Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1870 – 1874

– Так, – Путилин опустился на кресло, – значит, Мария Сторман по воле случая вернулась назад.

– Так точно, Вашбродь, – полицейский стоял, выпятив грудь вперед.

– Молодца, – начальник сыска похвалил городового, – значится, свидетелей нет, кроме профессора?

– Так точно, я со всеми имел беседы, но никто ничего более не видел.

– И то хлеб, – потом повернул голову к Жукову, – поезжай и осмотри еще раз флигель. А ты можешь быть свободен, – задумчиво обратился к городовому, тот повернулся и пошел к выходу.

Агенты, оставленные на месте убийства, занимались переписью вещей, заложенных в кассе, и сопоставляли их с канцелярской книгой. По приезде Жуков убедился в аккуратной педантичности отставного капитана, который действительно имел две книги: одну – основную и вторую – на всякий непредвиденный случай. А вдруг что случиться?

При проверке оказалось, что они обе со всеми листами, которые господин Суров не только пронумеровал, но и в них острым шилом сделал отверстие, продел сквозь него нить, на последней странице приклеил ее к переплету и оттиснул печатью, чтобы листы были в целости и сохранности. К делам отставной военный подходил с особой тщательностью. Закладных вещей хоть и было в достатке, но разобраться с ними не составляло труда, уходило больше времени на писанину.

– Как продвигается работа? – улыбающийся помощник начальника сыска вошел в кабинет убитого.

– К полуночи закончим, – поднял голову, сидящий за столом хозяина ссудной кассы, агент Милованов, голубоглазый мужчина лет сорока, оставленный сегодня старшим.

– А где личные бумаги?

– Вот они, – старший агент опустил руку на стопку бумаг справа от себя.

– Я не помешаю, если ими займусь? – с хитринкой произнёс Жуков.

– Нет, – проскрипел сидящий за столом, – буду только рад.

О дотошности Милованова в сыскном ходили небезосновательные слухи, если он брался за дело, то доводил до конца, чем бы оно не заканчивалось и самое главное, что он не терпел, когда его отвлекают, либо хуже того «путаются под ногами», как он заявлял с ворчанием. Легендарное усердие.

Взяв бумаги, Михаил удалился в комнату, где вчера лишился жизни хозяин. Там на стуле устроился изучать архив господина Сурова. Переписки было немного: с десяток писем от родственников из Москвы, в которых становилось ясно – почему он продал имение и переехал в столицу, по книге расходов можно было судить о его тратах вплоть до копейки. Нет, хозяин ссудной кассы не был прижимист. Как вначале показалось, судя по покупкам не только газет, но и новых выходящих в свет книг, посещению театров, в Александринском он даже абонировал на год ложу.

Воротились на Офицерскую уже поздно, когда часы в кабинете Путилина начали отбивать полночный час. Приехали хоть голодные и уставшие, но с чувством, что выполнили всю работу на сию минуту.

Сам начальник сыска был у себя, по лицу было заметно, что с нетерпением ждал, работая над старыми делами, которые по недостатку улик, показаний не смогли довести до конца. Они являлись напоминанием, что преступник где—то ходит и творит черные дела.

Иван Дмитриевич отложил в сторону бумаги.

– Вот, что, господа, – произнёс он, – я вижу по вашим лицам, что вам требуется отдых. Сегодня можете быть, свободны. Завтра же в восемь часов жду вас всех.

Остался только Жуков.

– А ты что? Не устал?

– Всего от сидения ломит, – признался Михаил, – но вот что беспокоит…

– Опять своего конька оседлал.

