Норб Воннегут - Хищники с Уолл-стрит

– Она знала, Гроув! Чарли никогда и ничего не мог скрыть от Сэм. Наверное, она помогала.

– Если Сэм знала, – возразил я, – она заслуживает «Оскара».

– Не будь так наивен, Гроув. Я эксперт по дисфункциональным бракам. Мужья и жены пытаются скрывать. Но дерьмо в раковине непременно всплывает.

– Не в этот раз, – не согласился я. Но в глубине души начал громоздить сомнения.

– Я на это не поведусь! – взвизгнула она, выплеснув свой гнев децибелами. Я отдернул трубку от уха, защищая слух от новых выплесков. Но Бетти тут же обмякла и извиняющимся тоном проговорила: – Гроув, я просто думаю о Фреде.

– Я понимаю.

– Как, по-твоему, я смогу вернуть свои деньги?

– Не знаю.

– Что мне делать? – спросила Бетти.

Альтернативы не было. И я посоветовал ей совершить немыслимое.

– Найми адвоката.

– Скажи мне что-нибудь такое, чего я не знаю, – парировала она. – Сэм Келемен замарана.

От этих слов я скривился, чувствуя себя так, будто предаю Сэм.

– Может, тут замешан кто-нибудь другой. – Моя последняя отчаянная попытка уберечь Сэм от растущего негодования Бетти.

– Кто? – напрямую спросила она.

– Пока не могу сказать. На этой неделе узнаю больше.

– Гроув, просто помоги мне вернуть деньги Фреда.

Мы попрощались. Ни у меня, ни у нее не хватило ни пороху, ни намерения продолжать. Бетти подсчитывала свои потери. Мне нужно было позвонить Романову и настоять на том, чтобы передать красную папку из рук в руки. Ему это может не понравиться. Но на встречу он явится, будь спок. Тут и к гадалке не ходи.

Но одна реплика все тревожила меня. «Она замарана, Гроув».

Бетти наверняка заблуждается. Сэм не помогала Чарли со схемой Понци. Она понятия не имела, где он держит деньги. Но выбросить слова Бетти из головы я все равно не мог.

«Она замарана, Гроув».

Перелистывая красную папку, я надеялся найти подсказку, ответ, хоть что-нибудь в помощь Сэм, что угодно, доказывающее, что Бетти не права. Во время последнего звонка Сэм отнеслась ко мне, как к прокаженному. Ну так что ж? Чтобы поколебать мою преданность, одного скверного разговора мало. Эвелин так дорожила дружбой с Сэм.

Ничегошеньки.

Я не нашел ничего, кроме собственной пометки на обратной стороне обложки красной папки. В тот день в кабинете Чарли я углядел в его календаре «Аутлук» фамилию «Пинкни». В Чарльстоне от Пинкни яблоку негде упасть. Согласно моей пометке, у Чарли на завтра была назначена встреча с врачом.

Следующее мое решение изумляет меня по сей день. Почему я так поступил, мне не понять вовеки. Соображай я получше, я ни за что не позвонил бы сестре Пинкни. Звонок этот олицетворял высшую степень назойливости. Покойник Чарли или нет, а его медицинские проблемы – его собачье дело. Не мое. Однако порой один звонок может перевернуть мир с ног на голову. Или наоборот. По выражению Чарли, я «угодник». Отменить встречу с врачом казалось мне просто любезностью.

После второго гудка работница регистратуры ответила:

– Манхэттенская клиника планирования семьи.

Спустя тридцать секунд набившей оскомину мелодии в трубке я услыхал греющие душу протяжные слоги:

– Сестра Пинкни слушает. Чем я могу вам помочь?

– Этот акцент я узнаю где бы то ни было. Вы из Чарльстона. – Продолжать, пока мы не разыграем весь сценарий «а вы знакомы с…», было невозможно. Оказалось, что я знаком с обоими Буббами Кондонами, ребятишками из Высшей школы имени епископа Ингланда {108}, с которыми не виделся много лет.

Наконец Рита – так звали сестру Пинкни по имени – спросила:

– Итак, Гроув, почему вы позвонили?

– Ну, может, это глупо…

– Репродуктивные проблемы – естественное явление, – ласково произнесла она. – Вы хотите записаться на прием?

Да откуда мне знать? Я не спал с женщиной уже 18 месяцев.

– Вообще-то я хочу как раз отменить.

– В самом деле?

– Чарли Келемен был моим другом, и…

– Случившееся – просто кошмар, – перебила она.

– Так я и думал, что вам может быть уже известно. Но хотел подстраховаться, вот и позвонил.

– Как мило! Никто не звонил, но мы все видели телерепортажи.

– Значит, вы еще не слыхали хорошую новость?

– Какую еще хорошую новость?

Странно.

– Что бы вы ни сделали для Сэм, это сработало.

Я помнил слова Сэм в «Живце», как будто это было только вчера. «И трах-бах – привет, Сэм! Лекарства от бесплодия вдруг шандарахнули».

– Проблема была не в Сэм.

Выпалив это, Рита тотчас прикусила язык. Я ведь не член семьи. Делиться со мной медицинскими сведениями о Келемене было ошибкой.

Секунду мы оба хранили молчание. Потом мое сознание зарегистрировало слова сестры, как землетрясение магнитудой в семь баллов.

– Чарли был импотентом?! – Мне пришлось изо всех сил держать себя в руках, чтобы не ляпнуть «стрелял холостыми».

– Я уже сказала больше, чем следовало.

Но я отказался закрыть глаза на этот промах.

– Рита, я понимаю, что вы меня в глаза не видели. И прошу прощения, что поставил вас в неловкое положение. Но вообще-то я в беде по уши. Я могу лишиться работы, и у меня проблемы с полицией. Когда я вам позвонил, я и думать не думал выведать что-нибудь конфиденциальное о семье Келемен. – Я помедлил, чтобы слова мои дошли до ее сознания. – То, что вы только что сказали, может снять все мои проблемы.

Быть может, сработала искренность. Может, знакомый акцент – между нами, чарльстонцами, говоря. Что бы то ни было, но по гроб жизни буду в долгу перед Ритой Пинкни за ее ответ.

– Сэм беременна? – предположила она, все еще раздумывая, как ответить.

– Да.

– От меня вы этого не слышали, – заявила Рита.

– И чего же я не слышал? – подтвердил я.

– Помните название той католической школы на Каминг-стрит, прежде чем она слилась с Высшей епископа Ингланда?

– Вы имеете в виду Непорочного Зачатия? – деликатно осведомился я. Тут до меня дошло, и на сей раз я не удержался. – Чарли стрелял холостыми?!

– Мне надо идти.

– Ага, теперь вам хочется поговорить?! – вопросила Мэнди Марис по телефону. – Не вы ли называли меня гребаной гадюкой?

– Каюсь, виновен. Пресса меня напрягает.

– Да я уж вижу. Материал о Келемене пойдет завтра.

Я только-только закончил разговор с сестрой Пинкни. Хуже моя перепасовка с Марис начаться не могла. У «Нью-Йорк пост» свои сроки, сколько бы трупов ни осталось позади.

Тяжеловато выпрашивать любезность у человека, которого назвал «гребаной гадюкой».

– Мэнди, я относился к вам хуже некуда. Я сожалею. Отыграть обратно, наверное, не получится.

– Я не поменяю ни запятой.

– Я вас не виню. Точки тоже можете оставить в покое. – Мне вдруг показалось, что общаться с прессой все равно что продавать продукт: соглашайся с возражениями и меняй позицию. – Но позвольте мне спросить об одном.