Анатолий Степанов - День гнева

Смирнов глянул удивленно и неожиданно зашелся в натужном хихиканьи. Махов с каменным лицом ждал, когда закончится припадок смеха. Смирнов вытер слезы, хлюпнул носом и ответил, наконец:

- На ту, Леня.

- На какую же?

- На темную. На себя.

- То есть?

- Я не хочу к кому-либо присоединяться, Леня, только потому, что этот кто-то должен обязательно выиграть. Я думаю сам и действую сам.

- Но к кому-то вы присоединяетесь?

- Присоединяюсь, когда считаю, что их цели во благо нашей стране и моему народу.

- Ишь как высоко!

- Так надо, Леня. Думать высоко и поступать по чести. А иначе на кой черт нужны мои последние годы?

- В свою команду возьмете? - тихо спросил Махов.

- Присоединяешься, значит?

- Нет. Ставлю на темную лошадку. На себя.

...Довез Махова прямо к подъезду, проводил взглядом, облегченно вздохнул и самодовольно решил вслух:

- Обо всем я подумал, все-то я предусмотрел, - и вдруг его посетила мысль, что он - старый маразматик!

В этих чертовых микрорайонах телефоны-автоматы стоят неизвестно где. Нашел, слава Богу: полукабинки стаей стояли у универсама. У первого, конечно, оторвана трубка, у второго заклинен диск. Третий вроде целый. Смирнов снял трубку и облегченно вздохнул: гудок был. Тщательно и осторожно - двушка была одна - набрал номер. Звучали бесконечные длинные гудки. Наконец, абонент снял трубку.

- У меня к тебе серьезное дело, Рома... - начал было он, но на том конце его, видимо темпераментно и матерно перебили. - Знаю. Полвторого... Извини... Извини... Извини... Больше не буду... Перестань орать... Перестал? Ну, тогда слушай меня сюда. Завтра, а точнее сегодня, ты ни свет, ни заря...

Он, стараясь не греметь ключами и скрежетать замком, открыл дверь и войдя в прихожую, прикрыл ее без щелчка. За долгие годы работы в МУРе хоть с дверями научился обращаться.

- Пришел? - спросили из тьмы коридора.

- Пришел, - естественно, подтвердил Смирнов.

- Иди чай пить.

Смирнов - выключатель был под рукой - включил свет на весь коридор. У кухонной двери стоял грустный Спиридонов.

- Ты почему в темноте сидишь? - строго спросил Смирнов.

- Я не в темноте. На кухне довольно светло от уличного фонаря.

- Значит, думаешь в полутьме. О чем думаешь, Алик?

- Ты умойся сначала, а уж потом я тебе скажу, о чем я думаю.

- Он умылся и пришел на кухню. Горел свет и шумел чайник.

- Чай не водка... - заныл отставной полковник. - И вообще, Алька, я сегодня заслужил. Честно.

Спиридонов вздохнул (вставать не хотелось), встал, открыл холодильник, долго, в размышлении смотрел в него. Высмотрел бутылку входящего в моду на Москве "Распутина", непочатую. На ходу с треском свинчивая нетронутую пробку, бережно перенес бутылку на стол. Потом колбаски достал, сырку, полуметровый огурец. Спиридонов готовил мужской стол, а Смирнов с вниманием смотрел, как он это делает.

- Так о чем ты думал во тьме, Алик? - спросил Смирнов, когда все было приготовлено. Спросил, поднимая полный стограммовый лафитник.

- Сейчас Игорь сюда придет, - не совсем на вопрос странно ответил Алик.

- Зачем? - жестко потребовал ответа Смирнов и поставил рюмку.

- Давай выпьем, - попросил Спиридонов.

Смирнов просьбу выполнил: они синхронно выпили. Смирнов, занюхав черняшкой, повторил вопрос:

- Зачем?

- Он, по-моему, страшно напуган, Саня. Хочет посоветоваться с нами. О чем?

