Питер Мэй - Человек с острова Льюис

Фин что-то достает из портфеля, чтобы показать мне. Он говорит, что это фотография. Большая, между прочим. Я вдавливаю донышко моей пивной бутылки в песок, чтобы она не упала, и беру снимок. Руки забинтованы, и мне немного неудобно.

— О! — поворачиваюсь к Фину. — Он цветной?

— Нет, мистер Макдональд. Возможно, вы его знали.

— Он что, спит?

— Нет. Он умер, — я смотрю на фото, Фин молчит. Как будто ждет, что я что-то скажу. — Это Чарли, мистер Макдональд?

Я громко смеюсь.

— Нет, это не Чарли. Откуда мне знать, как он выглядел? Дурачок ты!

Он улыбается, но как-то неуверенно. Не понимаю, почему.

— Смотрите внимательно, мистер Макдональд.

Я делаю, как он просит. Теперь я вижу не только цвет кожи, и эти черты начинают казаться знакомыми. Странно… Слегка повернутый в сторону нос, как у Питера. Маленький шрам на верхней губе в правом углу рта — у Питера был такой же. Он порезался об отбитый край стакана, когда ему было года четыре. Ах да! Шрам на левом виске. Как я его раньше не заметил?

Внезапно я понимаю, кто это, и кладу фото на колени. Смотреть на него я больше не могу. Я обещал! Поворачиваюсь к Фину:

— Он умер?

Он кивает, смотрит на меня очень странно.

— Почему вы плачете, мистер Макдональд?

Питер однажды тоже это у меня спросил.

Суббота была у нас лучшим днем. Днем свободы от бога, от уроков и от мистера Андерсона. Если у нас были деньги, мы могли пойти в город и потратить их. Не то чтобы у нас часто бывали деньги, но в город мы все равно бегали. Пятнадцать минут — и вокруг уже другой мир. Замок нависал над городом. Он стоял на огромной черной скале и бросал тень на сады внизу. По улицам ходило множество людей, они заходили в кафе и магазины. Машины и автобусы выбрасывал в воздух огромные клубы выхлопных газов.

У нас с Питером был свой маленький обманный бизнес. Мы шли в город с утра в субботу, надев самую старую одежду и ботинки, у которых отваливались подошвы. На шею Питеру я вешал картонную табличку с надписью «СЛЕПОЙ». Хорошо, что у нас было хоть какое-то образование и мы знали, как это писать! Мы тогда не представляли, что нам обоим придется однажды надеть на шею таблички. Питер закрывал глаза, клал левую руку мне на правое плечо и брал в свободную руку шапку. Так мы и ходили среди нарядной публики. Добрые горожанки всегда нас жалели. «Ах ты бедняжка!» — говорили они и, если нам везло, бросали в шапку шиллинг. Так мы смогли накопить на татуировку Питера. Для этого нам больше месяца понадобилось попрошайничать по выходным.

Питер сходил с ума по Элвису. Тогда о нем писали все газеты и журналы; вряд ли нашелся бы человек, который не знал бы его и не слышал его песен. В те годы, после войны, все американское считалось самым лучшим. До того, как мы начали копить на татуировку, мы ходили в «Манхэттен Кафе» рядом с кинотеатром «Монсеньор». Зал кафе был длинным и узким, разделенным на секции с диванами, как в американской закусочной. На стенах висели зеркала с гравировкой в виде небоскребов Нью-Йорка. Учитывая, как мы проводили остальные шесть дней недели, здесь для нас был рай. Здесь мы мечтали о том, как могла бы сложиться наша жизнь. Кофе или кока-кола — вот и все, на что у нас хватало денег. Но мы сидели, потягивая напиток, и слушали Элвиса из музыкального автомата.

Heartbreak Hotel, «Отель разбитых сердец». Это название навевало такие романтические образы! Улицы Нью-Йорка, неоновые вывески, над крышками люков поднимается пар. Бас-гитара отмеряет медленный ритм, на заднем плане слышится джазовое пианино. И этот глубокий, чувственный голос:

Тату-салон находился на Роуз-стрит, рядом с пабом для рабочих. Он занимал одну довольно убогую комнату, часть которой была отгорожена занавесом мерзко-зеленого цвета с обтрепавшимся краем. Пахло там чернилами и кровью. На стенах висели выцветшие рисунки и фотографии татуированных рук и спин. У самого мастера были татуировки на обеих руках: разбитое сердце, пронзенное стрелой; якорь; морячок Папай из мультфильма; женское имя Энджи, все в завитушках. Лицо у мастера было худое, с жесткими вьющимися бакенбардами. Остатки волос зачесаны назад, так, чтобы прикрывать блестящую, почти лысую макушку. Зато на шею спускалась роскошная грива набриолиненных завитков. Под ногтями у него я заметил грязь и испугался, что Питер подхватит какую-нибудь ужасную заразу. А может, это были просто чернила.

Не знаю, какие тогда были законы насчет татуировок. Скорее всего, делать наколку мальчику возраста Питера было просто нельзя. Но тату-мастера с Роуз-стрит такие вещи не волновали. Он очень удивился, когда мы потребовали татуировку с Элвисом Пресли. Сказал, что никогда таких не делал. Думаю, он воспринял это как своего рода вызов. Мастер назвал нам цену — два фунта; в те времена это было целое состояние. Наверное, он решил, что мы не сможем столько найти. Когда через шесть недель мы пришли к нему с деньгами, он, даже если удивился, никак этого не показал. У него был готов рисунок, снятый с фотографии в журнале. Под ним он написал название песни — «Отель разбитых сердец». Надпись выглядела как узкий флаг, развевающийся на ветру.

Работа заняла несколько часов. Было очень много крови, но Питер не произнес ни слова жалобы. По его лицу я видел, что ему больно, но он стоически терпел. Чтобы исполнить мечту, он пошел на муки. Я просидел рядом с братом весь день. Слушал жужжание машинки для татуировок, видел, как иглы вонзаются в плоть, как кровь и чернила выступают на коже, и восхищался мужеством Питера. Ради брата я был готов на все. Я знал, как он устает, как мучается из-за своей неполноценности. Но он никогда не злился и не ругался. Мой брат был хорошим человеком — гораздо лучше меня. Я всегда это понимал. Он заслуживал лучшей участи.

К концу работы рука Питера выглядела ужасно. Татуировки не было видно под кровью, которая уже начинала подсыхать, образуя корки. Мастер вымыл руку водой с мылом, вытер бумажными полотенцами, потом наложил повязку и закрепил ее английской булавкой.

— Через пару часов сможешь снять, — сказал он, — регулярно мой татуировку, а потом прикладывай салфетку. Только не три! Чтобы рана хорошо заживала, нужен воздух, так что не закрывай ее.

Потом дал мне баночку с желтой крышкой.

— Это мазь для татуировок. Втирай в рану после каждого мытья — немного, только чтобы увлажнить. Тогда корочка не образуется. А если все-таки появится, ее нельзя срывать, а то чернила с ней уйдут. Кожа будет заживать, и образуется мембрана, которая потом сойдет. Если все делать правильно, заживет недели через две.