Морис Ренар - Таинственное превращение

— Но каким образом? На стене были шероховатости?

— К несчастью, это было легко, — объяснила мадам де Праз. — Стены замка обвиты столетним плющом. Стебли его толщиной с древесный ствол. Толстые ветви обрамляют окна; одна из таких ветвей находилась на расстоянии четверти метра от «сердечка». Змея могла обвиться частью туловища вокруг ветки и просунуть голову в отверстие…

— Ну а чтобы спуститься в комнату?..

— Скользнуть по ставне вниз, опереться о шпингалет окна, который я как раз застегнула перед сном, чтобы не скрипела рама; потом скользнуть на какой-нибудь соседний стул, с него на ковер и подползти к белой руке, которая, допустим, свесилась с постели…

— Да, — согласился Жан Морейль, — все это вполне логично. Но не было ли других отверстий, через которые змея могла бы проскользнуть?

— Никаких! — подтвердила Жильберта.

— Вентилятор?

— Нет!

— Какая-нибудь отдушина?

— Да, была, но с очень частой решеткой.

— Камин?

— Он был закрыт сверху донизу металлическим щитом.

— Крысиная нора где-нибудь?

— Нет, нет!

— А двери?

— Мама не была трусихой, — сказала Жильберта, — но, любя жить в нижней комнате, она в то же время желала чувствовать себя в безопасности; обе ее двери (одна наверх, другая в будуар) были снабжены задвижками. Конечно, дверь в будуар с тех пор, как я ночевала внизу, оставалась свободной. Между моей и маминой комнатой был только будуар. Ну а дверь наверх, которая тоже находилась недалеко от постели, была всегда на задвижке. Возле мамы лежал железный прутик, которым она могла открывать дверь, не вставая с постели. Я даже сама задвинула задвижку перед сном и только утром откинула ее, когда бросилась за отцом. Значит, в эту ночь мама не позвала горничную и не отодвинула задвижку для того, чтобы она могла войти; и змея не могла воспользоваться ни этой дверью, ни щелкой какой-нибудь, так как дверь всю ночь оставалась закрытой.

— Но ведь змея могла вползти в комнату раньше, чем двери были заперты, — заметил Жан Морейль. — Она могла свернуться где-нибудь под кроватью…

— Это предположение тоже разбирали, — ответила мадам де Праз. — Но я и Жильберта ушли из комнаты в половине десятого; а привратник замка, делая свой обычный обход, видел змею в ящике в половине одиннадцатого.

— Откуда следует, — заметила Жильберта, — что змея могла выскользнуть из своей клетки между половиной одиннадцатого и часом ночи.

— Почему часом ночи? — спросил Жан Морейль.

— Потому что как раз в это время мама просыпалась и звала горничную. А в эту ночь она этого не сделала, оттого что скончалась.

— Это только предположение. Для того чтобы выползти, мне кажется, змея не могла воспользоваться «сердечком».

— Вы правы. Все признали, что это если и не совсем возможно, то маловероятно; а надо допустить, что убежала змея через ту или другую дверь в течение тех двух ужасных часов, которые протекли со времени нашего пробуждения до того момента, как мы бросились искать ее, то есть когда отец догадался, что это ее дело. Когда мы с тетей утром вошли в мамину комнату, змея, вероятно, находилась где-нибудь поблизости, прячась в каком-нибудь углу, под кроватью, за шкафом, что ли!.. Я до сих пор дрожу, когда вспоминаю об этом…

Где змея? Этот ужасный вопрос тяготел над нами, ввергал нас в отчаяние… Следующие за этим дни и ночи мы проделали все на свете, чтобы найти ее. Передвинули мебель, сняли деревянную обшивку со стен. Исследовали водопроводные трубы, печи, выкурили дымом калориферы, заложили цементом решительно все отверстия. Парк был осмотрен пядь за пядью, деревню и лес обошли во всех направлениях. И ничего не нашли! Но все это не имело смысла, потому что существуют поры, существуют дупла деревьев, трава — словом, тысячи мест, в которых пестрая змея может оставаться совершенно незаметной, в неподвижном состоянии; а движется она с такой быстротой, что всегда возьмет верх над вашей хитростью.

Мне не было еще тринадцати лет Все это произвело на меня такое впечатление, что меня пришлось увезти. Люверси мне казалось адом. Я всюду видела змей… И теперь еще — вы сами в этом убедились…

Жан Морейль выслушал рассказ с самым учтивым вниманием и даже поборол ради него свою легендарную рассеянность.

Он спросил с видимым интересом:

— Ну а потом?

— Никто никогда не видел эту змею, — сказала Жильберта, — но что это доказывает? Ровно ничего! Они живут сто лет!.. Во всяком случае, в Люверси я не вернусь ни за какие сокровища!

— Как? Вы туда ни разу не ездили?

— Ни разу. Мне страшно. Для того чтобы я поехала, нужно, чтобы мне показали труп этой змеи! О, я ее узнаю! Еще одной такой не найти. Меня не обманули бы!..

И все-таки я очень жалею о Люверси… У меня остались о нем прелестные воспоминания, и грустные, и веселые! Не могу вам выразить, Жан, как я люблю этот замок, этот парк! Когда я думаю о них, мне кажется, что там ждет меня старенький добрый дедушка. И меня это очень мучает… Мне хотелось бы поехать обнять его… И… я не могу…

— Вы были бы рады, если бы кто-нибудь доставил вам эту змею живой или мертвой?

Жильберта грустно пожала плечами. Она не верила в это. Но, подняв глаза на Жана, она прочла в его взгляде такое горячее участие, что не могла удержаться и протянула ему обе руки…

Они переживали необыкновенную минуту счастья и совсем забыли о свидетельнице, которая кипела злобой, но внешне как будто даже покровительствовала этому любовному дуэту Жан Морейль не удивился, когда она поторопилась прервать их идиллию, продолжая говорить о Люверси и змее.

— Дорогая девочка, — сказала она, делая доброе и умоляющее лицо, — ты должна сделать над собой усилие и побороть свое предубеждение. Уж давно пора. Вот уже пять лет, как змея не обнаружила нигде своего присутствия; значит, она издохла. Я лично думаю, что ее замуровали в одной из тех дыр, которые так старательно заливали бетоном. Теперь уже очевидно, что всякая опасность миновала. И если б ты мне поверила, мы, вместо того чтобы ездить в Довилль, как в прошлом году, или в Эле-Бен, отправились бы этим летом в Люверси…

Жильберта испуганно отмахнулась.

— Ни за что, тетя! И не думайте об этом!

— Уговорите ее, мосье Жан. Она вас послушает, — прибегла к его помощи графиня. — Подумайте: ведь Люверси — волшебное место. На всей земле нет лучшего уголка!

— Я это очень хорошо знаю. Но что делать? Я там умру от страха!

Жан Морейль и графиня поглядели на девушку со снисходительной улыбкой.

— Не будем настаивать, не правда ли? — сказал Морейль.

«Черт возьми! — подумала мадам де Праз. — Они всегда будут во всем согласны!»

— И потом, как знать, — продолжал Жан Морейль, — вдруг вам кто-нибудь принесет эту змею живой или мертвой?..