- Не сказал. Приедет и нам скажет.

- Тебе.

- Что - тебе?

- Тебе скажет, а не нам. У меня с ним, как известно, игрушки врозь.

- Человеку надо помочь, Саня.

- Я ему уже помогал, и он отказался от моей помощи.

Спиридонов, желая умилостивить мента, разлил по второй и, подхалимски глядя в суровые милицейские глаза, предложил тост:

- За твое доброе сердце, Санек.

- Как бабу уговаривает! - удивился Смирнов, но выпил.

- Мы должны помогать друг другу... - начал было Алик, но Смирнов перебил его хриплым и яростным:

- Нет!

- Ну чего ты орешь? Варвара спит. А, собственно, почему мы должны помогать друг другу?

- Ты не знаешь, Алька, я сейчас, как Лаокоон...

- Чего, чего?! - перебил в изумлении Спиридонов.

- Лаокоон, - испуганно повторил Смирнов. - А что, ударение неправильно поставил?

- Да нет, просто странно немного. Ты скорее - Артемида-охотница.

- Я - Лаокоон, - упрямо повторил Смирнов. - Я, как он, безуспешно стараюсь разорвать сжимающиеся путы. Только он весь в змее, а я весь в соплях. В соплях, слезах и слюнях бесконечных личных связей. Вы все замазаны, а потому и повязаны друг с другом. Принцип: ты мне, я - тебе, мафиозный принцип круговой поруки бессознательно перенятый вами у главной мафии - партийной - никогда не позволит вам быть по-настоящему честными и бескорыстными.

- Мы в говне, а на арене - разрывающий опутывающие его сопли мент в белом. Картиночка.

- Картиночка, - согласился Смирнов. - Пора вам, да и нам, вымирать. Для России полезнее будет.

- Что ж, ты тогда суетишься, ищешь, ловишь?

- Нельзя безнаказанно убивать людей. Никому. И горе тому, кто сделал это. Горе и пуля в лоб. Вот этим я и займусь в последние свои годы, сказал Смирнов и, боясь сглазить, добавил: - Или дни.

- И тоже становишься убийцей, - горестно заметил Алик.

- Нет, я защищаюсь и защищаю...

Его монолог был прерван в самом начале коротким звонком, издаваемым хитрым механизмом под названием "Прошу крутить". Алик встал, посмотрел на стол, решил, что все сравнительно прилично, и пошел открывать. Смирнов, возя лафитник по пластиковой поверхности стола, услышал, как в прихожей глухо заговорили. О чем говорили - не слышал.

- Здравствуйте, Александр Иванович! - бодро приветствовал Смирнова энергичный Игорь Дмитриевич и, удовлетворившись ответным кивком весело сообщил: - Сегодня я с удовольствием выпью. Расслабиться надо, устал, как собака.

Спиридонов поставил на стол чистый прибор и налил в лафитник.

- Штрафную. Мы с Саней уже причастились.

С опаской оглядев емкость с водкой, Игорь Дмитриевич - деваться-то некуда - гусарски махнул, скривился (у него перехватило дыхание), отдышался и, виновато улыбнувшись, принялся за колбасу. Алик и Смирнов следили за тем, как он это делал. Оторвавшись от колбасы, Игорь Дмитриевич виновато поинтересовался:

- Разве только я один?..

Не желая ставить его в неловкое положение, Алик быстро налил себе и Смирнову. И даже, подняв свою рюмку, произнес тост.

- За то, чтобы нам повезло.

- Чтобы мне повезло, - поправил его Смирнов и выпил.

Перекусивший Игорь Дмитриевич тотчас прицепился к поправке:

- Желаете быть волком-одиночкой?

- Да уж набегался в стае. Хватит.

- Я был ненужно резок в последний наш разговор, - свободно признался Игорь Дмитриевич. - И прошу меня простить.

- Бог простит, - невежливо ответил Смирнов и поднялся. - Пойду спать.