Ольга Морозова - Цветок папоротника

– Ты чего? Ты вроде не такая… не из этих…

– Какая? Неужели не нравлюсь?

– Нравишься, но…

– Что но? – Ульяна придвинулась ближе, расстегнула пуговицу на блузке, потом ещё одну. Грудь её, освобождённая от теснившей материи, выплыла наружу, выделяясь ярко-красными сосками на белом фоне. Ульяна прижалась к парню грудью, и заглянула прямо в глаза.

– Ну?! – спросила властно. – Не мужик ты, что ли?

В ответ тот с силой притянул её к себе, одновременно сдирая блузку и ища губами её губы. Ульяна ответила на поцелуй страстно, горячо. Ощутила у себя во рту его язык и немного прикусила зубами. Почувствовала прикосновение грубых мужских рук к нежной коже, волна небывалого возбуждения прошла по её телу. Она застонала, изогнулась и вскрикнула…

Потом, утомлённые длительными ласками, они лежали рядом. Ульяна перевернулась на спину, закинув руки за голову, предоставив парню любоваться на её наготу. Она совершенно не стеснялась чужого ей человека, а даже гордилась своей красотой. Ей было приятно его восхищение, и она хотела ещё близости. Ей хотелось измучить себя и его, измотать до предела, остаться без сил, без мыслей, без чувств и без желаний… Ей показалось, что только сейчас она поняла, что это такое – заниматься любовью…

Когда Сергей весь дрожал от нахлынувшей слабости, Ульяна накинула на себя одеяло.

– Никогда не было у меня так… – Он ещё тяжело дышал, и Ульяна слышала, как бьётся его сердце.

– Что ж, так и не было никого?

– Были, разные, да и жена у меня, дочка маленькая, но так…

Ульяна усмехнулась горько. Подумала, а Гриша вот не ценил… даже не хотел знать, какая она, его Ульяна. Не ценят люди то, что имеют. Или не хотят ценить? Думал, наверное, раз любит так, не денется никуда.

Ульяна оделась.

– Отдыхай, ехать завтра. Мужа ты мне напомнил, погиб он…

– Бедная… так ты за мужа молиться идёшь?

– И за него тоже. Зачем тебе знать? Грешница я великая… – Ульяна отвернулась. – И я посплю, утро скоро.

– Можно обнять тебя? Так, по-дружески?

– Обними. Холодно мне что-то.

Сергей осторожно обнял Ульяну, поцеловал в затылок. Ульяна закрыла глаза и провалилась в сон. В самый тёмный и беспросветный сон на свете.

Утром, когда она проснулась, Сергея уже не было в кабине. Ульяна вылезла из кровати, выглянула в окно. Машин на стоянке было мало, видно, разъехались всё, как начало светать. Ульяна спустилась на землю. Сергей возился возле небольшого раскладного столика.

– Привет! Как спалось? – Он широко улыбнулся Ульяне, призывая присоединиться к нему.

– Отлично. Раненько ты встаёшь.

– Это ещё поздно, все почти уехали. Но ничего, я уже прибыл. Садись, завтракать будем.

На столе лежали огурцы, помидоры, хлеб, колбаса и яйца. На небольшом переносном примусе грелся чайник.

– Река тут вроде рядом… Искупаться хотелось. В монастырь всё же иду, не куда-нибудь.

– Да, тут рядом. Сходи, пока чай греется. Полотенце дать?

– Давай. И мыло, если есть.

Сергей поднялся в кабину, пошарил и бросил Ульяне махровое полотенце и кусок мыла.

– Обижаешь. У нас всё есть, мы же не свиньи.

– Спасибо. – Ульяна поймала и бодро зашагала по направлению к реке. На берегу разделась, не смущаясь дневного света и вошла в воду. Поплавала немного, нырнула пару раз и вышла. Намылила лицо и тело, опять вошла в воду, смыла мыльную пену. Вытерлась досуха полотенцем, оделась. Вернулась к машине, села с Сергеем завтракать. Впервые за много времени с удовольствием откусила помидор, поела колбасы и яиц.

