Сергей Донской - В Россию с любовью

— Чей агрегат? — спросил Громов, указав подбородком на заинтересовавшее его транспортное средство.

Все трое как по команде обернулись на велосипед. Не остались равнодушными также забулдыги и две агрессивные тетки. Будто у стены не допотопный «Турист» красовался, а некое невиданное доселе чудо техники.

— Братана его, — доложил один из пацанов, уважительно глянув на своего щуплого соседа.

— Ага, — подтвердил тот и, яростно скривившись, сплюнул себе под ноги.

— А где братан? — осведомился Громов.

— В магазине, где же еще? — Это было произнесено с искренним удивлением: можно ли задать более глупый вопрос днем в воскресенье?

— Он только что откинулся, — сообщил самый выгоревший из троицы. — Гуляет. — После короткой паузы последовало уточнение: — Братан его.

Парнишка, оказавшийся в центре всеобщего внимания, опять сплюнул. Было заметно, что он гордится собой, имеющим такого чудесного старшего брата. Но расходование такого количества слюны при каждом упоминании его знаменитого родственника грозило ему полным обезвоживанием организма.

— Как зовут этого, откинувшегося? — спросил Громов, прикидывая, стоит ли платить за разболтанную лайбу три сотни или достаточно будет двух.

— А ты что, прокурор?

Повернувшись на голос, Громов увидел на крыльце магазина сухощавого мужчину с сигаретой, прилепленной к влажной губе. Примерно наполовину его возраст состоял из безоблачного детства, а все остальное было отмечено печатью этапов, отсидок и прочей блатной романтикой. Картинно облокотившись на перила, он нависал над Громовым и разглядывал его сверху-вниз, явно наслаждаясь таким положением вещей.

— Ты прокурор, спрашиваю? — Влажная, как и губы обладателя, сигарета переместилась из одного уголка рта в другой.

— Твоя лайба? — Громов кивнул на велосипед.

— Ну? — Уголовник выложил на перила обе руки, давая собеседнику возможность полюбоваться разнообразием своих синюшных татуировок. Выколотый на суставе указательного пальца перстень с черепом свидетельствовал о том, что одну из судимостей он получил за разбой.

— Продаешь? — спросил Громов.

— Ну?

Так и подмывало ответить ему известной присказкой «болт гну», однако это могло перевести мирные переговоры в совершенно иную плоскость, поэтому Громов сдержался.

— Плачу двести рублей, — сказал он.

Против ожидания, уголовник не стал торговаться. Равнодушно кивнул:

— Заметано. Гони хрусты.

Шагнув вперед, Громов сунул в свесившуюся руку две сотенные купюры и развернулся, чтобы направиться к своему удачному приобретению.

— Погодь, — остановил его насмешливый голос. — Ты куда намылился?

— Прокатиться хочу. На своем велосипеде.

— С чего ты взял, что он уже твой?

Громов вернулся на прежнее место и задрал голову, глядя в устремленные на него бесцветные глаза.

— А разве нет? — удивился он.

— Так мы же договаривались, что ты тачку в придачу выкатываешь. — Уголовник растянул рот до ушей. Было совершенно непонятно, зачем он прилепляет погасший окурок к нижней губе, которую приходилось для этого беспрестанно облизывать. Гораздо удобнее было бы вставлять сигареты в любую брешь между его редкими зубами. Их там не меньше десятка можно было разместить при желании.

— Не помню такого уговора, — качнул головой Громов.

— Ну, ты жучара! — восхитился уголовник. — Вот же свидетели! — Татуированный палец указал на оживленно загомонивших пацанов. — И вот. — Польщенные вниманием забулдыги синхронно закивали нечесаными головами.

Глаза Громова сузились.

— Выступление закончил? — негромко спросил он.

— Чего оно там вякает, мужики? — Приложив ладонь к уху, уголовник обвел взглядом зрителей. — Чего оно мне тут задвигает, падло батистовое?

Пацаны сделали вид, что едва не падают от смеха с жердочки, на которой сидят. Взрослое общество анонимных алкоголиков поддержало их сиплым кудахтаньем. Даже тетки внесли свою лепту в виде радостных повизгиваний. Уголовник тоже захохотал, гордясь бесплатным кино, устроенным односельчанам. Вольная жизнь представлялась ему сплошной «Калиной красной», только с другой концовкой: лично он остается жить, а остальные — это как кому повезет.

Он еще смеялся, когда молниеносно взметнувшиеся руки Громова ухватили его за уши, вынудив резко наклониться вперед и перевеситься через перила. Дальнейшее происходило в полном молчании. Совершив в воздухе неописуемое сальто, герой дня приземлился к основанию крыльца. Устоять на ногах ему помог Громов, не выпустивший из пальцев моментально разогревшиеся уши противника. И все равно потрясение его было настолько сильным, что после кульбита он годился лишь на то, чтобы впустую гонять воздух своими насквозь прогнившими легкими.

— Пасть закрой, — потребовал Громов. — Парашей из тебя за версту разит.

— Да я тебя сейчас на лапшу порежу, — опомнился уголовник. — Я…

Скорее предугадав, чем ощутив прикосновение выхваченного лезвия, Громов сместился так, чтобы острие его уперлось в грудную кость, и совершил неуловимое движение головой.

— Ух! — слабо выдохнул уголовник. Остальные слова вылетели из его головы после точного удара в лоб.

Громов отпустил его уши и шагнул назад, любуясь делом рук своих. Несмотря на нож в правой руке, противник отнюдь не выглядел грозно или впечатляюще. Невидящий взгляд, первые капли крови, выкатившиеся из ноздрей, отвисшая челюсть. В таком виде разве что детей малых пугать да беременных женщин. Он стоял на ногах только потому, что ветра не было. Или раздумывал, в какую сторону ему сподручнее упасть.

— Советую вам запомнить старшего брата вашего друга именно таким, — сказал Громов, повернувшись к ватаге ошеломленных пацанов. — Урки от обычных людей отличаются в первую очередь слабым здоровьем и длинным языком. Когда язык не работает, они ни на что не годятся. Вот, полюбуйтесь…

Как бы повинуясь его приглашающему жесту, уголовник упал лицом вниз, даже не попытавшись смягчить столкновение с бетонной плитой. Подобрав выкидной нож, Громов воткнул лезвие в щель между кирпичами, сломал его и швырнул обратно.

Шагая к велосипеду, он отлично знал, что уважения в провожающих его взглядах ничуть не меньше, чем ненависти. Не слишком приятное ощущение. Но зато теперь можно было не беспокоиться о сохранности оставленной в поселке машины. Чем нагляднее уроки, тем проще они усваиваются людьми.

Звонок, болтающийся на руле велосипеда, отзывался на тряскую езду непрерывным дребезжанием. Кончилось тем, что Громов сорвал его и метнул в речушку, струящуюся по дну оврага. Лягушки, тянувшие до сих пор заунывную утробную песнь, сорвались на возмущенное кваканье.