Елена Басманова - Кот госпожи Брюховец

Женщина завыла, закрыв лицо руками, и повалилась набок.

Доктор крикнул извозчику остановиться и соскочил на землю. Он помог несчастной, оказавшейся на сносях, подняться, поинтересовался, нужна ли ей медицинская помощь. Женщина воззрилась на него отсутствующим взглядом. Обеими руками она непроизвольно вцепилась в его рукав.

– Я боюсь, – прошептала она, едва размыкая губы.

– Что у вас болит?

Клим Кириллович старался понять по дыханию несчастной, пьяна ли она.

– Все... Я боюсь...

– Где вы живете?

– На Петербургской, у Николо-Труниловской церкви.

Потерпевшая расширенными от ужаса глазами уставилась на неожиданного доброжелателя.

Доктор Коровкин не мог бросить беззащитную беременную женщину одну ночью, помог ей подняться в коляску и отвез на Петербургскую сторону, хотя это и было в изрядном отдалении от его дома.

На Петербургской он высадил пассажирку у деревянного домишки с палисадником. У калитки женщина, поблагодарив его, тихонько простонала, что, кажется, она рожает.

Пришлось доктору Коровкину принимать роды. Они были легкими, и младенец появился на свет крепким и горластым. Роженица при свете приближающегося дня выглядела утомленно-умиротворенной, сонный лик ее напоминал рафаэлевскую мадонну...

Теперь с Воздухоплавательного поля Клим Кириллович направлялся к случайной пациентке, Ульяне Сохаткиной. Он раздумывал, не поместить ли заблудшую женщину в одно из учреждений Императрицы Марии Федоровны? Не предложить ли ей вспомоществование – сцелью обучения какому-нибудь ремеслу и налаживанию нормальной жизни?

Петербургская сторона всегда казалась доктору Коровкину лишенной столичного лоска: обширные сады, старинные усадьбы, дачи, одноэтажные и двухэтажные деревянные домишки с мезонинами, прячущиеся за высокими заборами или изгородями из акации и боярышника, немногочисленные еще каменные здания. Впрочем, еще до открытия Троицкого моста, покосившиеся домики безжалостно сносят, вырубают сады и палисадники – на их месте собираются строить новомодные громады из гранита и кирпича, с неумеренным использованием стекла и металла. Через год-два сонная, буколическая окраина окончательно исчезнет.

Возле знакомого забора он отпустил извозчика и открыл калитку. В тени резного козырька, нависающего над крыльцом, сидел сам хозяин дома, мещанин Фрол Сохаткин, сухопарый, с впалыми щеками, черной с проседью бороденкой.

– Милости просим нашего спасителя. – Он приподнялся со щербатой ступеньки.

– Мир вашему дому. Здорова ли Ульяна Фроловна?

– Что ей, кошке драной, сделается, – махнул рукой хозяин. – Встала и пошла, как с гуся вода.

– Как пошла? Куда?

Сохаткин злобно сплюнул.

– Знамо куда, по мужикам. Мать ее слаба по этой части была – кочергой от блуда отваживал, и дочки в нее. Старшая вовсе отбилась, шлындает по вокзальным чайным да пакгаузам. И младшая туда же...

– А ребенок? Ребенок как же? – расстроился доктор.

– Ребенка в приют отнес, от греха подальше, Божья помощь надежнее. – Фрол Сохаткин переступил с ноги на ногу. – В дом изволите зайти?

– Да нет, зачем же?

– Бедны мы, – повинился Фрол, – куда нам ребенка подымать? И девок-то не пристроить. И не уроды. К Ульянке-то и слесарь Пашка Шурыгин сватался, и плотник Сенька Осипов, дельный парнишка, на Каменноостровском дома строит, в артель взяли. Золотые руки. Всех Васька отвадил, кот этакий, обрюхатил девку и бросил.

– Как же не уследили вы за дочерью? – не удержался от укора доктор.

