Сергей Донской - В Россию с любовью

Притаившуюся в траве девушку смерть обошла стороной, но вместо того чтобы уползать подальше от страшного места, она, совершенно потеряв голову, бежала по лужайке да еще и голосила, словно желая обратить на себя внимание. Не выпуская из виду неспешно разворачивающийся над верхушками сосен вертолет, Громов бросился беглянке наперерез. Это был инстинктивный и абсолютно бессмысленный порыв. Спасти незнакомку надежды почти не было, зато шансов подставиться под очередь самому — хоть отбавляй. Тем не менее Громов спешил ей на выручку, потому что некому было сделать это за него.

Он успел подивиться тому, насколько нелепо может выглядеть бегущая голая женщина, когда зависший над деревьями вертолет плавно заскользил по нисходящей дуге. Он надвигался на своих жертв уверенно и неотвратимо, как стихийное бедствие. Его обтекаемая прозрачная кабина напоминала рыло доисторического чудовища, остановить которое человеку не по силам.

И все же Громов выхватил из-за пояса револьвер и открыл огонь, направив ствол в смутно угадывающуюся за стеклом фигуру пилота. Он почти не слышал звук своих выстрелов — голос «смит-вессона» утонул в приближающемся рокоте двигателей. Но еще до того, как затараторил пулемет, стало ясно, что револьверные пули если и не достигли цели, то прошли от нее достаточно близко.

Поспешно взмывшая морда вертолета не позволила пулеметчику хладнокровно изрешетить Громова на подлете. Выпущенная очередь пронеслась значительно выше, сбивая хвою и ошметки коры с сосновых стволов. И пока пилот выравнивал машину, мощный винт унес ее слишком далеко. Выигранные секунды ушли на то, чтобы настичь беглянку и в прыжке толкнуть ее в спину, вынуждая растянуться на животе прямо посреди зарослей чертополоха. А потом Громову осталось лишь лежать и смотреть, как крупнокалиберные пули выворачивают вокруг него и нее пласты сухой земли вперемешку с пучками травяных вершков и корешков.

Выплюнув вслед унесшемуся дальше вертолету набившуюся в рот дрянь, Громов с тупым изумлением обнаружил, что одна пулевая отметина, похожая на осыпавшуюся нору ящерицы, находится прямо между его рукой и бедром женщины. И то и другое было обильно припорошено пылью. А куст, в который Громов почти упирался головой, выглядел совершенно измочаленным.

— Вставай! — прокричал он незнакомке. — Побежали!

— Нет! — голосила она. — Оставьте меня в покое! Оставьте меня! Оставьте!

Не теряя времени на уговоры, Громов схватил дуреху за руку и потащил за собой волоком. Содранная сразу в нескольких местах кожа вынудила ее перебирать ногами. Сначала она передвигалась на коленях, затем перешла на бег, не переставая повторять свои заклинания.

— Оставьте меня!.. Пожалуйста!.. Я ни в чем не виновата!.. Вадим говорил — съемки на природе… Журнал, говорил, выставка…

— Ходу! — рычал Громов. — Шевелись, мать твою чтоб! Не то в анатомическом театре тебя выставят!

До ближайшей сосны оставалось не более десятка шагов, но вертолет уже завершил очередной разворот и теперь завис над поляной, готовый к новой атаке. На этот раз пилот решил не спешить. Вместо того, чтобы совершить еще один стремительный рейд над поляной, он давал возможность пулеметчику прицелиться как следует и теперь наверняка уже прошить очередью две маленькие человеческие фигуры.

— Ну! — Свирепо рванув женщину за руку, Громов выиграл еще пару метров, после чего неожиданно изменил направление бега, принимая вправо.

Рыжий ствол, к которому он только что стремился, взорвался россыпью древесного крошева. Громов тут же потащил незнакомку левее и краешком глаза успел заметить, как пули принялись срезать ветки с других деревьев, оставшихся в стороне. Кувыркаясь, они тут же превращались в щепки, не успевающие осыпаться на землю.

Эта очередь оказалась самой затяжной из всех, которые когда-либо доводилось слышать Громову. Перемолотив в чаще все, что оказалось в пределах досягаемости, стальной веер опять собрался в одну упорядоченную струю. Хлесткая и тугая, она понеслась в обратном направлении, кося все на своем пути.

Но прямо на пути беглецов уже высился кустарник, врезавшись в который с разбега можно было исчезнуть из поля зрения стрелка. Не выпуская влажную ладонь незнакомки, Громов нырнул головой вперед. Против ожидания, на этот раз ему не пришлось преодолевать сопротивления ее не слишком поворотливого тела. Лишь скатившись в ложбину по другую сторону кустарника, он понял причину. Понял и поспешно разжал пальцы, выронив безвольную руку на землю. Пули буквально оторвали ее от туловища, оставшегося позади.

После того как они прошлись над распластавшимся Громовым, в зеленой листве осталось достаточно брешей, чтобы увидеть, во что превратилась женщина, которую так и не удалось спасти. Казалось, ее останки истерзаны клыками и когтями какого-то кровожадного чудовища, хотя это было всего лишь делом рук человеческих. Как и большинство прочих жутких вещей, творящихся в мире.

Вскочив на ноги, Громов устремился в глубь леса, торопясь добраться до брошенного велосипеда раньше, чем из вертолета будет высажен десант. Нужно было продолжать движение, чтобы перемещение светящейся точки на экране вынудило противников возобновить преследование. Они сами продемонстрировали Громову все достоинства своей боевой машины. И они сами напросились на неприятности, устроив бойню на лесной поляне. Теперь наступил их черед попытаться уцелеть в заваренной ими кровавой каше.

Так полагал Громов, не вдаваясь в пространные рассуждения о морали и справедливости. И всякий, кто увидел бы в этот момент его белые от ярости глаза, заподозрил бы, что шансов у его противников не так много, как им кажется.

Уже третья подряд травинка, закушенная зубами, оказалась горькой на вкус, хотя по виду не походила ни на полынь, ни на молочай. Сигареты кончились, из низких туч моросила омерзительная водяная пыль, ныло ушибленное при падении плечо.

Растянувшись под листвой шиповника на опушке леса, Громов ждал, когда необходимость действовать четко и стремительно развеет тоскливую апатию, охватившую его. Видеть, как умирают мужчины с оружием в руках — это одно, но когда у тебя на глазах хладнокровно превращают в кровоточащий фарш перепуганную, ничего не подозревающую женщину, пусть и не писаную красавицу, — это совсем другое дело. Дело, требующее ответных действий.

Христос учил иначе, но ведь это происходило до того, как его распяли, а не после. Кроме того, насколько понимал Громов, речь в его проповедях шла о взаимоотношениях между людьми. Кто сказал, что безнаказанными должны оставаться ублюдки, готовые убивать направо и налево? В настоящий момент они продолжали рыскать вокруг, и любой случайный человек, попавший в поле их зрения, мог стать их очередной добычей.