– Иван Дмитрич, – обижено отозвался помощник, – я ж с делом. Вот наш господин Суров, – и вкрадчиво начал рассказывать, боясь, что начальник его прервет и отошлет до утра, – похоронил обожаемую жену, продал имение, как писал родственникам, что слишком напоминает о раноушедшей Сонечке и, чтобы не лишиться рассудка от горя в одиночестве, решил сменить свое проживание. Он почти год колебался, не жил, а существовал, как выразился в одном неотправленном письме, и наконец, когда решился, да к тому же представился случай, продал с потерей денег все хозяйство и к октябрю он подыскал подходящее жилье в столице. До переезда на Вознесенский он жил в гостиницы «Демут», что на Мойке.

Путилин кивнул, мол, знаю, где находится это четырехэтажное здание, кстати, не очень дешевое для проживания провинциала..

– Флигель на Вознесенском он нашел сам, сам же решал вопросы с хозяином господином Шелгуновым, сам же нашел кухарку с рекомендательным письмом. Открыть ссудную кассу он решил еще до отъезда из Княжества, денег хватало, своих наличных было около десяти тысяч и те двадцать три, что принесла продажа имения. Убитый не стал сорить деньгами, но жил в свое удовольствие. Даже абонировал ложу в Алексанринском театре, много читал, хотел быть в курсе всего.

Знакомых, как таковых, в столице у него не было, за три месяца не обзавелся. Скорбил по жене, поэтому даму сердца не имел. Вот и вся по сути жизнь.

– Не вся, – в размышлении произнёс Путилин, – стол, накрытый в задней комнате, говорит о знакомце. С простым посетителем убитый не стал бы распивать вино.

– Это верно, Иван Дмитрич, – нахмурил брови помощник, – не знакомец, а человек часто пользовавшийся услугами господина Сурова, поэтому его и встретил убитый с таким радушием.

– В этом может ты и прав, – постукивая указательными пальцами по носу, сказал начальник сыска, – а что в книгах? Встречаются часто одни и те же фамилии?

– Вот здесь я только могу развести руками, – с тяжелым вздохом выдавил из себя Михаил, – встречаются фамилии не более двух раз.

– Да, – хлопнул руками по подлокотникам, – на сегодня хватит, иначе завтра будет не до розыска. Все, Миша, домой.

Иван Дмитриевич резко пробудился ото сна, словно кто—то незримый толкнул в бок. Открыл глаза, с минуту полежал, не моргая и рассматривая непроницаемую темноту. Тяжело сопя, поднялся на ноги.

Начинался новый день, впереди ждало вчерашнее дело, которое только– только начало вырисовываться. Он и засыпал с мыслью о нем и, проснулся, размышляя о том, что сегодня предстоит сделать до прихода черной ночи.

Без четверти восемь начальник сыска сидел в кресле, кабинет еще как следует не прогрелся и было зябко, но не хотелось подниматься, чтобы накинуть на плечи шубу. Заботило другое, не связанное со своим бренным, убийца ведь на свободе.

Вслед за Жуковым вошли агенты, вчера составлявшие на квартире убитого необходимые для следствия бумаги и опрашивавшие всех жильцов дома господина Шелгунова.

– Чем порадуете, молодцы? – обратился к вошедшим Иван Дмитриевич.

Милованов кашлянул, поднеся кулак к губам.

– Свидетели, если можно назвать профессора Володина, который видел человека в меховом пальто темного цвета и шапке, при встрече опознать не сможет, так как во дворе одна газовая лампа и та светила в глаза. Помимо этого составлена опись вещей, сданных в залог, она же сопоставлена с записями в книге, в которой убитый вел учет. Доподлинно установлено: отсутствуют кольцо с бриллиантами, золотая табакерка с вензелем, украшенным драгоценными камениями, и брошь с большим сапфиром и облигация государственного внутреннего займа за номером 095599. Все могло легко поместиться в кармане. Кроме вышеуказанного пропали деньги, суммой тридцать одна тысяча восемьсот девяносто три рубля. По тому, как лежали бумаги, письма, можно сказать – их не трогали, с аккуратностью перевязаны лентами, а убийца, когда наносил ножом удары по господину Сурову, порезал правую руку и все, к чему он прикасался, измазано кровью.