Морис Ренар - Таинственное превращение

Ошеломленный неожиданным вопросом, Лионель расхохотался.

— Никогда! Да ведь вы бы знали об этом! Никогда в жизни, ни на минуту я не вступал ни в какие отношения с этими людьми! Но что все это значит?

— Это значит, что ты снял с моей души тяжесть, которая чуть не придавила меня.

— Каким образом?

— А таким, что если бы допрос установил противное тому, что ты утверждаешь, на тебя пало бы подозрение…

— В чем? — спросил заинтересованный Лионель.

— В том, что ты впустил змею в комнату тетки и вызвал ее или велел кому-нибудь вызвать ее оттуда после того, что случилось в запертой комнате.

Лионель мгновенно вспылил и перестал смеяться.

— Вы с ума сошли! Или я это слышу во сне? Кто мог бы меня обвинить или заподозрить?

— Возможно, что Жан Морейль. Вот почему, как только эта мысль у меня определилась, как только я почуяла опасность, я поспешила тебя предупредить, чтобы ты знал, как ответить на вопросы, если бы это понадобилось.

— Допрашивать! Меня!

— Ну, конечно, нет. Но в интимной беседе можно многое выведать!.. Впрочем, откуда я знаю, что Жан Морейль собирается углубиться в эту трагедию в Люверси? Он только раза два спросил Жильберту: «Что, если вам доставят эту змею, живую или мертвую?»

— Ну и пусть ее ищет! Пусть найдет! Это и мое самое искреннее желание. Я охотно ему помогу в этом, при случае!

— И я, конечно! И от всей души!

— Но, бедная моя maman, что вас заставляет думать, что кто-нибудь будет копаться в этой истории, станет осложнять ее, искать в ней преступника и к тому еще обвинять меня?

— Все это, дитя мое, я отчего-то вдруг вбила себе в голову. Мать везде видит опасность… Я нахожусь под впечатлением таинственности, которой окружает себя Жан Морейль с его ключами и лампами… Эта таинственность теперь мне показалась совершенно иной: не такой, какую мы до сих пор предполагали. Я уже думала было, что я ошиблась, но теперь вижу, что нет… Когда он заговорил об укротителях змей сразу после того, как разбирали вопрос, замешан ли кто-нибудь в деле смерти твоей тетки…

— Кончайте, maman, вы меня интригуете. Почему вы колеблетесь?

— В первый раз со времени события я разобралась в следующем: если бы кого-нибудь стали обвинять в убийстве твоей тетки, то прежде всего подозрение пало бы на тебя, мой мальчик. На тебя, так как в то время ты уже был мужчиной. Естественно, что на тебя, тем более что после события прошло пять лет и ты не мог бы установить, что ты делал той ночью.

Лионель, с гневным презрением глядевший на мать, воскликнул:

— Но из каких же побуждений я стал бы это делать в вашей бессмысленной гипотезе?

— Из каких побуждений? Ты забыл о той злобной клевете, которой осыпали меня после смерти твоего дяди? Из каких побуждений? Да просто для того, чтобы сделать его вдовцом и дать возможность твоей матери выйти за миллионера Гюи Лаваля!

Молодой человек воздел руки к небу и снова громко расхохотался, и так откровенно, что его заразительный смех расшевелил бы кого угодно, только не графиню.

Она сказала:

— Тут совсем неважно, обоснованно ли это подозрение. Ты понимаешь ведь, что я за тебя совершенно спокойна: я не сомневаюсь в том, что змея сделала свое убийственное дело без чьей-либо помощи. Шум разбудил бы меня или Жильберту, которая не спала и лежала рядом со мной; она тотчас сказала мне, если бы что-нибудь услышала. Нет, об этом не может быть и речи. Дело только в том, чтобы вовремя отпарировать обвинение, которое мне сначала казалось вероятным и которое теперь мне кажется совершенно несостоятельным, потому что, слава Богу…

— Я не знаком с раджами и не умею укрощать змей!.. Ха! Ха! Ха! Нечего сказать, и пришло же вам в голову!

Мадам де Праз пронизала взглядом сына и вдруг залюбовалась им. Выражение материнской гордости разлилось по ее тусклому лицу. Она припала головой к груди Лионеля.

— Что делать! — сказала она робким голосом. — Я вдруг перепугалась… Я так люблю тебя, мой мальчик!

— Вы сегодня «женщина» с ног до головы… У вас какие-то страхи! Вы нервничаете, возбуждены… Держу пари, что вы хотите мне рассказать еще кое-что!.. Ну говорите же!

— Ты не рассердишься?

Она робко улыбнулась, и он увидел в ее туманных глазах все обожание, всю снисходительность любящей матери. Лионель нахмурил брови и сделал недоверчивую мину.

— Ты в последний раз сказал мне одну ужасную вещь по поводу Жильберты… Помнишь? Утром, у тебя в комнате… Ты намекнул на грипп, который был у нее в прошлом году и чуть-чуть не оказался для нее смертельным…

— Признаюсь, не помню…

— Конечно, вот это-то меня и пугает! Ты не отдаешь себе отчета в том, какие чудовищные вещи ты говоришь. Я твоя мать и знаю, что за этим ничего нет. Но люди судят о нас по нашим словам столько же, сколько по делам. Предположи, что тебя обвинили в каком-нибудь преступлении, — как ты пожалеешь об этих невольно и так легкомысленно сорвавшихся с твоих уст словах, в которых ты сам себя рисуешь в таких ужасных красках!

— Напомните, что я вам тогда сказал…

— Ты мне сказал, что, если бы Жильберта умерла, я получила бы ее наследство и в общем все вышло бы к лучшему Ты, конечно, не думаешь этого. Зачем же говорить? Если ты при других обстоятельствах скажешь что-нибудь подобное, люди создадут о тебе ложное представление — понимаешь?

Они стояли друг против друга, и Лионель пристально вглядывался в настойчивый и умоляющий взгляд матери, в котором горела вся ее душа, пылкая, беспокойная и решительная.

Лионель, против своего обыкновения, сказал не слишком резко:

— Да, maman, в этом вы правы. Я буду следить за собой… Прошу вас верить мне, и, клянусь вам честью, мой… цинизм только на словах. Я не могу себя упрекнуть ни в каких таких действиях…

— Я это знаю, Лионель! — порывисто бросилась к нему графиня.

— Да, конечно, вы мне эго уже сказали. Но с женщинами никогда нельзя быть уверенным… Ни в чем не могу себя упрекнуть, повторяю! Пока ни в чем. Может быть, и никогда ни в чем! Это зависит…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Между нами (я с вами сейчас говорю, как с самим с собою), я во что бы то ни стало хочу получить Жильберту и ее состояние, вернее, получить миллионы Лавалей вместе с дочерью или без нее!..

Мадам де Праз беспокойно зашептала:

— Ловкость и интрига, больше ничего не надо. Позволь мне руководить тобой. Следуй только моим советам!

— Я им следую.

— Наблюдение за Жаном Морейлем по ночам?

— Мы с Обри уже условились. С сегодняшнего вечера начнем.

— Дай Бог счастья… Но следи и за самим собой. Обещаешь?

— До свидания! — сказал Лионель, не возвращая матери ее долгого поцелуя. — А вы следите за своими нервами! Вы меня расстраиваете своими индусскими историями!

Мадам де Праз обернулась на пороге. Бледная умоляющая улыбка показалась на ее губах. Лионель с недоумением поднял кверху свои атлетические плечи, задрапированные кимоно.