– Вкусно как! Давно так не завтракала. Как-то вкус к еде утратила.

– Ешь, не стесняйся, я потом в кафе ещё перекушу. Да и напарник мой в деревне затариться обещал местными деликатесами.

Ульяна улыбалась. Она отхлебнула чаю, он показался ей горьким, но она выпила всю кружку – чай взбодрил её и согрел после купания.

– Крепкий!

– Это чтобы не расслабляться. Прости, не подумал, что ты не любишь.

– Да нет, отчего же… Выпила же.

– Ладно, пора нам. – Сергей погасил примус, собрал остатки трапезы, сложил стол.

До деревни доехали быстро, Сергей притормозил на обочине, чтобы высадить Ульяну. Она поцеловала его на прощание.

– Эх, хоть и жалко расставаться с тобой, но деваться некуда!

– Спасибо тебе. – Ульяна сжала его руку. – Береги жену и дочь. А меня не поминай лихом. Мало ли что в пути бывает.

– Я тебя долго помнить буду.

– Не стоит. Прилетело облачко, улетело облачко… Прощай.

– Прощай. Береги себя!

Ульяна вышла из машины, постояла, посмотрела, как тяжёлая фура тронулась и поехала, набирая скорость, по пустому шоссе. Она свернула тропинку, ведущую к деревне. В лесу её окружил весёлый птичий гомон, и Ульяна вздохнула полной грудью. Ужасы последних дней немного отступили, а призраки оставили Ульяну на время в покое.

Церквушку она увидела издалека. Та стояла на пригорке, возвышаясь над деревней. Сама деревня была совсем крохотной, всего несколько дворов с покосившимися домиками. По улице шла старуха, опираясь на клюку, и Ульяна окликнула её.

– Бабушка! Здравствуйте!

Старушка остановилась.

– Здравствуй, милая.

– А что, женский монастырь далеко?

– Да нет, здесь близко будет. – Старушка приветливо смотрела на Ульяну.

– А церковь у вас работает? Батюшка там есть?

– Есть, милая, есть. Сейчас он в аккурат там будет. Иди, ежели надо чего.

– Спасибо. – Ульяна кивнула старушке и зашагала в сторону монастыря.

Батюшка оказался на месте, был он старым, с длинной белой бородой. Ульяна помешкала немного, но потом тряхнула головой – решилась. Наспех перекрестилась перед иконами и подошла к батюшке. Тот сложил руки на животе и посмотрел Ульяне прямо в глаза. Взгляд был добрым и сочувствующим, как и подобает священнику.

– Что тебе, дочь моя?

– Исповедоваться хочу. Можно?

– А как же, можно, иди за мной. – Они отошли в угол.

– Может, присядем? Я издалека пришла, и рассказ мой долгим будет.

– Пойдём на улицу, там под берёзой скамейка есть, присядем. Там нас никто не потревожит. Хотя тут и тревожить особенно некому, сама видишь.

На скамейке под раскидистой берёзой было прохладно и спокойно. Ульяна с батюшкой сели, и на мгновение воцарилась тишина. Ульяна не знала, с чего начать, нервно теребя уголок блузки, а священник тактично не настаивал. Наконец Ульяна вздохнула и открыла рот.

– Скажите, мне, батюшка, а Бог любой грех простить может?

– Любой, дочь моя. Если раскаяние искренне, всё простится. Для того мы здесь, чтобы раскаиваться и прощать. Что случилось у тебя? Говори, не таись. Я же вижу, мучаешься ты, покайся, легче будет.

– Для того к вам и пришла… Дайте с мыслями собраться.

– Собирайся, я не тороплю. Дел у меня немного.

– Страшно мне, батюшка, сначала не страшно было, а теперь страшно. Не знаю, как и жить теперь. Всей жизни моей не хватит замолить грехи. В монастырь иду. Вот решила перед этим к вам зайти, покаяться. Негоже с таким грузом в монастырь идти.