Жорж Сименон - Вдова Кудер

Накрыли скатерть, принесли стулья.

— Они забили кролика, — произнесла Тати, не спускавшая с них глаз.

Они сосредоточенно поедали кролика, но тем не менее не могли временами удержаться, чтобы не бросить короткий взгляд на окно Тати. Из них только Эжен пользовался перочинным ножом, разрезая мясо. Амелия привезла огромный кремовый торт.

В тот момент, когда она не без гордости начала разрезать его на части, по поверхности воды пробежал легкий ветерок, а затем деревья задрожали так, что посыпались листья. Скатерть вздулась. Упали первые капли дождя.

Жан от души расхохотался. Забавно было наблюдать, как все вскочили, как Амелия спасала свой торт, как Дезире, не зная, что делать, искал свой пиджак, оставленный в доме.

Всю вторую половину дня моросил мелкий дождик, и им пришлось перебраться на кухню, где они расположились полукругом перед открытой дверью. В пять часов Амелия с мужем и сыном уехала. Им дали старый зонтик, под которым они, прижавшись друг к другу и наклонив вперед головы, пошли на шоссе.

Но все-таки, придет ли сегодня Фелиция?

Вдали слышались разрывы петард, иногда ветер доносил звуки шарманки.

— Я же забыла, что сегодня там гулянка, — произнесла Тати, взглянув на Жана. — Наверное, будут тир, карусель, музыканты, танцы.

Потому-то Фелиция и крутилась так долго около своей двери, часто поглядывая на дом Тати. Наконец она надела старый клеенчатый плащ с капюшоном и направилась в деревню. Она шла на танцы и, видимо, надеялась, что Жан тоже придет.

Вместо этого он месил грязь на еще мокром после дождя дворе и, едва закончив чистить клетки и кормить живность, со злобой посмотрел на то место, куда Фелиция приходила к нему на свидания. В ту же секунду, как наваждение, раздался голос Тати:

— Жан! Жан! Ты что делаешь?

Сырой ночной воздух доносил разрывы петард, которые он слышал, лежа в кровати. Он даже видел огни скромного фейерверка и слышал далекие звуки кларнета, скрипки и рояля.

Следующие два дня обошлись без дождя. Сначала погода долго восстанавливалась — небо было сине-зеленым, а поверхность воды в канале по-прежнему рябило. Но листва постепенно высыхала. Можно было ожидать, что лето начинается вновь, но после полудня вдали снова послышались раскаты грома.

Фелиция пришла в понедельник. К вечеру прекратился дождь, ливший весь день. Сено издавало сильный аромат. Жан был в плохом настроении.

— Ты ходила на танцы? — спросил он, пытаясь найти ее на ощупь в темноте. — В котором часу ты вернулась?

— Не помню. После полуночи.

— С кем ты танцевала?

— Со всеми ребятами.

— А ничего другого ты не делала?

Она засмеялась, не ответив. Ему было не по себе. Она представляла себе, каково ему.

— Ты ревнуешь? Нельзя так…

И она протянула ему свои влажные губы.

После того как ему приснилась их первая близость, он больше не испытывал наслаждения от объятий. Ведь тогда это произошло так естественно. И теперь они вновь искали то место. Фелиция расположилась на сене.

— Постой… Вот… Теперь давай… Не сжимай меня так сильно…

Как-то Зезетта, вздохнув, сказала ему:

— Мне здорово повезло! Я думала, что ты простой альфонс, а оказалось — нормальный мужик.

Потому что он был ревнив! Потому что он не позволял ей платить, когда они где-то бывали вместе! Потому что он упорно пытался ее содержать, хотя и был не в состоянии!

— Ты вчера ни с кем?.. — шепотом спросил он у Фелиции.

— Да нет же! А что?

Не надоело ли ей приходить к нему каждый вечер к восьми часам? На следующий день она спросила:

— Ты действительно собираешься надолго остаться здесь?

— А что? — в свою очередь спросил он.

Они мало говорили, но для них и этого хватало, потому что разговор, как правило, не клеился.

— Не знаю. Мне бы хотелось жить в городе или в каком-нибудь пригороде Парижа. Иметь маленькую трехкомнатную квартирку, где можно чувствовать себя спокойно. И работу, где каждую субботу выдают зарплату.

Это было приглашение? Он не ответил. Все его раздражало, тревожило, вплоть до некоторых неожиданных подробностей.

— Нет… Оставь меня. Сегодня нельзя.

Может быть, для нее все это было просто возможностью затихнуть в его объятиях, прижаться в темноте к его щеке и тихо шептаться?

— Мне пора домой. Если завтра мы не увидимся, то это из-за отца.

К Тати приехал врач и посмотрел на Жана, удивляясь, что тот еще здесь.

— Ей хуже?

Врач пожал плечами.

Целый день Жан месил во дворе грязь в старых сабо Кудера, которые были ему велики. Земля была размокшей, влажной. Жан перепачкался с головы до ног. Собравшись перегнать коров на новое место, он укрыл мешком голову и плечи. По пути он с трудом различил Фелицию за спиной Франсуазы, которая неподвижно стояла на пороге своего дома.

Тати забеспокоилась. Ей нужно было периодически видеть Жана для собственного спокойствия, и, как только он вернулся, она пристально посмотрела на него, словно ища на его лице признаки катастрофы:

— Тебе не надоело? Зря ты остался в деревне, а?

— Напротив. Мне никогда еще не было так хорошо.

Он произнес эти слова мрачным голосом, потому что отныне это было неправдой.

— Знаешь, о чем я иногда думаю? Только не сердись. Для нас обоих было бы лучше, если бы ты был настоящим югославом. Ты не помнишь? Я спросила тебя, француз ли ты. Подумала, что ты югослав или что-то в этом роде. А когда ты сказал, кто ты, я тебе не поверила.

Она вновь вернулась к своей идее:

— Удивительно, что твой отец не приехал.

И следом с какой-то подозрительностью добавила:

— Ты уверен, что он не приезжал? Я написала во Вьерзон одному нотариусу, адрес которого нашла в газете. Чтобы узнать, как начать дело с домом.

В точности как Зезетта, заявившая в один прекрасный вечер:

— Я нашла квартирку.

И он должен был ее снять! И эта квартира стала как бы отправной точкой всего, что случилось позже, ибо он должен был занять денег в тот же день!

— У нас будет свое гнездышко, как ты хотел.

— Да. У нас будет свой уголок.

Фелиция же мечтала о трехкомнатной квартире в городе!

Целыми днями Тати строила планы, каким образом навсегда отстранить Франсуазу вместе с Фелицией!

А он с утра до вечера крутился среди вещей, которые уже приобрели для него значение воспоминаний, — календаря, печки, которую он разжигал каждый день, стола, на который из окошка с маленькими стеклами падал солнечный свет, фотографии Кудера и его покойной жены.

Все было бы так просто! Они жили бы здесь втроем или даже вчетвером, ведь у них родился бы общий ребенок. Ее ребенок не стеснял бы его. Его даже не интересовало, от кого он был. Он просто был бы частью окружающей обстановки, как он себе ее вообразил. Пусть будет и Кудер в крайнем случае! А почему нет?