Стив Гамильтон - Кровь неба (в сокращении)

— Так все и было? Так как звали эту сволочь?

— Гэннон. Хэнк Гэннон.

— Он сделал это один?

— Этого мы не знаем, — сказал я. И подумал: да какого, собственно, черта? А если что получится? — Может, хотите помочь нам узнать подробности?

Мужчина пристально посмотрел на меня:

— Ты это о чем?

— Любопытно узнать, кто еще был замешан — может, люди, которые поехали с ними? Или еще кто, кого вы знаете.

По его лицу я догадался, что зашел слишком далеко. Он стоял, тяжело дыша и качая головой.

— Я там тоже мог бы оказаться, — сказал он и сунул пистолет в карман. — Они никогда без меня не охотились… Думаю, вы, парни, поняли, зачем мы приехали, — продолжил он. — Я с ума сходил. Мне нужно было хоть что-то сделать.

— Да, — кивнул я. — Я вас понимаю.

— Мы съездили туда и вернулись домой. А потом, как узнали, помчались сюда. Вас поджидали. — Он посмотрел на мои ноги. — А почему в шлепанцах?

— Долгая история, — сказал я.

— Ну ладно, нам пора. Надо кое с кем переговорить. Поехали, Джей…

Они направились к своей машине.

— Эй! — обернулся он вдруг. — Полицейские нам правду сказали? Моего брата действительно сожгли?

— Да, — ответил я. — Их всех сожгли.

— Их сожгли, Дал… — подал голос его приятель.

— Да, я слышал.

— Я просто хотел сказать…

— Все, хватит! Поехали!

Они сели в машину и укатили.

— Ты в порядке? — спросил я Винни.

Винни стоял, опираясь на капот.

— В полном, — ответил он. — Это была разминка.

— Ты о чем?

— Завтра будет хуже, — сказал он. — Завтра мне придется разговаривать с родными.

Когда я проснулся, шел снег. Легкий октябрьский снежок. Дорогу можно было пока не чистить. Часы показывали 12 часов 34 минуты. Значит, проспал я часов четырнадцать. Я поставил ноги на пол, и ступни заныли от холода. Я принял горячий душ, сбрил шестидневную щетину и оделся.

А потом завел грузовичок и тронулся в путь. У дома Винни машины не было. Должно быть, поехал к матери.

Я направился в «Глазго-Инн». Джеки посмотрел на меня, как смотрят на живого мертвеца, и сделал мне омлет из пяти яиц. И подал его с холодным «Молсоном». А я сидел у огня и блаженствовал.

— Так ты расскажешь, что случилось?

Я целый час рассказывал ему все в подробностях. И мне становилось легче на душе. А когда я закончил, он выдал мне еще одно пиво, и я задремал прямо у камина.

Когда я вернулся, в моей двери торчала записка: «Служба по Тому завтра в час дня».

Я проехал по дороге чуть дальше. Стены нового дома стояли, укрытые брезентом. Я не верил своим глазам. Неужели я в самом деле стал строить дом в октябре? Вот псих! На обратном пути я проверил остальные хижины. В двух еще жили, две пустовали. Уехавшие все за собой прибрали и оставили на столе деньги. Да, благородные люди лучники.

Вечером я снова отправился в «Глазго» — ужинать. Я снова сидел у камина и вспоминал события последней недели. Пятеро погибло. Машину кто-то увез за несколько километров. Наверняка у Гэннона был сообщник. Но кто?

А еще эти вчерашние — здоровяк Джей и брат Реда, как там его… Дал, кажется. Я мысленно вспомнил весь разговор, слово в слово. Эти люди что-то знали. Во всяком случае, имели какие-то предположения. Они нам и помогут все выяснить.

Спать я лег рано, спал долго и, проснувшись, почувствовал себя почти полноценным человеком. Я надел старый черный костюм, несколько минут провозился с галстуком и поехал. Винни дома, понятное дело, не было, и я направился прямо в резервацию. Увидев скопление машин у культурного центра, я сразу сообразил, куда мне.

В главном зале собралось человек двести или триста. Зал был простой и строгий, с высокими потолками, с картинами, изображавшими деревья, животных, горы, и с гербом Бей-Миллс на стене. Посреди зала был огромный камин, в котором полыхал огонь. Пахло табаком.

Винни подошел ко мне и пожал руку. На лице по-прежнему была повязка.

— Ты выглядишь гораздо лучше, Алекс, — сказал он.

— И ты тоже, — приврал я. Видно было, как он измучен.

Его мать крепко меня обняла.

— Спасибо тебе! Спасибо за все, что ты сделал. Теперь ты мой сын, — сказала она.

Я пожимал руки остальным родственникам Винни, а сам думал: как же они устраивают похороны Томми — ведь тело его еще в Канаде, в морге. Но потом мне все объяснили. По традиции оджибве, похороны длятся несколько дней. Люди приходят, проводят время с родственниками умершего, едят, уходят. И на следующий день возвращаются.

Какой-то мужчина встал и начал говорить о том, что человек должен жить мирно и спокойно, а когда его время на земле заканчивается, он должен отправиться за заходящим солнцем на запад, по Тропе душ в Землю душ. Я вспомнил, что Том был назван в честь закатного неба и это было дурным знаком.

Я поел за длинным столом вместе с родственниками, потом попрощался со всеми. Винни вышел меня проводить.

— Спасибо, что пришел, — сказал он.

— А как же иначе?

— Маме наверняка будет приятно, если ты опять заедешь.

— Обязательно заеду, — пообещал я. — Нам с тобой еще нужно кое-что обсудить.

— Сейчас я даже думать ни о чем не могу. Попозже, ладно?

— Ладно. — И я отправился домой спать.

На следующее утро я заглянул к Джеки, и он спросил, где я был вечером. Я рассказал, что похороны продлятся несколько дней. Он попросил меня подождать и пошел наверх надеть костюм. А потом повесил на дверь записку «Уехал на похороны» и отправился со мной к родственникам Винни.

После ужина многие остались, рассказывали про Тома, про то, как он на все был готов, чтобы помочь друзьям, вспоминали всякие смешные истории. Винни выглядел неважно, и я понял, что с разговором о людях из Детройта надо повременить.

На третий день похорон я снова приехал туда под вечер и снова слушал истории про Тома. Винни выглядел еще хуже. Масква был прав, когда говорил, что дух Винни болен.

На четвертый день Винни упал в обморок. Его подняли, усадили на диван, дали воды. А он все норовил вскочить на ноги.

— Парни, я в норме! Просто на секунду вырубился.

На пятый день из Канады прибыл гроб с останками Тома. Поминки продолжались в католической церкви резервации. Отслужили мессу, гроб отвезли на Мишн-Хилл, на кладбище.

Когда похороны закончились, Винни отправился один к обрыву. Я последовал за ним. Сверху открывался вид на озеро.

— Чудесное место! — сказал я. — Таким и должен быть последний приют.

Я тут же понял, что сморозил глупость, но Винни обернулся ко мне и грустно улыбнулся:

— Место хорошее…

— Твоя мама сказала, что я теперь ей как сын. Выходит, мы с тобой братья?

— Конечно.

— Слушай, я так и не успел у тебя спросить, что значит слово, которым ты назвал меня на базе, когда мы завязли в грязи. Ты сказал, что на языке оджибве меня бы звали Мада… дальше не помню.