– Рази что на привязи не держал, – возразил Фрол, – да Васька сквозь стены пройдет.

Доктор достал портмоне и вынул ассигнацию. Фрол Сохаткин угрюмо молчал.

– Деньги эти вы по своему усмотрению употребите. Вижу, вы человек достойный. Дочери скажите, что Василий ей не нужен. Если захочет сойти со скользкой дорожки, я помогу.

– Вы? – В голосе хозяина звучало подозрение.

– Не в том смысле, в котором вы подумали, – смутился доктор.

– А в каком?

– Воспитанием и образованием Ульяны займется Ведомство Марии Федоровны, и это ничего не будет стоить ни вам, ни вашей дочери.

– Я скажу ей, – мрачно вздохнул Сохаткин, весь вид его свидетельствовал, что он не верит ни единому слову посетителя.

Доктор Коровкин вышел за калитку, миновал красного кирпича церковь с трехъярусной колокольней и по узенькому, недавно замощенному пудогоскими плитками тротуару направился к Каменноостровскому. Кружевная тень от молоденьких рябин причудливыми узорами лежала на сероватых квадратах.

Поплутав по Посадским, он свернул на Каменноостровский, к лидвалевскому новострою, и замер. По проезжей части проспекта шествовали... слоны. Они неспешно переставляли толстенные ноги, покачивали головами, поводили хоботами. Их сопровождали конные наряды полиции, на тротуарах толпились зеваки.

Черноволосая дама с блеклыми губами пояснила, что слонов ведут от Николаевского вокзала в увеселительный сад на Новодеревенской набережной.

Пожалуй, только один человек оставался равнодушным к экзотическому зрелищу: русоголовый плотник в картузе, стоя в проеме высоченного окна, устанавливал внутреннюю раму на третьем этаже. Напрасно собратья-артельщики призывали Сеньку Осипова полюбоваться заморским чудом. На подоконнике рядом с мастеровым замер черный котище – вытянув шею, он таращился на слоновье движение внизу: спина его выгнулась крутой дугой, шерсть встала дыбом, хвост распушился.

Замыкающий шествие слон двигался лениво и размеренно, будто спал на ходу. Погонщик в чалме, покачиваясь под легким балдахином, управлял своим живым кораблем с помощью длинной бамбуковой палки, которая, казалось, лишь щекотала толстокожую махину. Но и эта щекотка, видимо, досаждала гиганту – неожиданно слон резко взмахнул головой, вскинул хобот и затрубил.

Трубный глас индийского гостя, направленный к лидвалевскому строению, рассмешил зевак. Тем более что в ответ ему раздался дикий кошачий вопль, – и в мгновение ока ополоумевший кот метнулся в ноги плотнику.

Жуткий крик, треск дощатого настила и глухой удар – таковым был незримый финал забавной сценки, которая, как подумал доктор, привела к гибели плотника и кота.

В середине дня Карл Иванович Вирхов принял в своем кабинете на Литейном подтянутого, кряжистого человека. Сославшись на рекомендацию доктора Коровкина, воздухоплаватель Лейкин рассказал опытному следователю о своих подозрениях.

Посетитель напирал на то, что взрыв произошел сразу же, как только ящичек-портсигар, переданный щуплым юнцом, оказался у отца Онуфрия. Воздухоплаватель не отрицал, что рядом стояли сосуды со светильным газом, могла иметь место и утечка. Штабс-капитану не понравился взгляд покойного – остекленевший, как у самоубийцы. Или у сумасшедшего. Штабс-капитан Лейкин исключал, что истинной целью покушения был он. Не скрыл и точку зрения военных следователей, искавших техническую неисправность. Не тревожа, по просьбе Лейкина, военное ведомство, Вирхов счел возможным допросить друзей погибшего. Имена незнакомых Лейкину людей были записаны им со слов доктора. Теперь этот бесценный перечень лежал перед следователем.