Дарья Дезомбре - Ошибка Творца

Впрочем, даже не видя общей картины, ясно одно: на уровне генетики наше отличие от любого из мутантов — тех же сиамских близнецов — мизерно, почти незаметно. Маленький сдвиг, крошечный узелок в огромном генетическом полотне наших ДНК. Сдвиг столь несущественный, что возвращает нас к вопросу: где норма? От чего отталкиваться ученым, описывая патологию? Ответ на этот вопрос пугающе прост: нормы не существует. Нет в природе понятия «палата мер и весов». Нет, по аналогии с идеальным метром и килограммом, единственно «правильного» человека. Мы все мутанты. Просто некоторые больше, чем другие.

— Он умер, Андрей. Профессор Кононов. — Маша вздохнула.

Они сидели на крыльце на дачке. Воздух был тих, пахло медовой травой и дымом. Из ближайшей канавы концертировали лягушки. Голова Раневской лежала у Маши на коленях. Они отужинали, и пес с Андреем находились в отличном расположении духа: желудок полон, Маша рядом — чего еще желать? Одна Маша все никак не приходила в состояние нирваны.

— Понимаешь, — говорила она, гладя с нажимом лобастую башку Раневской, — у мужа — алиби. Он весь день сидел на съемках на Новоастаповской. У любовника — алиби. Он репетировал новый спектакль в Таллине. Есть еще министр — ее проверим, конечно, но я, честно говоря, доверяю суждению твоего «кузнечика»: не стала бы она рисковать своей карьерой. Будь у них более серьезные отношения, и то не факт. Ну и последний из подозреваемых, профессор, умер пару месяцев назад. Тут тоже алиби — не подкопаешься.

— Как ты вообще поняла, что у нее с профессором был роман? — Андрей с видимым удовольствием вытянул ноги, подвинув разлегшегося Раневскую.

Маша пожала плечами:

— Полгода назад Алиса вышла замуж за своего продюсера. И тогда Кононов посылает ей СМС «будь счастлива» — типичное «как дай Вам Бог любимой быть другим», проходит несколько месяцев, и тут такое — «дрянь, будь проклята!» — в общем, страсть. Разве нет?

Андрей кивнул:

— Наверное. Думаешь, узнал, что Алиса крутит роман с молодым режиссером?

Машина рука на секунду замерла на голове у Раневской, и тот сейчас же распахнул карий и очень наглый глаз. Маша улыбнулась и продолжила сеанс ежевечерней глажки.

— Вряд ли. Подумай: «Я знаю, что это сделала ты!» Если бы речь шла о романе, он бы написал: «Я знаю, что ты делаешь» — в смысле, мне изменяешь. А тут речь скорее о каком-то событии, о котором никто не догадывался, что это вина Алисы, а Кононов узнал и был в ужасе.

— А отчего он умер-то?

Маша усмехнулась:

— Ничего подозрительного. Острая сердечная недостаточность. Профессору было около семидесяти. Слабое сердце. Инфаркт.

— Около семидесяти? — поднял бровь Андрей. — Ничего себе! Девушка не промах: трое любовников, причем заметь — трех возрастных категорий. Может, там еще кто-нибудь имеется, стоит только покопать?

— Может, — задумчиво кивнула Маша. — Но мне все-таки интереснее покопаться в истории с Кононовым.

— Так сходи завтра в театральный да и выясни там на месте. Все равно, похоже, следствие зашло в тупик? — Он взял и поцеловал ее в ладонь, оторвав от жесткой башки Раневской. — Да, я ревную к собаке! — ответил он на ее иронично поднятую бровь и кивнул распахнувшему в возмущении глаза псу. — И кто меня осудит? Ты его гладишь уже час как! Вспомни, когда ты последний раз так гладила меня?

Маша расхохоталась и встала, потянувшись, со стула:

— Ладно, пойдем спать!

И, уходя с террасы, услышала, как Андрей заявляет Раневской:

— Без тебя, дружок, без тебя!

А на следующее утро его ждал сюрприз. Дело о скандальном телеведущем криминальной хроники Ираклии Джорадзе. Андрей мрачно смотрел на лежащую на обширном столе непосредственного начальника, полковника Анютина, тоненькую папку с делом, переданным на Петровку вчера вечером. За тем его и вызвали в кабинет к руководству.

— Значит, так, капитан: актрису оставишь Каравай. А у нас тут нечаянная радость — еще одна знаменитость. Везет тебе, Яковлев, сплошной гламур: подающая надежды актриса, ведущий центрального телеканала. Цветы и поклонники. Покрутишься среди звезд, пообтешешься, чем плохо?

Анютин чуть ли не ворковал, тот еще сказочник. Ему ли не знать: ничего хуже, чем убийство знаменитости, нет. Круг подозреваемых расширяется до бесконечности, включая тысячи полубезумных фанатов, пресса лезет под руку, бывшие жены, друзья и любовницы пользуются кончиной, чтобы порассказать небылиц, — а ты проверяй. Андрей взял папку, поднял мрачный взгляд на Анютина:

— Дело, как я понимаю, на особом контроле?

— Правильно понимаешь, — резко сменил интонацию Анютин. «Вот по кому театр-то плачет!» — подумалось Андрею.

— Тут же криминальная хроника, капитан.

— Ах да! — еще больше помрачнел Андрей. Еще и криминальная хроника. Полный набор. Он встал и, коротко кивнув, вышел.

В кафе на сороковом этаже было шумно — очевидно, никого не смутило недавно произошедшее тут убийство. А может, напротив — именно поэтому все и набежали: офисный планктон решил пощекотать себе нервы. Андрей неприязненно оглядел местную публику: классические серые и темно-синие костюмы, белые и голубые рубашки, гладко выбритые лица, запах дорогих одеколонов. Андрей прикинул, стоит ли выходить на закрытую ныне для посетителей террасу — осматривать подпиленный участок в ограждении? И решил — не стоит. Как свидетельствовали показания директора заведения, на террасе камер не было. И, похоже, преступник это отлично знал. Криминалисты уже высказали предположение: пластик, скорее всего, покромсали специальным ножом для резки оргстекла и пластмассы. Такой можно купить в любом из магазинов для рукастых и хозяйственных мужчин и подготовить территорию заранее — в дождь, к примеру, когда терраса совсем безлюдна.

Андрей приметил нужного ему официанта и сделал знак рукой. Полный, с виду похожий на сонного медвежонка малый неожиданно быстро принес меню. Андрей рассеянно заглянул внутрь: «Домашние сырнички с бабушкиным вареньем». И сразу же с отвращением закрыл. Как он уже понял, меню модных столичных ресторанов характеризовались двумя типами блюд. Первые были непроизносимыми, к примеру: «Глазурированный сибас в конфи из фенхеля и спаржи». Ты смутно представляешь, что заказываешь, платишь втридорога, за эти деньги еще и чувствуя себя провинциальным идиотом. Вторые играли на народности и ностальгии по детству, без конца сюсюкая со своими клиентами: «Нежные котлетки, как у мамы», «Щички, как у бабки» и так далее. И ничего, что бабка померла еще до вашего рождения, а мать была алкоголичкой — кого это волнует? Приторная интонация прилипала к губам, но Андрей еще помнил, что его бабушка никогда не варила варенья, а мама если и делала сырнички, то те вечно разваливались на сковороде и подгорали.