Морис Ренар - Таинственное превращение

— Говорите!

Мадам де Праз удостоверилась, что никто не может их услышать. Они стояли в амбразуре окна. Кругом царило большое оживление. Звуки джаз-банда терялись теперь во всеобщем гуле разговоров, криков, смеха. Жильберта была центром внимания. Официальное сообщение о помолвке сделало ее кумиром, на которого полились поздравления, пожелания, нежность, улыбки, влажные взгляды… Графиня де Праз превращалась уже в бедную родственницу, которая сразу отойдет в тень, как только передаст связку ключей «жене Жана Морейля»…

Мадам де Праз воспользовалась всеобщим оживлением, чтобы совершенно свободно изложить сыну свой проект.

— Лионель, когда ты мне рассказывал о своем посещении префекта полиции, разве ты не обратил мое внимание на одну фразу… Разве префект не считает Жана Морейля-Фредди погибшим человеком, который снова может упасть на дно, стоит его только подтолкнуть?.. Не станем заходить так далеко и думать, что он мог убить. Но что он может украсть, это мне кажется весьма вероятным…

— Я вас понимаю. Нам нужен вор. Заставить его украсть, не так ли? Это чудесный план. Я об этом уже думал, будьте покойны.

— Да, сделать из него опять того, кем он был раньше. А если не был, то ввести его в это состояние! Мальчик мой, второе июня требует того, чтобы Уж-Фредди снова сделался взломщиком. Только в этом случае можно расстроить свадьбу.

— Вспомните, Жильберта страстно его любит и будет надеяться на его исцеление…

— Так или иначе, а свадьба будет отложена. Я уж позабочусь об этом, будь покоен. Ведь это будет не только мой долг, но и мое право. И тогда мы сможем действовать как нам вздумается. Впрочем, я женщин знаю… Достаточно увидеть, что любимый человек превратился во взломщика или развращенного маньяка, чтобы к нему остыть!..

Лионель был ошеломлен. Он и до этого преклонялся перед энергией своей матери. Он знал ее сильный и властный характер, внезапно развертывавшийся под напором обстоятельств. Им овладело чувство дисциплины. Он был готов исполнять ее приказания.

— Что мне надо делать?

— Пусть Обри познакомится поближе с Ужом-Фредди. Пусть поскорей войдет к нему в доверие. И пусть его искусит Пусть научит его, совратит. Для этого достаточно нескольких дней. Когда ему покажется, что он готов, что он достаточно созрел для подходящего случая, мы создадим этот случай.

— Полагаете ли вы, что я сам должен в это вмешаться?

— Лично — нет. Жан Морейль не знает Обри. А ты ему знаком. И, по-моему, лучше не играть с огнем. Достаточно какого-нибудь слабого воспоминания, маленького контакта в памяти обеих личностей, и для нас все будет кончено.

— У нас есть противник…

— Человек, о котором говорил префект? Тот, кто наблюдает за тем, чтобы Фредди не скомпрометировал Жана Морейля? Я об этом думаю. Важно узнать, кто это, и действовать на его протеже без его ведома. Ты имеешь какое-нибудь понятие, кто этот скрытый ангел-хранитель?

— Никакого. Префект на эту тему был весьма лаконичен, а Обри не успел еще хорошенько обследовать ночную жизнь Ужа-Фредди.

— А Ява?

— Пока ничего о ней не могу сказать. Но с этой стороны я не предвижу препятствий. Это одна из тех девушек, для которых идеал — быть рабыней какого-нибудь циркового героя. Не думаю, чтобы ее интересовало преступное прошлое Ужа-Фредди или чтобы ей необходима была его незапятнанная честь. Скорее напротив…

— Было бы, однако, важнее, — сказала мадам де Праз, — чтобы Обри не держал ее в курсе своих намерений, и лучше пусть он действует тайком.

Лионель издали следил за танцующими Жаном Морейлем и Жильбертой. Его воображение рисовало ему синюю змею на руке обнимавшего ее молодого человека.

— Если б она знала! — прошептал он.

И Лионель представил себе Жана Морейля не в костюме от английского портного, а в фуражке, без воротника и галстука, в холщовых башмаках — того Жана Морейля, которого он видел крадущимся в темноте ночи. Светское танго превращалось в вульгарную пляску, Жильберта принимала образ Явы…

— Если б она знала! — повторил он, глядя на мать с выражением нездоровой радости.

— Будь покоен! — уверила мадам де Праз. — Она узнает!

Слушая эти слова, Лионель не мог оправиться от изумления.

— Но ведь вы ее любите! — воскликнул он.

— Конечно Но я прежде всего мать. А потом, разве я стараюсь не о ее счастье? Раз ответственность за ее будущее на мне, разве я могу отдать ее какому-то сумасшедшему который проводит ночи в кабаках?

Лионель сознавал, что это так, хотя все-таки был смущен той душевной легкостью, с какой мать приносит ему в жертву счастье Жильберты Он не сомневался в том, что она точно так же принесла бы ему эту жертву, если б Жан Морейль оказался совершенно безупречным. Перед ним был поразительный пример материнской любви, выродившейся в страсть, в которую некоторые женщины вносят всю неистовую пылкость, всю исключительность большой любви.

— Ты не танцуешь? — спросила мадам де Праз.

— Да… — ответил задумчиво Лионель. — Я вспомнил о том, что Жан Морейль обедает с нами. У меня больше не будет случая с вами поговорить до театра. Вы мне ничего не скажете по этому поводу? Я полагаю, что вы прибегаете тут к гамлетовскому приему?

Он улыбнулся своему удачному намеку.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вы не помните? Значит, вы подражаете Шекспиру, сами того не сознавая. Ну, maman, давайте обновим ваши классические знания… Гамлет подозревает королеву-мать и короля-отчима в том, что они убили короля-отца. Он приглашает их на импровизированный спектакль, в котором приезжие комедианты разыгрывают состряпанную им пьесу — пьесу воспроизводящую предполагаемое убийство. Королевская чета смущена, выдает себя; Гамлет, наблюдающий за ними, прикрываясь веером, испускает неистовые крики, и преступники обнаружены!

— Но в «Прокуроре Галлерсе» нет никакого убийства и ничего такого, что близко или отдаленно напоминает смерть твоей тетки…

— Да, но вы не поняли меня, не правда ли?

— Сказать по правде, вот почему я решила показать Жану Морейлю этот спектакль, изображающий его случай: я хотела знать, насколько глубоко это его волнует. Мне нужно определить, сильно ли мучает его вторая личность? Ибо нет сомнений в том, что он временами впадает в тревожное состояние. Эта задумчивость, мечты, не говоря уж об альбоме… Если обе его памяти хоть чуточку между собой сообщаются, как это иногда бывает, этот факт нам будет в высшей степени полезен…

— Для чего?

— Для… Ну, не станем разбирать всевозможных случайностей. Если они представятся, мы всегда успеем сделать из них надлежащие выводы. Строить предположения на предположениях мне всегда казалось разумным, но при условии, что останешься на намеченном пути и не теряешь времени на обдумывание всяких мелких «если». Впрочем, мы слишком долго болтаем, мой мальчик. Не надо давать повода к подозрениям. Иди танцевать, иди!