Фредерик Тристан - Загадка Ватикана

Когда дворец Преисподней превратился в сплошные развалины, Базофон очутился снаружи, возле входа в грот Элеазара, куда привел его колдун Симон. Он понял, что все, им пережитое, было грандиозным обманом, кроме физической силы, которую даровал ему Сатана и которая так удачно возместила утрату палки плотника Иосифа.

— Да, — сказал он, — я не совсем напрасно потерял время.

И, особенно не задумываясь, что будет делать дальше, он отправился в таверну, где оставил прекрасную Елену. Последняя, будучи убеждена, что больше никогда не увидит юношу, очень удивилась и в первую минуту подумала, что к ней явился призрак. Испугавшись, она убежала в соседнюю комнату, где после трудов неправедных отдыхал Симон. Разбуженный криком жены, он проснулся и только успел поднять голову, как вошел Базофон.

— Вот это да! — сказал он. — Ты вернулся?

— Ты хотел обмануть меня, старая скотина! — вскричал сын Сабинеллы.

— Обмануть тебя? Храни меня бог! Что ты хочешь этим сказать?

Но, не в силах сдержать свой гнев, Базофон схватил колдуна, словно тот был соломенным манекеном, и бросил. Ударившись головой о стену, тот потерял сознание. А Базофон оборотился к Елене и сказал:

— Ты имела дерзость посмеяться над светочем Фессалии. Ты меня послала в когти Сатаны. Признайся, что он твой владыка!

Парализованная страхом, она съежилась и ничего не отвечала. Тогда Базофон схватил ее за руку, притянул к себе и сказал, вынуждая смотреть на него:

— Чары твоего тела пострашнее, чем чары Симона. Мне следовало бы изуродовать тебя навеки. Но, как Иисус простил Марию Магдалину, покровительницу плотников, так и я готов забыть твой проступок, если ты откажешься от Ада, с которым вошла в сделку.

— Как могу я это сделать? — спросила Елена, отворачивая глаза.

— Оставь Симона и следуй за мной.

Распутница подумала, что он хочет ею обладать. На этом поприще она чувствовала себя гораздо более уверенно и сразу приободрилась.

— Ты думаешь, тебя мне будет достаточно? — спросила она, гримасничая.

Юноша увидел, что она неправильно его поняла. Он сильно ее тряхнул и сказал таким грубым голосом, что она побледнела:

— Жаба зловонная, как я сожалею, что соблазнился твоим телом! Я был тогда наивен и не сумел противостоять твоим колдовским чарам. Но теперь я понимаю, кто ты такая! Ты будешь моей служанкой и не больше.

— Твоей служанкой! Я — служанкой! — вскрикнула она, преодолевая испуг. — Да лучше умереть!

В этот миг колдун Симон очнулся от обморока, и Базофон подошел к нему, лежащему на плиточном полу. Он сразу же спросил, не давая ему использовать свои колдовские чары:

— А ты, старый бурдюк с вонючими ветрами, куда ты спрятал моих спутников?

И так как Базофон стал оттягивать Симону уши, тот решил, что будет лучше, если он скажет правду.

— Они в пещере, где когда-то Корастен прятал свое сокровище.

— Не вздумай меня обманывать и не проделывай свои колдовские фокусы, иначе я сломаю тебе руки.

Одним рывком он поставил колдуна на ноги и, закрутив ему руки за спину, толкнул вперед.

— Веди меня к этой пещере — и быстро!

Пришлось подчиниться. Симон кипел от ярости, так как он мог вершить свое колдовство, только глядя жертве в глаза. Вскоре они уже подошли к двери, за которой были замкнуты Гермоген и Брут.

— Вы здесь? — спросил Базофон.

— Отворяй быстрее, ибо нам не хватает воздуха, и на нас напали крысы.

Одним ударом плеча сын Сабинеллы вышиб дверь, как будто это был лист пергамента. Потом, не отпуская Симона, он сказал своим спасенным спутникам:

— Я попался на удочку этой твари. Он свирепее гиены и лицемернее змеи, но мужества у него не больше, чем у слизняка. Брут, завяжи ему глаза, ибо он колдует с их помощью. А вы, мой хозяин, скрутите ему ноги, пока я займусь руками.

В один миг колдун превратился в беспомощный сверток, лежащий на полу пещеры Корастена. И тогда, оборотившись к Елене, Базофон ей сказал:

— Ты отдалась мне, чтобы меня обмануть. Но тем не менее отныне ты мне жена, и так я буду к тебе относиться.

— Я тебе не служанка, и не жена! — воскликнула коварная женщина. — Я принадлежу только Симону!

И прежде чем ее успели остановить, она бросилась к колдуну и сорвала с его глаз повязку. Оттуда сразу же вылетели два языка пламени, один из которых лизнул Брута, и тот превратился в осла, а другой — Гермогена, принявшего облик попугая. Потом налетел могучий порыв ветра, он закрутил Базофона в вихре и унес его очень далеко, при этом в воздухе гремел свирепый голос колдуна:

— Елена — моя!

Когда буря утихла, сын Сабинеллы обнаружил, что сидит на берегу моря. Вдали виднелся порт Селевкии. Он протер глаза, уверенный, что все это ему приснилось. Но рядом с ним, твердо упираясь четырьмя ногами в песок, стоял в выжидательной позе серый осел, на спине которого, словно на насесте, сидела нахохлившаяся птица в ярко-красном оперении.

— Это неправда! — воскликнул юноша, одним прыжком вскакивая на ноги.

— Нет, это правда, — возразил попугай. — И ты во всем виноват. Зачем тебе нужна была эта Елена?

Римский комиссар, взявшийся расследовать исчезновение профессора Стэндапа, был когда-то капитаном карабинеров. С тех пор он сохранил довольно элегантную военную выправку и своеобразную манеру разговаривать — все это странным образом вступало в противоречие с его маленьким ростом и лицом дамского парикмахера. Нунций Караколли пригласил его в салон клуба «Agnus Dei», где его также ожидали Адриан Сальва и отец Мореше.

— Ваше преосвященство, и вы, преподобный отец, а также вы, достопочтенный профессор, разрешите заверить вас в моем самом глубоком уважении. Не впервые — и я этим горжусь — я отдаю в распоряжение Святого Престола свои скромные способности, за которые я получил звание командора. Неразглашение тайны, умение, эффективность — вот мой девиз, который, как всем известно, был также девизом кондотьера Коллеоне, который всегда служил мне образцом для подражания и которого я считаю своим учителем, хотя он был падуанец, а я родился в тени Везувия. Словом, эта работа для меня привычна.

— Командор, — начал нунций, — мы хорошо знакомы с вашим начальником, министром Бертолуччи, святым человеком, который к нам очень привязан. Мы очень желали бы, чтобы расследование было проведено как следует. Именно поэтому выбор нашего друга Бертолуччи пал на вас. Ибо в конечном счете мы не знаем, что произошло с профессором Стэндапом и, возможно, беспокоимся понапрасну. А газеты очень падки до вульгарных сенсаций, не так ли?