так и сказал, что видел желтое пламя.

– Да, но еще он сказал, что дым был черный.

– И что с того?

– Черный дым означает, что горел бензин.

Тут официант принес наши заказанные блюда и поставил их на стол. Я врубился в свой омлет, но Кэтлин продолжала сидеть, уставившись на меня. Лицо у нее приобрело очень серьезное выражение.

– Донован, все эти детали и подробности… это ведь не первое твое родео, – сказала она. – Ты, несомненно, очень хорошо разбираешься в пожарах. И ты говорил, что тот парень пару лет назад пытался тебя нанять…

– Да, а что?

– Чтобы убивать людей.

Я не знал, что на это ответить, так что ждал, что она скажет дальше. Она смотрела на меня так, как будто хотела еще о чем-то спросить, но не была уверена, что хочет услышать ответ.

Когда моей дочери Кимберли исполнилось восемь, она вдруг начала расспрашивать меня о Санта-Клаусе. Но прежде чем она сумела сформулировать свой первый вопрос, я сказал: «Не спрашивай меня ни о чем, прежде чем поймешь, что готова услышать ответ». И Кимберли решила не спрашивать. Кэтлин же, напротив, должна была все узнать.

– Ты когда-нибудь такое делал? – спросила она. – Дома чьи-то поджигал?

– Тебе нужно поесть, – сказал я. – Сэндвич смотрится очень соблазнительно.

Она не ответила, так что я оторвал взгляд от тарелки и посмотрел на нее. Она буквально сверлила меня взглядом, прожигая насквозь.

– Так делал или нет? – повторила она.

Я поманил официанта и вручил ему двадцатку.

– Прежде чем займетесь кем-то еще, – сказал я ему, – принесите мне моток липкой ленты или чего-нибудь в том же роде. – Он кивнул, взял банкнот и быстренько рванул в сторону кухни. А Кэтлин я сказал: – Да, я не раз делал кое-какие ужасные вещи. Такие вещи, о которых, как я надеюсь, мне никогда не придется тебе рассказывать. И да, я умею устраивать пожары, учился этому. И нет, я никогда таких пожаров не устраивал.

– Можешь поклясться?

Я поклялся. С радостью, поскольку это было чистой правдой. И тем не менее, я решил не рассказывать ей как близко подходил к этому, и не один раз. Кроме того, я прекрасно сознавал, что, поклявшись в отношении прошлого, я никоим образом не исключал чего-то подобного в будущем.

Кэтлин некоторое время смотрела на меня, потом медленно кивнула.

– Я тебе верю, – сказала она. – Послушай, я совершенно уверена, что ты первоклассный засранец и негодяй мирового класса. Меня не удивит, если окажется, что в прошлом ты убивал людей по приказу ЦРУ. Помоги мне Бог, я даже, может быть, сумею жить с этим – конечно, в зависимости от обстоятельств… Но поскольку я теперь работаю с детьми в ожоговом центре… ну, сам понимаешь.

Я не понимал.

Клубный сэндвич Кэтлин был разрезан на четыре кусочка. Она взяла один и, рассматривая его, спросила:

– А как насчет этого брандмейстера? Если ты прав, значит, он ошибается, а он ведь эксперт, а?

Я подцепил парочку кусочков жареной картошки и отправил их в рот. Нет ничего вкуснее как следует поджаренной картошечки!

– Она кладут в масло кусочки сала, когда жарят эту картошку, – сказал я. – Поэтому жареная картошка по-французски прямо-таки вся исходит ароматами и вкуснотищей. Хочешь попробовать?

– Нет. Так что насчет пожарника?

Официант вернулся, принес мне толстый рулон прозрачной упаковочной ленты и сказал, что сейчас вернется и принесет нам еще напитки. Я кивнул и начал наматывать ленту себе на пальцы и запястье правой руки.

– Что это ты делаешь?

– Это чтобы не вывихнуть себе запястье.

Она смотрела на меня пораженным, недоумевающим взглядом, следила, как я заматываю себе кисть. Проделав это, я достал из бумажника тонкую пластинку пластика и стал засовывать ее под ленту в нижней части ладони, пристроив ее так, чтобы она закрывала пространство от мизинца до запястья.

– Поможешь мне его примотать? – спросил я.

– Ты сумасшедший, – сказала она, но обмотала мне лентой ладонь, закрыв всю пластиковую пластинку и прижав ее к ладони. Я посгибал руку, проверяя, как она движется, и решил, что сойдет.

– Так что насчет пожарника?

– А он тоже был в деле.

– Что?!