Ирина Глебова - Выкуп

Две фамилии повторялись в списке прилетевших и в списке улетевших. Йозеф Тиллерман, 35-ти лет, прибыл в Гонолулу за два дня до гибели Барковой, улетел через день после её смерти. Герхард Клаузер, 29-ти лет, прилетел сюда за день до печального события, улетел вечером, в день гибели Барковой. Впрочем, этот второй, возможно, уже был в воздухе, когда Баркова была ещё жива. Здешние патологоанатомы определили время её смерти приблизительно – вечер-ночь: тело ведь до утра пролежало в воде, картина была не совсем ясна.

Конечно, эти два швейцарца, – а были они оба швейцарские подданные, – приезжали сюда по своим делам и уехали, их завершив. Совпадение по времени, скорее всего, случайность. Но Викентий на всякий случай списки оставил себе. Мало ли… Если понадобится, можно будет получить сведения через Интерпол.

Он сделал, всё что мог. Как будто бы и не узнал ничего конкретного, никаких улик не добыл. Но появилась уверенность, которой не было раньше – в смерти Инги Барковой не всё так просто. Викентий знал: интуиция сыщика – это совершенно реальное чувство. Это – обострённый локатор, улавливающий рассеянную в атмосфере поиска информацию. Она, эта информация, ещё не понята разумом, она – в недоговорённой фразе, в мгновенном взгляде, в случайно услышанном обрывке разговора. Её, как материальной субстанции, ещё нет. Но интуиция уже почуяла её дуновение, насторожилась… Так было и сейчас: что-то происходило в этой гостинице с женщиной по имени Инга Баркова – что-то необычное. И Кандауров понял: он продолжит работать над этим делом. Там, у себя в городе, придётся присматриваться к окружению Вадима Баркова и его покойной жены.

Пора было уезжать. Последний вечер Викентий провёл в доме своего нового друга Питера Чанга. Этот детектив был молод, холост, жил один. Он пригласил Кандаурова к себе – в небольшой, но очень комфортабельный особнячок на улице Калакауа, сад которого выходил прямо к береговой полосе, к океану.

Питер был наполовину китаец, наполовину…

– Да я и сам не знаю, сколько разных национальностей и рас намешано во второй моей половине, – смеялся он. – Есть полинезийцы, французы, итальянцы, португальцы, и, кажется, даже ирландцы. Во всяком случае, я – американец. Но горжусь тем, что по моим гавайским предкам я происхожу из королевского рода.

Он был смешливый, энергичный, очень гостеприимный парень. На этой же улице, в другом конце, был дом, где жили его родители с его младшими братьями и сёстрами. Сам он, окончив полицейскую академию и поработав три года, купил этот дом, стал независимым и самостоятельным. Они долго сидели на террасе и под шум прибоя пили хорошее вино, ели фрукты. Викентий с удовольствием рассказывал любопытному гавайскому коллеге о своей работе. Когда же Питер решил, что гость устал и нуждается в отдыхе, Викентий попросил:

– Я бы хотел провести ночь на берегу. Здесь так славно. Может, никогда больше не придётся вот так, тропической ночью, под шум океана…

Питер понял его. Они вместе прошли в сад, к берегу. Питер прихватил небольшой коврик и плед, бросил их под деревом хау.

– Вот здесь будет хорошо. Утром разбудить?

– Я сам тебя разбужу, не переживай.

Луна была большая, ярко-жёлтая, и цветы дерева хау тоже были жёлтыми, красивыми. Викентий лежал с открытыми глазами, слушал рокот океана, и не заметил, как крепко заснул, окутанный тёплой тропической ночью.

Он проснулся рано, с ощущением счастливого покоя. На востоке, над горою под названием Алмазная Голова, стояла розовая дымка, она на глазах растворялась, открывая ярко-золотистое небо. Викентий сел, не отрывая от него взгляда, и увидел, как появилось солнце. Океан, окрасившись в багрово-золотые цвета, бился пеной о белый песок.

Вскочив на ноги, стряхнул с себя осыпавшиеся за ночь и ставшие розовыми лепестки дерева хау. Он стянул через голову футболку, остался в одних плавках, разбежался и бросился в воду. Вода была прохладной, но солнце уже тёплым. Викентий нырнул и долго плыл под водой, ощущая себя молодым, сильным искателем приключений… Через три часа самолёт делал прощальный круг над прекрасным островом Оаху, Кандауров смотрел в иллюминатор – так не хотелось отрывать взгляда от этого райского уголка! Но вот лайнер лёг на другое крыло, и Викентий увидел ровные строения, военные корабли, небольшой аэродром… «Как стремительно меняется мир, – думал с каким-то прозрением он. – Вот передо мной легендарная американская военная база Перл-Харбор. Ещё совсем недавно совершенно невозможно было мне, советскому офицеру, увидеть её. А теперь вот – пожалуйста…» Впрочем, он не слишком раздумывал над тем, хороши подобные изменения или нет. Преступления совершались и в прежнем мире, и совершаются в нынешнем, новом. А его дело – ловить преступников.

Миша Лоскутов уже не только сидел в постели, но и понемногу ходил.

– Врачи разрешают – до туалета и обратно, – пошутил он.

Викентий заехал в больницу прямо из аэропорта, положил на тумбочку друга пакет с экзотическими фруктами.

– Ого! – воскликнул тот, доставая и с удивлением рассматривая тёмно-зелёные, с пористой кожей грушеобразные авокадо. – Ну ты и потратился! А это что такое?

Ему и в голову не пришло, что невиданные плоды прилетели лично для него издалека. Нынче на базарных лотках можно было купить не только бананы, за которыми раньше огромные очереди выстраивались, но и ананасы, кокосы, киви…

– Это называется дуриан. Вкусная штука. Только, знаешь, когда начнёшь его разрезать, соседей попроси выйти из палаты. Запах у него… специфический. Не каждому понравится.

– Ну, нам с тобой к дурным запахам не привыкать. – Михаил отложил фрукты. – Ты был в отъезде?

– Я решил в отпуске немного подработать Шерлоком Холмсом, – пошутил, уклоняясь от прямого ответа, Викентий. – Пытаюсь разобраться в одном деле. Расскажу тебе позже, когда разберусь-таки…

Капитану Ляшенко Кандауров позвонил на работу, застал его, и пригласил вечером зайти к себе домой. Он вёл неофициальное расследование, потому и говорить о нём в служебном кабинете не хотел. А в том, что Антон не забыл его просьбы и хотя бы что-то, да узнал, он не сомневался.

До вечера Викентий повидался и с Барковым – тоже в неофициальной обстановке, в отдельном кабинете ресторана при элитном клубе. Он сразу сказал Вадиму Сергеевичу, что не станет рассказывать подробности хода расследования на промежуточных этапах – таковы его правила. Потом, по окончании… Главное: он убедился, что в смерти Инги Игорьевны есть странные моменты, и он считает возможным вести поиски дальше. Барков был почти счастлив, соглашался на всё, лишь бы Кандауров продолжал поиски преступников. Он верил в него!